Голодовка

     Александр Дмитриевич немного подумал и резко отодвинул тарелку.
     - Не буду. Никогда.
     Он хотел сказать это громко, но от переживания - он в первый раз пошёл против - горло сдавило и вышло тихо. И не просто тихо, а даже чуть пискляво.
     - Не буду. Никогда!
     В этот раз вышло громко, но всё также пискляво.
     Сверху вниз, на него смотрели две пары глаз.
     - Н-да?.. В смысле – никогда? Это – голодовка?
     - Да! Голодовка!
     Но в этот раз ему понравилось: громко, звонко и очень уверено. Слышали все присутствующие! Ага, значит выступить против не очень и страшно. Начать было страшно, а сейчас что ж? Всё уже свершилось.
     Александр Дмитриевич встал, поправил воротничок рубашки, и под внимательным взглядом всех кто был в комнате, пошёл в угол. Ош шёл и чувствовал, как горят уши. Чувствовал, что сейчас все, все! смотрят только на него. Чувствовал, что сейчас нельзя дать слабину. Он не знал, как он будет держаться, но твёрдо понимал, что назад пути нет. В углу остановился у окна, прислонился к подоконнику и замер.
     - Так, один забастовал, а остальным, что – приглашение надо?! Ну-ка, смотрим в тарелки, и едим! Молча!
     По дну тарелок зашкрябали двадцать три ложки, даже, как-то в такт получалось.
     - Что делать будем?
     - Ничего. Оголодает – одумается.
     - Думаешь?
     - Я и не такое… Как миленький придёт.
     Приём пищи закончился, помещение избавилось от запахов, все ушли заниматься делами по расписанию. Было тихо, и от этого Александру Дмитриевичу стало немного не по себе. Он всё стоял, прислонившись к подоконнику, даже не переминался с ноги на ногу. Чувствовал, что иногда на него поглядывают сквозь щель неприкрытой двери.
     - Слушай, может родным сообщить о голодовке?
     - Ой, не ерунди! Сказали же тебе - одумается.
     Александру Дмитриевичу захотелось в туалет. Немного поразмыслив, оглянувшись и увидев, что за ним никто не наблюдает, быстро сходил в туалет. Вернулся, встал в тоже место и в туже позу: пусть думают, что он не ходил никуда! Но надо бы попить из под крана, но ладно, можно и потерпеть.
     На улице, вдоль забора, кто-то прошёл. Да, сейчас бы свежим воздухом подышать!
     - Зеленин! Александр Дмитриевич! Одумался? Может, того? Поешь?
Александр Дмитриевич вздрогнул, так неожиданно прозвучал неприятный голос за спиной. Ничего не ответил, решил, что лучше отмолчаться.
     Стоял уже долго, много мыслей передумал, и вот комната наполнилась голосами, все вернулись. Александр Дмитриевич искоса оглянулся: кто-то смотрел с восхищением, кто-то с интересом, кто-то со страхом. Такой громогласно брошенный вызов был у них впервые, и о других таких случаях никому не было известно. Кто-то подошёл очень близко к спине Александра Дмитриевича и горячо зашептал:
     - Я за тебя! Ты – крутой!
     Было непонятно, кто это, но оборачиваться Александр Дмитриевич не стал: героям не положено суетиться.
     - Так, внимание! Свободное время заканчивается! Скоро обед. На обед сегодня: борщ, котлета и картофельное пюре, компот из сухофруктов.
     Александр Дмитриевич сообразил, зачем так нарочито громко было объявлено меню: дразнят! Хотят, чтобы голод победил, и он сдался. В голове застучал гнев: не сдамся! Я не такой слабак!
     Было уже непонятно – быстро идёт время или медленно, и вот начали заносить огромные кастрюли с едой. Пошли сладкие аппетитные запахи, и у Александра Дмитриевича закружилась голова, и слегка подогнулись колени.  Он понял, что может не выдержать. Нет! Держись! Ты должен победить! Но держаться было очень тяжело, запахи туманили сознание, перед глазами летали котлеты, слюна заполонила весь рот.
     Все расселись и начали бренчать ложками, ломать хлеб, хлебать злосчастный борщ. Скоро дойдёт до котлет!
     - Александр Дмитриевич – на выход. С вами хотят поговорить.
     В вызове явно слышалась издёвка.
     Александр Дмитриевич повернулся и увидел два десятка сочувствующих взглядов. Все поняли, что – это всё, голодовке пришёл конец, просто так не вызывают. Выпрямив спину, на негнущихся, затёкших ногах, Александр Дмитриевич медленно прошёл мимо всех, вышел в коридор и около своего шкафчика с нарисованным клоуном увидел сидящего дедушку.
     - Деда!
     Полетел к нему и обнял, зашептал на ухо.
     - Они хотели, чтобы я опять молочный суп с дурацкой  пенкой ел! А я голодовку объявил, и котлеты мне ихние не нужны!
     Дед был серьёзен.
     - Это ты молодец, Александр Дмитриевич! Это ты поступок совершил! Тогда пошли домой, сегодня можно пораньше, бабуля блинчики с творогом испекла, и пирожки с морковкой! И серьёзно поговорим. Пока папа тебя после работы не заберёт, ты нам с бабушкой всё расскажешь.
     Дед помог внуку одеться, с улыбкой поклонился нянечке, одними губами произнёс: «Спасибо, что позвонили».
     По дороге домой внук с дедом обсуждали появление пенки на молоке, можно ли котлеты готовить сразу с хлебом, «Зачем и то и то откусывать, когда можно сразу всё вместе смешать?» и футбол.
     Из окон на втором этаже, сверху вниз, им вслед смотрели все дети из группы «Цыплята», и воспитательница с нянечкой.
     - Зря, ты, Ольга, деду позвонила. Поспал бы Шурик голодный,  полдник бы уже и съел. А теперь у нас двадцать три потенциальных голодовки. Понимаешь?
     - Ох, Клара Витальевна, так жалко мне его стало… Всё утро простоял, не шевелился!
     - Ну, ладно, Ольга. Так дети, все поели? Давайте готовится к тихому часу! Пошли в спальню!
     - Клара Витальевна, а я спать не буду, не хочу. Я рисовать буду!