Несостоявшийся матч-реванш Алехин-Капабланка

     В 1921 году Капабланка получил титул чемпиона мира по шахматам, по сути дела, купив его у Ласкера (об этом подробно – в моём эссе «Странный матч Ласкер-Капабланка в Гаване в 1921 году»).
     Мировая шахматная слава сделала Капабланку на его родине национальным героем: день его рождения назвали на Кубе «Днём Капабланки», ему подарили дом, он был зачислен в штат дипломатического корпуса, но не обременён выполнением каких-либо конкретных обязанностей, что фактически было формой содержания шахматного маэстро за счёт государства.
     Но шахматы сами по себе, без приложения к ним титула чемпиона мира, не имели большого значения в жизни Капабланки: «Шахматы являются для меня лишь приятным времяпрепровождением и составляют часть, не больше, моих интересов. Я отношусь к ним серьёзно, только садясь за шахматную доску» – это до матча с Алехиным; после матча – «Посвятить себя исключительно шахматам, неотрывно следить за всем тем, что происходит в мире шахмат, постоянно изучать их, проводить собственные исследования – нет, меня никогда это не привлекало… я считаю, что так можно проживать только короткие отрезки времени, когда нет других, более важных дел».

     Желая оставаться в ранге титулоносца как можно д;льше, Капабланка решил максимально обезопасить себя от притязаний будущих соискателей: им были разработаны и в 1922 году, во время Лондонского международного турнира подписаны с потенциальными претендентами условия проведения матчей на первенство мира, названные современниками «золотым валом».

     В частности, в этих соглашениях были такие пункты:
     «1. Матч играется до шести выигранных партий, ничьи в счёт не идут.
     <…>
     7. Чемпион должен выступить на защиту своего титула в течение года после получения вызова. Однако для него обязательно принятие вызова только со стороны общепризнанных международных маэстро.
     8. Чемпиона нельзя заставить защищать своё звание при наличии фонда ниже десяти тысяч долларов; сверх этой суммы ещё должны быть обеспечены путевые расходы обоих партнёров в два конца, равно как и издержки их на жизнь в продолжении матча.
     9. Из общей суммы фонда чемпион получает 20% в виде гонорара. Из оставшихся 80% победитель получает 60%, побеждённый – 40%.
     <…>
     22. Выигравший звание чемпиона мира должен защищать его на вышеуказанных условиях».

     Вот как об этом вспоминает Видмар в своей книге «Золотая пора шахмат»:
     «Как-то пополудни, на финише лондонского большого турнира 1922 года, чемпион мира Х.Р. Капабланка пригласил несколько ведущих участников, в том числе и мою скромную особу, выпить по бокалу вина в одном из фешенебельнейших отелей Лондона, чтобы, как он сказал, обсудить и окончательно урегулировать одно очень важное дело.
     <…>
     То, что Капабланка вынашивал жгучее желание как можно дольше восседать на шахматном троне, нельзя поставить ему в упрёк. Равным образом понятно, что он хотел знать, каков должен быть порядок защиты им своего титула. И всё же его предшественники на шахматном троне Стейниц и Ласкер были всегда готовы принять вызов претендента; они, насколько я знаю, никогда не пытались воздвигнуть на пути предполагаемого кандидата на звание чемпиона мира трудно преодолимые препятствия. А то, что именно к этому были направлены стремления Капабланки, нам, его вероятным потенциальным соперникам в борьбе за чемпионский титул, стало ясно сразу же после того, как мы насладились первыми каплями чудесного шампанского.
     <…> Я отчётливо помню важнейшие установления «Лондонских правил борьбы за мировое первенство», которые позже стали настоящей притчей во языцех. <…>
     Мы, участники конференции, без возражений подписали документ, и Х.Р. Капабланка не скрывал своего удовлетворения. Мы осушили наши бокалы за его здоровье – в тот момент шахматная история начала писать новую главу».

     Капабланка был прирождённым шахматным гением: он не изучал теорию шахмат, не занимался специальной подготовкой к встрече с конкретным соперником. Он просто приходил и играл, демонстрируя безошибочную и красивую игру.
     И он уверовал в свою шахматную непогрешимость и непобедимость. Он даже как-то позволил себе, получив предварительный вызов на матч сразу от двух противников – Алехина и Нимцовича, высказаться: «А почему бы мне не сыграть оба матча одновременно?»
     Ему очень нравилось быть чемпионом мира. Его статья для советского «Календаря шахматиста на 1926 год» заканчивалась следующими словами: «Как долго я пробуду чемпионом, никто не может предсказать. Мой предшественник был им до 53 лет. Если я продержусь до 50 лет (до 1938 года!), я буду удовлетворён». 
    
