Блок. Эпитафия Фра Филиппо Липпи... Прочтение
Эпитафия сочинена Полицианом и вырезана на могильной плите художника в Сполетском соборе по повелению Лаврентия Великолепного.
Здесь я покоюсь, Филипп, живописец навеки бессмертный,
Дивная прелесть моей кисти – у всех на устах.
Душу умел я вдохнуть искусными пальцами в краски,
Набожных души умел – голосом бога смутить.
Даже природа сама, на мои заглядевшись созданья,
Принуждена меня звать мастером равным себе.
В мраморном этом гробу меня упокоил Лаврентий
Медичи, прежде чем я в низменный прах обращусь.
17 марта 1914
В черновиках – только варианты еще больших восхвалений.
А.А. Блок. «Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ»:
«
Здесь я покоюсь, Филипп, ( ) слава
Дивную (прелесть) моей каждый ( ) руки
Душу умел я (сообщить) искусными пальцами краскам
Души ( ) голосом бога смутить
Даже природа сама ( )
Равным признала меня в творческом ей мастерстве.
Варианты:
Душу умел я (сообщать) искуссными пальцами краскам
Набожных души умел голосом бога смущать
Даже природа сама, на мои образа заглядевшись,
Принуждена меня звать – мастером равным себе.
»
Вспомним Пушкина: «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…»
«Прямой прототипический источник пушкинского поэтического текста — знаковая ода Горация «Exegi monumentum», которая, в свою очередь, опирается на текст, созданный неизвестным автором в рамках древнеегипетской литературной традиции: он получил два названия — «Похвала писцам» и «Памятник нерукотворный». В русской литературе эпохи господства догм классицизма с опорой на оду римского поэта была сформирована традиция стихотворений-«памятников», которые поочерёдно создавались такими авторами XVIII столетия, как Михаил Васильевич Ломоносов, Гавриил Романович Державин, Василий Васильевич Капнист, Александр Христофорович Востоков и С. А. Тучков, каждый из которых по-своему перерабатывал и переосмыслял заданные в Античности мотивы памяти о поэте.»
Википедия.
(В веке XX традицию поддержал, например, Валерий Брюсов:
«
Преисполнись гордости…
Гораций
Мой памятник стоит, из строф созвучных сложен.
Кричите, буйствуйте, — его вам не свалить!
Распад певучих слов в грядущем невозможен, —
Я есмь и вечно должен быть.
И станов всех бойцы, и люди разных вкусов,
В каморке бедняка, и во дворце царя,
Ликуя, назовут меня — Валерий Брюсов,
О друге с дружбой говоря.
В сады Украйны, в шум и яркий сон столицы,
К преддверьям Индии, на берег Иртыша, —
Повсюду долетят горящие страницы,
В которых спит моя душа.
За многих думал я, за всех знал муки страсти,
Но станет ясно всем, что эта песнь — о них,
И, у далеких грез в неодолимой власти,
Прославят гордо каждый стих.
И в новых звуках зов проникнет за пределы
Печальной родины, и немец, и француз
Покорно повторят мой стих осиротелый,
Подарок благосклонных Муз.
Что слава наших дней? — случайная забава!
Что клевета друзей? — презрение хулам!
Венчай мое чело, иных столетий Слава,
Вводя меня в всемирный храм.
1912 г.
»)
Здесь мы имеем аналогичный вариант. Только Блок не стал добавлять российских реалий типа «ныне диких тунгусов», как у Пушкина, или «садов Украины» у Брюсова. Ну и укрылся за чужим именем – за двумя, за тремя! – самого Липпи, его друга Полициана и Лаврентия Великолепного.
Но авторское “я” – прозрачно:
Дивная прелесть моей кисти – у всех на устах.
Душу умел я вдохнуть искусными пальцами в краски,
Набожных души умел – голосом бога смутить.
Чуковский Корней. Александр Блок:
«
[1921 год]
…Когда мы были в Москве и он должен был выступать перед публикой со своими стихами, он вдруг заметил в толпе одного неприятного слушателя, который стоял в большой шапке-ушанке неподалеку от кафедры. Блок, через силу прочитав два-три стихотворения, ушел из залы и сказал мне, что больше не будет читать. Я умолял его вернуться на эстраду, я говорил, что этот в шапке — один, но глянул в лицо Блока и умолк. Все лицо дрожало мелкой дрожью, глаза выцвели, морщины углубились.
– И совсем он не один, – говорил Блок. – Там все до одного в таких же шапках!
Его все-таки уговорили выйти. Он вышел хмурый и вместо своих стихов прочел, к великому смущению собравшихся, латинские стихи Полициана:
Кондитус хик эго сум пиктуре фама Филиппус,
Нулль игнота меэ грациа мира манус..
»
…«вместо своих стихов»… Да ему было всё равно, на каком языке написаны слова, что «даже природа сама… Принуждена меня звать мастером равным себе».
Из Примечаний к данному стихотворению в «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах» А.А. Блока:
«
– Эпитафия – надпись на надгробной плите, либо короткое стихотворение, посвященное умершему. Увлечение латинским и греческим языками было характерно для Флоренции XV в., где тогда "начинали писать на самом чистом латинском языке, предъявляя к тому, что писалось, требования языка Цицерона" (Зайчик Р. Люди и искусство итальянского Возрождения. С. 146). Автор данной эпитафии, итальянский писатель-гуманист Анджело Полициан (1454-1494), хорошо знал латинский и греческий языки и античную литературу.
– Филиппо Липпи (ок. 1406-1469) – итальянский живописец позднего средневековья. Еще ребенком осиротел и был отдан в монастырь, где получил имя фра Филиппо ("фра" значит "монах", буквально – "брат"). Творил во Флоренции во время правления Козимо Медичи.
– «Дивная прелесть моей кисти – у всех на устах.» – Филиппо Липпи обладал во Флоренции славой одного из лучших мастеров небольших композиций. Он, отмечает Р. Зайчик, "всюду пользовался большим почетом": "Когда Лоренцо де Медичи от правил послов в Сполето, чтобы потребовать останки Филиппо Липпи для погребения их во флорентийском соборе, жители Сполето настаивали на том, чтобы они остались у них, так как они имеют мало знаменитых людей. Флоренция же обладает ими во множестве" (Зайчик Р. Указ. соч. С. 133).
– «В мраморном этом гробу меня упокоил Лаврентий // Медичи... – Лоренцо Медичи, прозванный Великолепным (1449-1492), внук Козимо Старшего, увековечил свое имя как государственный человек, как поэт и как влиятельный и щедрый меценат, покровитель наук и искусств. "Филиппо Липпи, любимому живописцу своего деда, Лоренцо ( ... ) велел поставить на свой счет гробницу в Сполето ... " (Зайчик Р. Указ. соч. С. 194; о Лоренцо Медичи см.: Там же. С. 85-197). Именно по просьбе Лоренцо его друг Полициан сочинил эпитафию.
»
Свидетельство о публикации №223031900785