Девширме

626 год нашей эры, Чёрное море, Северо-Западный Крым, близ нынешнего поселка Черноморское.


Вардан с Прокопием вышли на палубу. Корабль медленно подходил к развалинам – в древности тут стоял город Калос Лимен – Прекрасная гавань, но сейчас это были только прямоугольники разрушенных строений. На большой открытой площадке толпились люди, в стороне держался отряд закованных в броню всадников. От отряда отделилось трое воинов, и вскоре они подъехали к самой границе суши и заросшего камышом песчаного берега.
Корабль остановился, капитан со скучающим видом ожидал распоряжений Вардана.

Охрана посольства была уже наготове, Гундемир с Теодорихом держали большие щиты, Сандалф взял лук, и натянул тетиву.

Вардан с Прокопием подошли к борту, вгляделись в переговорщиков.
Всадники были в полной пластинчатой броне, шлемы с закрывающими лица личинами были богато украшены серебром, маски изображали людей с густыми бородами.
Шевеление на берегу разом утихло, корабли понемногу сносило к толпе на площади.

– Кто вы такие? – прокричал Вардан, и Аспасия тут же перевела его слова на язык тюрков.
– Я Улуг-хан, глава клана Убилай, – ответил всадник в самом богатом доспехе, рад приветствовать посланников Византии!
Вардану тоже пришлось представиться:
– Я Вардан, глава посольства императора, мне нужно поговорить с местными земледельцами!
– Не возражаю, – ответил авар, – мы с императором находимся в дружеских, партнёрских отношениях! Наши воины сейчас вместе штурмуют опору персов в Закавказье – крепость Тбилиси! Но мы уже начали обряд девширме, тебе придется подождать!
– Я буду ждать, – сообщил Вардан.
Он обернулся к Прокопию:
– Кто-нибудь знает, что это за обряд?
Матросы уже тащили якорь, чтобы скинуть его на грунт, гребцы убрали весла, капитан выругался, и отправился заливаться дешёвым пойлом.
Прокопий наморщил лоб:
– У тюрок это слово обозначает «собирать», но я ни разу такой обряд не видел.

Вардан механически кинул взгляд на Аспасию. Та вытянулась в судороге, глаза закатились, бледные губы шептали:
«Пой, Георгий, прошлое болит.
На иконах – конская моча.
В янычары отняли мальца.
Он вернётся – родину спалит».

– Плохо дело! – забеспокоился Трибониан. Он подкатил к борту бочонок, чтобы было повыше, но сейчас оставил его, бросился к Аспасии. Меланья обернулась, и схватила Аспасию за руки, пытаясь успокоить. Но этот поступок возымел совсем другое действие. Меланья дернулась, как от удара кнутом, и ее скрюченные пальцы зацепенели на руках Аспасии. Она произнесла:
«На берег опрокидывались волны,
Нечастые и тяжкие. Во сне,
Как тяжело больной, вздыхало море,
Ворочаясь со стоном. Этой ночью
Со дна души вздувалось, нагрубало
Мучительно-бесформенное чувство».

– Да побери вас чёрт, что здесь творится? – Валамир отошёл от женщин, и посмотрел на берег.
Среди развалин старого города горели три больших костра, на них варилась явно мясная похлёбка, ещё один отряд всадников  стоял перед толпой пахарей. В этом отряде только несколько воинов были в кольчугах, большинство были одеты в халаты и огромные шапки. Также имелось пара десятков совсем бедно одетых всадников, явно не хазарского происхождения.
Прозвучала короткая команда:
– На колени, – перевёл для Вардана Прокопий, – и часть пахарей опустилась, остальные остались стоять. Воины вытянули луки, отогнали к кромке прибоя непокорных. Те встали у берега, безнадёжно глядя на далёкие поля с разбросанными там и тут землянками.

Остальные пахари заняли место у костров, и под присмотром лучников приступили к трапезе.
Трое шаманов в лохматых одеждах начали бить в бубны.
Вдруг раздался крик, – всадники начали булавами дробить конечности пленникам. Кое-кто из принимающих пищу дернулся, кто-то вскочил, но тут же упал со стрелой в груди. Остальные продолжали еду, давясь горячей похлебкой.

Один из шаманов сделал знак, и воины подняли на камень крупного пленника, бросили на спину, запрокинули голову и перерезали горло. Шаман взял битый глиняный сосуд, набрал крови, и начал пальцами мазать лбы и щеки сначала своим, а затем и жрущим похлёбку славянам. Кровь капала с пальцев, попадая в открытые рты.