     Преодолеть «золотой вал» и выйти на матч с Капабланкой оказалось под силу только Алехину. Своей искромётной игрой, от которой можно было ожидать фейерверка комбинаций буквально на каждом ходу, он заинтересовал организаторов матча в Буэнос-Айресе, решивших профинансировать очередной триумф Капабланки.
     В Аргентине в победе Капабланки не сомневался никто. Да и в шахматном мире немного было сомневающихся. Шпильман и Мароци утверждали, что чемпион мира вообще не проиграет в этом матче ни одной партии, исходя, видимо, из того, что до матча в Буэнос-Айресе Алехину не удалось ни разу выиграть у Капабланки. Среди известных шахматистов лишь двое – Ласкер и Рети – предвидели возможность удачного исхода матча для Алехина.

     Интересно мнение Ласкера о будущих соперниках, высказанное им в преддверии матча в статье «Капабланка и Алехин»:

     «Ни Капабланка, ни Алехин не играют по шаблону. Их самобытность настолько ярко выражена, что шахматная доска с её 64 ограниченными клетками невольно представляется слишком тесной для них. Неизвестное их не пугает, и оба готовы испытать в нём силы, если оно им кажется интересным. Оба ищут новых путей, стремясь найти нечто обильное, жизнерадостное.
     Однако в поисках нового они пользуются совершенно разными методами.
     Капабланка желает побеждать стратегией. Комбинация, пожертвование никогда не являются для него самоцелью. Он, разумеется, не боится жертв, но комбинация не восхищает, не представляет для него особой ценности, и Капабланка пользуется ею лишь тогда, когда иным путём он не может достигнуть цели. Идеал Капабланки – побеждать врага маневрированием. Запутанным и сложным продолжениям он предпочитает простые, но сильные. Он всегда стремится найти уязвимое место противника. На него он направляет свои удары, и прямолинейно, не уклоняясь в сторону, он давит на слабый пункт, не позволяя противнику предпринять что-либо, и победоносно маневрирует, пользуясь почти полной связанностью соперника. Гениальность Капабланки сказывается в нащупывании слабых пунктов позиции противника. Малейшая слабость не сможет укрыться от его зоркого взгляда, и в ходе партии где-нибудь, когда-нибудь она всплывает наружу.
     Естественно, что преимущества такой стратегии сказываются скорее всего в эндшпиле. И действительно, Капабланка разыгрывает даже сложные и запутанные концы легко и быстро, с поразительной ясностью и исключительной последовательностью.
     Алехин вырос из комбинации. Он влюблён в неё. Всё стратегическое для него только подготовка, почти необходимое зло. Ошеломляющий удар, неожиданные pointes – вот его стихия. Когда король противника находится в безопасности, Алехин играет без воодушевления. Его фантазия воспламеняется при атаке на короля. Он предпочитает наличие на доске многих фигур. С их помощью он старается ослабить защитную линию вражеского короля, чтобы затем в удобный момент опрокинуть его блестящим натиском. Алехин пользуется стратегией ради достижения согласованного действия фигур, для создания атакующей обстановки, короче говоря, как средством для более высокой цели. Но сама по себе стратегия является для него скорее арифметической задачей, нежели творческом материалом, из которого создаётся произведение искусства».

     Матч в Буэнос-Айресе в 1927 году проходил в предельно комфортных для Капабланки условиях.
     Он жил в доме своего друга д-ра Керенсио, арбитра матча.
     Президент Кубы прислал своему прославленному соотечественнику телеграмму, в которой выразил твердую уверенность в его успехе.
     Матч начался в дружеской атмосфере. После окончания первых трёх партий Алехин с Капабланкой вместе анализировали завершившуюся игру.
     «Хосе Рауль, наверное, решил стать королём во всех настольных играх!» – шутили его аргентинские друзья, глядя, как их кумир после шахматных боёв долгое время проводил за игрой в бридж или сражался в домино.

     Но матч Алехин-Капабланка не оправдал возлагавшихся на него его спонсорами надежд. Алехин выиграл первую же партию матча, Капабланка отыгрался в третьей и вышел вперёд в седьмой. Алехин в одиннадцатой партии сравнял счёт, выиграл двенадцатую и лидировал до конца матча, завершив его со счётом + 6 – 3 = 25.

