Курская заря. Ч2. Г11. Звонкий колокольчик

            КУРСКАЯ ЗАРЯ. повесть
            Часть 2. Нету времени.
            Глава 11. Звонкий… колокольчик.

            Предыдущая глава:  http://proza.ru/2023/03/25/68   

            …Все не так просто. Не мог же немецкий оберлейтенант, с документами из госпиталя, выйти от Савелишны. Да и вообще, в свет выходить от Савелишны было никак нельзя, она одинокая баба - сотрудничавшая с немцами. Только в лес... соблюдая максимальную осторожность, ошибка недопустима. Именно поэтому, для облачения и перевоплощения было предусмотрено специальное место, в двухэтажном доме, не так далеко от дома Савелишны, по перелескам – чуть более полкилометра. Подойти можно было со стадиона противопожарной охраны ДОСААФ, один край поля которого примыкал к лесу, справа пожарное депо, слева резкий спуск к ручью, стекающему в Днепр, балочка которого обильно заросла кустами и старым мелколесьем, превратившимся в десятиметровый лес. И тропку протаптывать не желательно в грязном не стаявшем еще снегу.
            Левый подъезд дома был разбит немецкой бомбой в 41м. Стена между подъездами тоже рухнула, но лестница осталась цела. А в правом крыле, на втором этаже, в крайней правой квартире уцелели даже почти все стекла в окнах, лишь треснули кое-где. И хотя два целых стекла кто-то аккуратно снял, штапик оставив на месте рядом с окошками, все равно внутри было сухо. Даже часть мебели осталась не тронутой. Именно здесь и происходило перевоплощение в немецкую форму.
            До парка, от пожарки, от стадиона, где и при немцах иногда играли в футбол, надо было всего лишь преодолеть мосток через небольшой ручей, он уже журчал, протопив зимний лед. До комендатуры минут пятнадцать ходьбы средним темпом, в горку, вдоль дороги, по излучине Днепра, в сторону моста, через Великую реку. А истекал Днепр приблизительно сто километров восточнее железнодорожной станции Озерная, на Смоленщине, которую уничтожил Васильев полгода назад дерзким налетом, спалив там несколько фашистских эшелонов вместе с пакгаузами и складами, топливом и техникой, на долго прекратив разгрузку и доставку немецких стратегических резервов напрямую подо Ржев в устье Бельского котла, в котором надо было спасать сто тысячную группировку Красной армии. А грузы на Озерную шли, в том числе, и через тот-же Могилев.
            Так и не смогли тогда в августе 1942го спасти из Бельского котла 39ю армию… оставленную… и погибшую там в болотах… между Ржевом… Нелидовым и Вязьмой, тремя Русскими маленькими провинциальными городками.
            Но сейчас надо сделать последний шаг… так просто, надо всего лишь забрать папку, ради которой они и прилетели в, уже полтора года оккупированный, Могилев. Ни каким образом не выдав нашего резидента, обязательно сохранив, обязательно доставив в Москву, такие драгоценные, бумаги. Что в них, гвардии-капитан не знал, но сержант Никитин уже отдал за них свою доблестную жизнь, так и не достроив Матери своей, сожженный фашистами, дом.

