Чего не стерпишь ради благой цели

Началась эта история обычно - со звонка в дверь. На дворе стоял декабрь 1993 года. Таня с Лёвой уже больше года жили в Германии, закончили восьмимесячные языковые курсы. Даже съездили наконец в Париж с немецкой экскурсией и поняли почти всё, о чем с энтузиазмом вещал немецкий гид. Кое-как, с сильным русским акцентом, но уже могли общаться на немецком. Лёва даже получил курсы по специальности, на которых занимался 5 дней в неделю. А Таня пролетела, даром что вступительный тест на курсы от фирмы Симменс (тест на профпригодность) прошла с блеском: консультант биржи труда, помявшись, сказал, что двоим сразу - и мужу, и жене - профессиональные курсы не оплатят, только кому-то одному. Предложил выбрать самим - кому. Конечно, на курсы пошел Лёва. Но Таня не унывала - вот закончит Лёва через полгода свои курсы, найдет работу, а там, глядишь, и ей дадут какие-нибудь приемлемые курсы для женщин, желающих вернуться в профессию: такие, она знала, оплачивает биржа труда. А пока она совершенствовала свой немецкий: смотрела немецкое телевидение (в квартире был телевизор с видеотекстом, где шли фильмы с немецкими субтитрами), пополняла словарный запас посредством чтения книг, которые в снятой квартире имелись в изобилии (в прихожей стоял огромный книжный шкаф, набитый беллетристикой на немецком и английском), изучала сложную немецкую грамматику, без которой невозможно было понять официальные письма, которые Левитины получали в больших количествах от всяческих ведомств, и на которые должны были отвечать.

Звонок в дверь - это было непривычно. Левитины сняли квартиру, вернее полдома с гаражом, совсем недавно, в маленьком городке Альтенкирхене, откуда Лёве было легко добираться до курсов, но где Таня страдала от недостатка общения. Никаких знакомых у них там не было, да и не принято у немцев приходить без звонка. Вряд ли это соседи. Это не Америка, где соседи всегда приходят поприветствовать новичков с пирогами, в Германии же соседям обычно нет дела до вновь прибывших. Но мало ли кто там, надо открыть...

За дверью стояли двое. Худенькая старушка лет семидесяти пяти с аккуратной седой стрижкой и примерно такого же возраста старичок-боровичок с лысиной на полголовы в клетчатых, слегка ему коротковатых брюках, с какими-то брошюрами в руках. Как оказалось, свидетели Иеговы. Немцы. Таня, ещё не научившаяся твердой рукой выпроваживать непрошенных гостей, попятилась под их напором. Гости расположились в большой комнате, от чая отказались - им было не до чая, они работали.

Эти двое вцепились в Таню, как умирающий от голода вцепляется в протянутое ему куриное крылышко. Они были и ласковы, и строги одновременно. Они были, как... как кулак в карате, который следует сжимать так, как будто внутри него находится птенец: чтобы птенец не мог улететь, но чтобы его не раздавить. Вот примерно так же ухватилась за Танину бессмертную душу и эта сладкая парочка. Но Таня особо и не сопротивлялась, ей было скучно, а это был повод слегка отвлечься от перевода очередного официального письма.

Короче, Хайнц и Лизель (так их звали) стали приходить к Левитиным по воскресеньям, с утра пораньше. Лёва нагло соскочил с крючка уже после второго "занятия". Сослался на чрезвычайную занятость - ему, мол, надо ещё массу домашних заданий выполнить, которые на курсах задают. И Таня оставалась со свидетелями Иеговы наедине. Они приходили ровно в девять, усаживались в гостиной и начинали разговор. На столе раскладывались глянцевые брошюры, на обложке которых красавец-лев возлежал рядом со стадом ягнят. Тане предвещали страшные дни в самом скором будущем - войны, голод и мор (кстати, кое-что и впрямь вскоре произошло). И тут же успокаивали – спасение рядом. Лев на обложке царственно улыбался Тане, и молчащие ягнята своими доверчивыми взглядами как бы намекали – ну, давай, давай...поверь, и у тебя всё получится!

Таня стойко терпела это охмурение. От занятий она не увиливала, но при этом вела себя, как преследуемый лисой заяц в зимнем лесу. Металась между деревьями, виляла, путала следы. Интересовалась истоками веры и неверия. Вспомнила "Критику трансцендентальной философии" Иммануила Канта, Владимира Соловьева с его философией всеединства. Пересказала им вкратце "Мастера и Маргариту" и предложила обсудить. Была хитрой и терпеливой, как охотник на тигра и осторожной, как сам тигр. В общем, вела себя в высшей степени непорядочно. И продолжалось это почти три месяца, пока до стариков наконец дошла подоплёка такого Таниного поведения.

Первой прозрела бабулька. Она вообще была гораздо умнее старика, с ним Таня трещала бы ещё до второго пришествия. Но в конце концов её терпение лопнуло. Как-то после одного из занятий старушка сняла очки, посмотрела на Таню своими небесно-голубыми глазами и сказала (по-немецки, конечно, я привожу примерный перевод): "Танья (так немцы произносят имя Таня), мы давно хотели  с вами кое-что обсудить. Разумеется, этого нельзя утверждать со стопроцентной уверенностью, но мы практически убеждены, что вы общаетесь с нами только ради изучения немецкого языка! Вы нас используете! Нас, конечно, можно обмануть, но Он всё видит, - тут Лизель простерла правую руку к небу, намекая на бога, - учтите, Его вам обмануть не удастся, майне либе!"

Впервые с момента приезда в Германию Тане стало стыдно - ведь она действительно использовала стариков втёмную для шлифовки своего корявого немецкого. Но ей так не хватало разговорной практики!

Она промямлила в ответ что-то невразумительное, не пытаясь отрицать очевидное, однако старики не стали её слушать.
 
Больше они не приходили.