     Интересна история доигрывания последней, тридцать четвёртой партии матча. Эта партия была отложена в тяжёлой для Капабланки, практически проигранной позиции.
     В день доигрывания Буэнос-Айрес шумно и весело готовился чествовать нового чемпиона мира. Алехин вспоминал в статье «Итоги матча»: «… видя, что ему не хочется в последней партии сдаваться в присутствии огромной толпы, запрудившей даже прилегающие улицы, я нарочно растянул партию и сознательно отказался в нескольких случаях от явной и быстрой победы, чтобы дать ему возможность отложить партию».
     Капабланка на эту великодушную любезность Алехина отозвался следующим образом в своих комментариях к 34-й партии: «На мой взгляд, последняя партия матча, выигранная Алехиным, – это его лучшая партия. Её можно было бы назвать образцовой, если бы не последние, весьма слабые, ходы моего противника в окончании».

     На второе доигрывание последней партии Капабланка не пришёл, посчитав достаточным отправить письмо: «Дорогой господин Алехин! Я сдаю партию. Таким образом, вы – чемпион мира, и я поздравляю Вас с Вашим успехом. Передайте привет г-же Алехиной. Искренне Ваш Х.Р. Капабланка. 29.XI.1927».
     Не подписал Капабланка и заключительный протокол матча и не явился на прощальный банкет, где Алехина провозгласили чемпионом мира.

      Уже после двенадцатой партии Капабланка отправил письмо менеджеру Манхэттенского шахматного клуба Джулиусу Финну с просьбой начать организационную подготовку повторного матча с Алехиным:
     «Дорогой Финн, мои дела идут хуже, чем я ожидал. Однако я полагаю, что если удастся устроить в Нью-Йорке другой матч, скажем в начале 1929 года, то я сыграю гораздо лучше. Вот почему я прошу вас заинтересоваться этим делом и постараться организовать для меня повторный матч не позже марта 1929 года. Я говорил на эту тему с Алехиным, и он сказал, что был бы рад сыграть ещё раз… Если настоящий матч закончится вничью, то следующий я предложу ограничить 20 партиями, с тем чтобы выигравший из них большинство считался победителем и, следовательно, чемпионом мира. Прошу вас подумать об этом».

     Это письмо многое объясняет в последующей истории взаимоотношений Алехина и Капабланки.
     Капабланка, будучи чемпионом мира, в 1922 году обязал всех претендентов на звание чемпиона соблюдать разработанные им условия проведения матчей на первенство мира, а проиграв звание чемпиона в 1927 году, захотел сразу же изменить эти условия, посчитав их излишне жёсткими.
     Алехин же принципиально не соглашался играть новый матч на первенство мира с Капабланкой на каких-либо других условиях, кроме тех, на которых он выиграл у Капабланки титул чемпиона.

     Тем не менее Капабланка решил апеллировать к созданной в 1924 году Международной шахматной федерации (ФИДЕ). Капабланка предложил в нескольких существенных пунктах изменить правила. Самое важное из этих новшеств касалось ограничения количества партий в матче на первенство мира шестнадцатью.

     Вскоре после возвращения в Париж Алехин получил от Капабланки копию письма от 10 февраля 1928 года, с которым тот обратился к основателю и первому президенту ФИДЕ Александру Рюэбу. В письме экс-чемпион предлагал внести изменения в условия проведения матча на первенство мира, которые облегчали задачу претендента. Алехин отверг эти предложения и в ответном письме Капабланке от 29 февраля резонно заметил, что об условиях нового матча между ними они с Капабланкой говорили 12 декабря 1927 года по окончании матча, и Капабланка тогда сказал, что он согласен со взглядами Алехина. Своё письмо Алехин закончил следующими словами:
     «Вы, по-видимому, недостаточно хорошо знаете меня, если можете предполагать, что кто-нибудь может заставить меня отказаться от того, что я считаю вполне правильным и соответствующим идее состязания.
     Если вы хотите играть со мною повторный матч, Вы должны будете подчиниться тем условиям, которые Вы сами установили и в соответствии с которыми игрался наш первый матч.
     <…>
     Я убеждён, что тот, кто, будучи чемпионом, создаёт нелёгкие для его конкурента условия и кто тотчас же после потери своего звания стремится к замене этих условий другими, облегчающими шансы вызывающего на матч и вносящими элемент случайности, не встретит симпатии в спортивном мире».
 
