Комбинация

   Нина Дмитриевна родилась в глубоко верующей семье.
Но школа, учёба на фельдшера-акушера или что-то ещё, невозможное
представить, повлияло на неё, стала она убеждённой атеисткой.
С этих лет и уже до конца жизни, она лба не перекрестит ни в радости,
ни в горе.

   Не хочется повторять банальность, но жизнь её, как и у всех, складывалась
по закону зебры. И вот, после очередной сильно чёрной полосы, стала Нина
болеть. Да так, что пришлось с работы уйти, хотя до пенсии почти три года.
Болели голова, сердце, но... аппетит не теряла, ела с удовольствием, много и не поправлялась.

   Из всех многочисленных братьев и сестёр Нина особенно близкой была с братом
Василием. Он жил далеко от неё в большом городе, но почти каждый год наезжал к любимой сестричке со всей своей семьёй. Звал сестру к себе погостить, но она всё
никак не могла собраться. Нина была очень не из бедных, но все её братья и сёстры
жили так, как говорят: чёрт крюком не достанет. А Василий, думалось ей,
живёт средне - по подаркам и гостинцам его судила. И как-то ей это грело душу,
что средне, а может, и бедновато. Сама не понимала, почему...

   И вот, собралась. Маму свою с собой взяла: ни разу
не была она у своего сына. Пусть поглядит.

   Приехав к брату, Нина поразилась его зажиточностью и все боли её тут же активизировались... Жена брата и говорит:
   - Нина, у нас тут одна лекарка есть. Она не медик, но к ней чуть ли не со
всего Союза едут. Очень знаменита, очень помогает! Это недалеко, быстро обернёмся. Ты ничего не потеряешь.

   Не хотелось Нине поддаваться этому бреду, но болит сильно и...
интересно стало.
   - Поедем.

   В несколько минут собрались, поехали. Дом лекарки располагался в частном
секторе, да и в нём на отшибе. Несколько болящих и скорбящих ждали своей
очереди во дворе дома - это воодушевляло: действительно спросом пользуется.

   Нина Дмитриевна вошла в дом, полутёмными коридорами со сменяющимися
запахами цветов, только что потушенных свечей, показалось, клетками птиц,
её провели в дальнюю очень небольшую и также плохо освещённую комнатку.

   Неопределённого возраста женщина, непонятно во что одетая, с головой, обмотанной большой шалью с бахромой и кистями, приказала раздеться до пояса сверху, усадила Нину на табурет перед зеркалом. В нём она почти не отражалась
из-за плохого освещения, но это вызывало неясные, пугающие ощущения.

   Лекарка взяла в руки огромный, хищно блеснувший во полумраке нож.

   - Я не буду ничего спрашивать, только говорить и водить ножом
по твоему телу. На нож внимания не обращай, слушай, что говорю. - Голос лекарки звучал с дрожью, чуть хрипло. И она приступила, коснувшись
всем лезвием ножа груди бедной Нины.

   - Болит твоё сердце... страдаает... да не от боли, а от людской нелюбови...
И повела лезвием по груди то параллельно, то крест-накрест. У Нины, как ей показалось, хлынула из-под лезвия ледяная вода. Тело вмиг покрылось гусиной
кожей. А лекарка продолжает:
   - Думки тебя мучают, за что тебе такое? - и жик, жик ножом...
Нине кажется сейчас она на части развалится, но... только воду чувствует,
ледяную, обильную. И дрожь, распространяется.
   - Ааа... Задрожали вражины! Ишь, сколько их пупырышками по тебе выскочило! 
Со всеми разберусь! Каждого порешу! - и снова ножом - жик-жик! И вдруг
 носиком ножа кольнула. Так ощутимо.
   - Понятно! Понятно: след твой вынули. Шла ты к счастью своему,
к доле хорошей, а след твой вынули и сбили тебя с пути!
   - Я по асфальту хожу. Как след вытащишь? - не сдержалась Нина.
   - Молчи! Не помогай им! Порча на тебе! - Ты и родить поэтому не можешь.
И ножом по животу - жик-жик! - Бегите от меня, как свиньи от ножа!
Никого не пощажу! Со всеми расправлюсь не за раз, так хоть за тысячу!
Не отступлюсь! Аааа! Вот вы где: всю спину усеяли! Ножик, ножик! Будь,
как ёжик! Не одна, сто колючек, а чертяк мы всех на ключик! - и ножом
так полоснула, что Нине показалось - не вода, лёд кусочками посыпался.
   - Ну, так, - вдруг лекарка перешла на деловой тон. - Тобой долго надо заниматься. Оставь свою комбинацию, я без тебя с ней буду работать: наговоры творить, молитвы читать, бесов с её помощью от тебя отгонять. Ведь эта вещь самая близкая к твоему телу, считай, что частица тебя. Своими руками, не сворачивая положи вон в тот сундук, - и указала на огромный окованный
разноцветными железными кусочками сундук.

   Нина Дмитриевна встряхнула за бретельки свою шёлковую комбинацию, которую
первый раз надела, и положила её в тот сундук, который, как оказалось, почти доверху наполнен женскими комбинациями.
"Это сколько же народу у лекарки побывало? - невольно, свой характер
верх взял, подумала она,- сколько денег получила с нас, таких бедолаг, эта баба! И, скорее всего, ни за что! А наглядно: вон сколько народу к ней обращается!
Всем нужна, все верят - поможет! Ну, психолог! Сильнаааа...
Вот это КОМБИНАЦИЯ на простенькой комбинашке!"

   Вечером пытались обсудить это событие. Но Нина была подавлена: она не верила  во весь этот бред, но ощущения, возникшие при "камлании", преследовали её и теперь. Она не пересказывала того, что с ней происходило: было велено молчать.
Сильно смущала "догадка" лекарки - вот почему ты и родить не можешь! - Ей-то уже за полтинник и с этим делом она успешно справилась в положенное время.

   Видя, на сколько заторможена Нина, мать её снохи - сватья Варвара, вдруг
обратилась к зятю Василию, брату Нины:

   - Вот что, зятёк, свози-ка ты меня завтра к этой лекарке. - Зять улыбнулся,
он уже хорошо знал свою тёщу, что-то зародилось в её проумённой головушке.

   На следующий же день они поехали. И всё повторилось, начиная с фразы:
"Болит твоё сердце... страдаает... да не от боли, а от людской нелюбови"...
И лезвия ножа по груди то параллельно, то крест-накрест... Когда дело дошло
до - "Вот почему ты и родить не можешь", Варвара оборвала:
   - Ну, мать моя, тут мне и никто не поможет - мне ж под шестьдесят!
Всё, "квитанцию" не выписывай, платить не за что...

   Нина Дмитриевна выслушала полный отчёт сватьи о визите к лекарке,
которую не предупреждали о молчании, посмеялись. Домой они с матерью ехали в хорошем расположении духа, но мысль о том, что брат такой зажиточный, нет-нет,
да и терзала Нину...