Аварские воины меж тем подогнали к искалеченным толпу женщин и детей. Женщины бросились к стонущим раненым, дети хватали родителей за одежду, поднялся плач.
Шаманы усилили ритм ударов, часть воинов слезла с коней, и под ритмичные крики степняки начали приплясывать, двигаясь по кругу.
Скоро воины вошли в раж, и на берегу началось насилие. Теперь громко кричали женщины и дети. Кто-то из принимающих пищу вскочил, но снова был успокоен стрелами.
Сандалф выругался. Вардан наклонил голову, прищурил глаза. Прокопий сжал кулаки. Брунгильда сжимала рукоятку меча. Освобожденная славянка с младенцем беззвучно сотрясалась от рыданий. Младенец плакал. На берегу снова ударили бубны.
– Что там? – прохрипел стоящий рядом с Аспасией Трибониан. Вандал Теодорих поудобнее перехватил щит:
– Да что там может быть! Сейчас закончат с бабами, начнут мужиков пытать. Ноги доломают, уд детородный отрежут, глаза повыкалывают. Потом опять танцевать начнут.
Аспасия понемногу приходила в себя, Меланья повела её в каюту.
На берегу меж тем Улуг-хан вскричал, обращаясь к славянам:
– Кто умеет хорошо держаться на лошади?
Вызывалось шестеро.
Остальные славяне по командам авар перевернули котлы, наскоро ополоснули в морской воде, натянули на них шкуры, начали бить в эти барабаны.
– Что там? – опять спросил Трибониан.
– Ну, попытали наскоро, сейчас из умеющих держаться в седле троих выберут, возьмут в свой отряд, – произнес гот Валамир.
– Как выберут? – поинтересовался Трибониан.
– Поединок, разумеется, – ответил Валамир, как у них принято. Им хорошие бойцы нужны.
Если будет взаимное поражение, ещё одну пару поднимут.

На берегу послышались гортанные крики, кочевники азартно орали, похоже, ставили деньги.
Видать, у авар было три места для всадников, и три победителя получили лошадей.
Прокопий добела сжал кулаки, играя желваками на худых скулах, Вардан молился, призывая на головы язычников град и ураган.
Трое новых воинов хана уже сидели в сёдлах,  хазарские всадники встали в широкую дугу вокруг оставшихся славян. Те колотили в барабаны, и прыгали в диком танце.
Улуг-хан поднял над головой бронзовую тамгу:
– Смотрите!
Барабаны смолкли.
Глашатай хана громко произнес:
– Вот знак вашего клана Убилай! Отныне вы подчиняетесь этой тамге! Сейчас у нас война с болгарами, наш отряд откочует на восток.
Но ваш господин обязательно вернётся!
Пока вы будете одни, убивайте тех славян, что служат хану Кубрату! Мы дадим вам ножи! Днём не нападайте, бейте их по ночам! Отравите трупами их колодцы!
И помните, отныне вы сами по себе!
В знак милости хана мы оставляем вам также эти котлы! По ним наши воины узнают вас, когда придёт время встречи в степи!

Под ноги коней полетели короткие ножи, пара сломанных мечей, с десяток коротких копий.
Улуг-хан с двумя ближними воинами подъехал ближе к славянам. Серебряные личины скрывали их лица, слова доносились глухо.
Глашатай переводил:
– Вы – извергнутые, вы – отделённые! Быть отделенным – значить убить своих родных, своих жен и детей! Теперь вы слуги клана Убилай! Я ваш властелин.
Знайте, другие славяне ненавидят вас! Вы должны их убивать! Убивайте всех!  Я вернусь, и награжу лучших из вас!

Один из славян, по виду наиболее физически сильный, рухнул на колени перед конем хана:
– Повелитель! Дай нам твоё могущественное оружие! Им мы убьем больше твоих врагов!
Дай нам луки и стрелы! Мы клянёмся верно служить тебе!
Славянин подполз к стремени хана, и поцеловал его сапог.
Трое хазар с закрытыми серебряными масками лицами переглянулись.
Хан что-то глухо сказал глашатаю.
Тот снял с пояса булаву в виде тяжёлого железного кольца на длинной рукояти:
– Это твой знак отличия! Хан назначает тебя предводителем этого отряда. Держи!
Хан потянул повод, и по широкой дуге стал уводить отряд в степь.
– Увидимся, византиец Вардан! – произнес глашатай.
Люди и кони уходили на восток, вдоль заросшего камышами берега залива с мелкими волнами, вспугивая многочисленных птиц, которые слетали со своих гнезд, и с криками кружились в высоком небе.

Прокопий кинул взгляд на Вардана:
– Похоже, на этих земледельцев империя больше может не рассчитывать.
Вардан кивнул, и медленно побрел в каюту.
Прокопий задержался, и успел увидеть, как новый лидер славян поднял свою булаву, указывая на женщин и детей. Схватившие ножи изверги ринулись к берегу и ещё раз изнасиловали собственных женщин. Затем заработали ножи, и вскоре последний хрип затих, только волны слизывали с мокрого песка горячую кровь. Матросы ещё не успели выбрать якорь, а к трупам уже слетелись птицы.

– Куда они теперь? – спросил Трибониан у Прокопия.
– Хазары – в Тмуторакань, а эти отделённые – за Перекоп, в леса, к Карпатским горам. В степи их быстро убьют, а там они долго смогут продержаться, – ответил тот.

Брунгильда смотрела в небо остекленелым взглядом голубых глаз, и едва слышно декламировала:
«Мой Телемак,
Троянская война
окончена. Кто победил — не помню.
Должно быть, греки: столько мертвецов
вне дома бросить могут только греки…
И все-таки ведущая домой
дорога оказалась слишком длинной,
как будто Посейдон, пока мы там
теряли время, растянул пространство.
Мне неизвестно, где я нахожусь,
что предо мной. Какой-то грязный остров,
кусты, постройки, хрюканье свиней,
заросший сад, какая-то царица,
трава да камни… Милый Телемак,
все острова похожи друг на друга,
когда так долго странствуешь; и мозг
уже сбивается, считая волны,
глаз, засоренный горизонтом, плачет,
и водяное мясо застит слух».

Читать роман целиком:
http://proza.ru/2023/06/02/734