      Не добившись изменения правил, Капабланка решил своими спортивными результатами доказать шахматному миру необходимость скорейшего проведения матч-реванша с Алехиным. За три месяца он сыграл в трёх турнирах, дважды празднуя победу. Но стартовый турнир, в Бад-Киссингене, был неудачным и в определённой мере роковым. Капабланка финишировал вторым, после Боголюбова, который немедля бросил вызов Алехину.
     И когда в октябре 1928 года Капабланка направил официальный вызов Алехину в соответствии с Лондонскими правилами, то получил ответ, что в 1929 году состоится матч на первенство мира Алехин-Боголюбов.

     Ровно год спустя Капабланка повторил свой вызов. Алехин его принял и назначил время их матча между 15 октября и 15 декабря 1930 года. Однако разразившийся мировой кризис помешал Капабланке обеспечить финансовые условия предстоящего матча. Он попросил отсрочить матч до зимы 1930/31 года.

     В начале 1931 года Капабланка в третий раз обратился к Алехину с вызовом на матч-реванш, предлагая играть на Кубе или в США зимой 1931/32 года.
     «В случае вашего отказа, – писал Капабланка, находясь, видимо, в состоянии временного помрачения рассудка – я буду вынужден притязать на звание чемпиона за отсутствием такового и с этого времени буду готов защищать это звание в свободном и открытом соревновании».
     Алехин, отвергнув ультимативный тон вызова, от матча не отказался и по праву чемпиона назначил его начало «между 15 августа и 15 сентября 1931 года, то есть на то же самое время, когда начался и наш первый матч». И опять Капабланке не удалось собрать необходимые финансовые средства.

     После этого Капабланка покинул Европу и некоторое время принимал участие в соревнованиях только в США.

    Осенью 1932 года Алехин посетил США, Мексику и Кубу. В Гаване его доброжелательно приветствовали любители шахмат. На вопросы: состоится ли матч-реванш? согласен ли он играть на родине Капабланки? – Алехин отвечал встречным вопросом: есть ли шансы собрать деньги для этого матча? Но денег на шахматные соревнования в это время найти было невозможно...
               
     В 1935 году Капабланка принял участие во Втором Московском международном шахматном турнире, в течение которого он выступил с докладом на тему «Борьба за первенство мира и перспективы матча-реванша Алехин-Капабланка». В этом докладе, в частности, прозвучали и такие слова:

     «Совершенно ясно, что как те матчи, которые Алехин устраивал для себя с Боголюбовым (1929 и 1934), так и будущий матч с Эйве нельзя рассматривать как серьёзную борьбу за мировое первенство. Они могут быть рассматриваемы лишь как специально устроенные спектакли для публики.
     <…>
     Остаётся говорить о себе самом. Существует незыблемый обычай во всех видах состязаний, что если чемпион проиграл своё звание, то он имеет право требовать матч-реванш, в чём выигравший, согласно установившейся традиции, не может ему отказать.
     Алехин же избегает повторной встречи со мной с тех пор, как он выиграл матч в Буэнос-Айресе. Также во всех международных турнирах Алехин неизменно выдвигает условие, что если я буду участвовать, то его гонорар должен быть удвоен или утроен. Такое отношение можно объяснить лишь одним обстоятельством – страхом.
     Важно, чтобы шахматный мир установил другие условия, чем те, которые в значительной мере, может быть, обусловили моё поражение в матче с Алехиным. Наилучшее разрешение этого вопроса, на мой взгляд, такое: если бы шахматные объединения Англии, Германии, Соединённых Штатов, Голландии и СССР избрали бы своих представителей, которые на совещании между собой вынесли бы постановление, обязывающее Алехина сыграть матч-реванш со мною, в противном случае лишая его звания мирового чемпиона.
     <…>    
     Вообще, мировой чемпионат является и должен являться периодическим состязанием, а не раз навсегда закреплённой привилегией.
     В заключение хочу добавить, что если проиграю матч-реванш, то буду готов уступить место более молодым игрокам. Если же выиграю, то всегда буду готов в любое время играть с любым гроссмейстером, как я это делал до потери мирового чемпионства».

     После этого, на мой взгляд, можно говорить уже не о временном помрачении рассудка Капабланки, а о его одержимости навязчивой идеей. Как иначе можно расценить предложение обязать на международном уровне Алехина сыграть матч-реванш с Капабланкой, подразумевая, что этот матч будет проходить на условиях Капабланки, а в случае отказа Алехина лишить его звания чемпиона? А утверждение, что Капабланка, в бытность свою чемпионом мира, играл с любым гроссмейстером в любое время на первенство мира, хотя всем было хорошо известно, что его матч с Алехиным был первым и единственным, сыгранным Капабланкой за титул чемпиона мира? А заявление, что Алехин боится играть с Капабланкой?

     Конечно же, такое отношение Капабланки к вопросу о матч-реванше не могло не обострить его взаимоотношения с Алехиным. Дело дошло до того, что, выступая вместе на шахматных турнирах, они друг с другом не разговаривали, ведя необходимые переговоры через третьих лиц.
     Так было в 1936 году на турнире в Ноттингеме, где впервые после Буэнос-Айреса они встретились за шахматной доской. Эту партию выиграл Капабланка.

     1936 года был на редкость непростым, можно даже сказать – кризисным – для Алехина. В следующем, 1937 году, ему предстояло сыграть матч-реванш на первенство мира с Эйве, которому он проиграл в 1935 году.
     А в это время ФИДЕ, считая, что в предстоящем матч-реванше Алехину не удастся вернуть себе звание чемпиона, приняла решение о проведении матча на первенство мира в 1940 году между Эйве и Флором. Капабланка, узнав об этом, договорился с Эйве играть с ним неофициальный матч в 1939 году. Но после того, как Алехин в 1937 году выиграл матч-реванш у Эйве, все эти решения и договоренности потеряли всякое значение.

     Вернув себе звание чемпиона мира, Алехин вернулся к решению вопроса матч-реванша с Капабланкой.
     Победив в начале 1938 года на турнире в Монтевидео, Алехин объявил о своём желании сыграть матч с Капабланкой, но Капабланку не устроили финансовые условия предстоящего поединка. «Обидно, что потерял время, осуществив путешествие из Европы в Южную Америку для того, чтобы узнать, что не буду защищать свой титул!» – отозвался об этом Алехин в журнале «Чесс» 14 мая 1938 года.
     Журнал «Шахматы в СССР» в №5 за 1938 г. сообщал, что в Монтевидео запроектировали было проведение матч-реванша Алехин — Капабланка, но он расстроился, так как не Алехин, а Капабланка «выставил чрезвычайно высокие материальные требования».

     Вероятно, это было со стороны Капабланки просто отговоркой, так именно в это время      у него проявились серьёзные проблемы со здоровьем. Аргентинская газета «Графико» в 1939 году напечатала интервью с Капабланкой, в котором в том числе говорилось:
    «Поначалу врачи, с которыми я консультировался по поводу подобных неожиданных провалов в моей умственной деятельности, приходили к ошибочным заключениям. И только сейчас найдена истинная причина – высокое кровяное давление. Меня «посадили» на диету – молоко, фрукты и овощи, что помогло понизить его до приемлемого уровня. Я говорю о «приемлемом» уровне, ибо столь высокое, каким оно было, давление нельзя понижать чересчур быстро, иначе лекарство окажется хуже болезни».   

     В последний раз Алехин с Капабланкой встретились за шахматной доской осенью 1938 года на АВРО-турнире в Голландии, где они также общались между собой при посредничестве третьих лиц, и где их первая партия завершилась вничью, а вторую (в день пятидесятилетия Капабланки) выиграл Алехин.
     Итоговый счёт их 47 официальных встреч ничейный: каждый выиграл по 7 партий и 33 партии закончились вничью.

     Возможность сыграть ещё одну партию не была реализована на «Турнире наций» в Буэнос-Айресе в августе 1939 года из-за нежелания Капабланки. Микенас вспоминал: «В день матча Франция – Куба Алехин пришёл в турнирный зал на полчаса раньше и сосредоточенно ходил по сцене, настраиваясь на партию с Капабланкой. Он был вне себя, когда вместо Капабланки кубинцы выставили против него запасного участника. Алехин разгромил его в двадцать ходов, но гнева своего скрыть не мог».
     И тем не менее Капабланка продолжал упрекать Алехина в нежелании играть с ним матч-турнир. Принс вспоминал: «Утратив «свой» титул, Капабланка продолжал смотреть на него, как на собственное безраздельное достояние, даже после того, как тот ещё дважды сменил владельца, отойдя к Эйве и затем вновь вернувшись к Алехину. Когда я беседовал с Капабланкой в последний раз (это было на ступенях театра «Политеама» в Буэнос-Айресе во время Олимпиады 1939 года), он страстно жаждал нового матча за звание чемпиона мира. Где и как – безразлично – примерно таковы были его слова, – лишь бы Алехина заставили покинуть его башню из слоновой кости. «Пусть он играет или будет дисквалифицирован. Сейчас положение дикое. Он должен, он должен…»
(Эйве М., Принс Л. «Баловень Каиссы: Х.Р. Капабланка (1888-1942)». «Физкультура и спорт», М., 1990, стр. 128-129)

     После 1939 года Капабланка не принимал участия в шахматных соревнованиях из-за тяжёлого течения наследственной гипертонии, но продолжал мечтать о матч-реванше. Он послал Алехину очередной вызов, на который тот не смог своевременно ответить, находясь, как гражданин Франции, в немецком плену. Через некоторое время Алехин откликнулся согласием на матч. Но этому матчу так и не суждено было начаться. 7 марта 1942 года, придя вечером в Манхэттенский шахматный клуб, Капабланка почувствовал себя плохо, потерял сознание, был госпитализирован и на следующий день скончался. Похоронен он был в Гаване 14 марта с воинскими почестями.

     Под конец жизни Алехин назвал своего исторического соперника Капабланку «величайшим шахматным гением, равного которому мы никогда не увидим».
     Незадолго до своей кончины Алехин задумал написать книгу, посвящённую своему предшественнику на шахматном троне, но не успел завершить эту работу: составил список 70 лучших партий Капабланки и написал вводный очерк о его творчестве, часть из которого приводится ниже:

     «Как и все мои современники, я впервые услышал о Капабланке в 1909 году, когда он одержал ошеломляющую по своей убедительности победу в матче над Маршаллом.
     Капабланке было тогда 20 лет, мне – 16. Ни шахматные достижения Капабланки, ни стиль его игры не произвели на меня в то время особого впечатления. Его игра казалась «новой», но недостаточно цельной. И позднее, когда он одержал блестящую (со спортивной точки зрения) победу в сан-себастьянском турнире 1911 года, большинство партий Капабланки было решено неожиданными тактическими ударами. Его настоящее, бесподобное дарование начало впервые обнаруживаться во время петербургского турнира 1914 года, когда я и лично познакомился с Капабланкой.
     Никогда прежде и никогда впоследствии я не видел – и даже не могу себе представить – такой поразительной быстроты шахматного мышления, какой обладал Капабланка в то время. Достаточно сказать, что он давал в молниеносных партиях всем петербургским мастерам «фору» 5 – 1 – и выигрывал! К этому надо добавить, что Капабланка всегда был в превосходном настроении, обладал отличным здоровьем, был любимцем женщин – действительно ослепительное видение. И тот факт, что Капабланка занял в турнире лишь второе место, уступив первенство Ласкеру, должен быть приписан исключительно юношескому легкомыслию. Уже тогда Капабланка играл так же хорошо, как и Ласкер.
     Моя следующая встреча с Капабланкой состоялась на лондонском турнире 1922 года. Он был уже чемпионом мира и явно намеревался долго восседать на шахматном троне. Действительно, к этому времени шахматная сила Капабланки достигла вершины; кристально чистое ведение дебюта и миттельшпиля соединялось с непревзойдённой эндшпильной техникой. Однако характер Капабланки несколько изменился к худшему, он стал более нервным, и эта нервозность обнаруживалась в его стремлении отсрочить как можно дольше любой матч на мировое первенство или даже сделать его невозможным.
     Именно по этой причине Капабланка выработал «Лондонские правила», которыми сумма, вносимая претендентом на звание чемпиона мира, повышалась до 10 000 долларов. В это время Капабланка и представить себе не мог, что кто-либо из его соперников сможет собрать подобную сумму. И в этом он был прав, ибо когда требуемая сумма была собрана в Буэнос-Айресе в 1927 году, то не ради его соперника (в данном случае – моей скромной особы), а ради самого Капабланки, в ожидании чествования его как чемпиона мира в городе, где Капабланка уже дважды бывал и где он был исключительно популярен. Здесь царило всеобщее убеждение, что Капабланка выиграет у меня матч.
     Как случилось, что он потерпел поражение? Должен сознаться, что даже теперь я не могу дать точного ответа на этот вопрос, ибо в 1927 году я не думал, что превосхожу Капабланку. Возможно, главной причиной его поражения явилось преувеличенное представление о собственных силах, сложившееся под влиянием сокрушительной победы в нью-йоркском турнире 1927 года, и недооценка моих сил».