            Колокольчик очень звонко дернул оберлейтенанта за уши. Тот даже чуть понизил голову в плечах, замерев на летучее мгновение от неожиданности, в открытом дверном проёме. Дверь закрылась, звон, уже не такой яркий… затем глубокая тишина…
            Васильеву даже показалось, что он не слышал такой тишины, после звонкого колокольчика, как только дверь в аптеку вернулась в косяк. После глубокого вздоха провел взглядом по потолку и вертикальным стеклянным витринам в узких деревянных рамках, за которыми на полках лежали и стояли множество пузырьков и листочков… пластинок с таблетками. В правой руке черная папка, аккуратно завязанная на бантик. Все белое, витрины, стены, потолки, и яркий запах касторового масла, еще каких-то лекарств.
            Женщина что-то объясняла аптекарю у аптечного окошка, говорила по-нашему… по-Русски. У левой стойки штурмбанфюрер СД что-то писал на бланке заказа, такая же папка, как у него, лежала чуть в стороне по его левую руку, где хватало места заполнить бланк заказа лекарства, стопка чистых бланков ближе к краю узкого столика. У витрин, не занимая места на столике, маленькая чернильница, пара аккуратных перьевых ручек… В помещении поразительная чистота. Николай даже себе под ноги посмотрел, не наследил ли, но на улице сухо и очень голубое небо.
            Оберлейтенант медленно сделал три шага, за спину высокому немецкому чину СД. Свою папку Васильев положил рядом с папкой немецкого офицера - слева, стал делать вид, что тоже заполняет бланк, правда… писать он мог только по-русски, но стал выводить те странные каракули, которым научила его Роза до автоматизма. В аптеке, кроме них, была еще только женщина в летах, разговаривающая на чистом родном, Николаю, языке с аптекарем консультируясь о приеме получаемых таблеток и микстуры.
            Уже с пол минуты он заполнял бланк заказа лекарства, затем качнул головой, зачирикал написанное, смял его, сунул в карман. Медленно потянулся взять другой – чистый бланк… Немецкий офицер, словно случайно, повернулся в пол оборота, остановив движение Васильева, мимолетно глянув на лейтенанта ничего не говорящим взглядом, положил свой бланк пальцами своей руки так, чтобы Васильев не мог этого не заметить. Взял чистый. На аккуратно оставленном бланке, среди немецкой непонятной писанины, справа от кляксы, был написан ряд знакомых цифр и зачеркнут – словно подчеркнут.
            Назойливо, но чуть растерянно, капитан вглядывался в ряд цифр с шестиразрядным разделением. Шифровальщиком была радистка, она без ключа превращала, в шифр из цифр, написанные слова и прочитывала их обратно. Но некоторые их комбинации уже были вбиты и в его голову. Всего, что обозначали цифры, Николай не понимал, но он отчетливо осознал, что речь идет… о Никитине, о пропавшем сержанте. Васильев поднял глаза на затылок майора, будто надеясь на подтверждение своих мыслей, медленно взял правую папку. Она была толстой и упругой. Смял бланк, положенный штурмбанфюрером, сунул и его в тот же карман, куда, секунды назад, утопил испорченный бланк. Опять посмотрел на спину резидента. Не делая резких движений спокойно повернулся, направился на выход. Штурмбанфюрер СС продолжал заполнять очередной бланк заказа лекарств… прописывая все по-немецки, по легенде, русским он не владел… ну может коряво отдельные слова, простые выражения… как все бывалые немецкие вояки.
            Колокольчик вновь нарушил глубокую тишину в аптеке, но никто не обратил на это внимания.
            Майор СД спокойно дописал последний бланк заказа, не торопясь прочитал его, собрал все три заказа вместе, пошёл к аптечному окну. Женщина уже отошла от окошка, что-то колдовала с полученными лекарствами у таково же столика, но у правых витрин.
            - Nun. Ich habe es ausgef;llt, wie Sie gesagt haben. (Вот. Я заполнил, как вы говорили.) – Майор СД подал аптекарю заполненные бланки. – Oh, ja. (Ах, да.) – Подал через аптечную стойку бумажку с написанными названиями лекарств, которую ему дали для заполнения бланков по предъявленному рецепту.
            - Данке, хер штурмбанфюрер, зи комен морген фюр дизен медикамет ворбай… (Спасибо, господин штурмбанфюрер, за этим лекарством зайдете завтра…) - на ломаном немецком, подглядывая в листок, лежащий за стеклом витрины, на котором по-русски перевод некоторых слов, разделенных по группам.
            - Um 10 Uhr? (В десять?)
            - …Я, я, комен зи ви иммер. Дахинтер… юберморген, (…Да, да, приходите, как всегда. За этим… послезавтра,) – он замешкался, - верден зи дас нихьтцу айнем гроссен ауфвенд махен (…вам не составит это больших хлопот?..) – офицер туда-сюда повернул головой.
            Дальше аптекарь задумался было видно, что он пытается подобрать слова.
            - Унд юбер дисес хайльмиттель верде ихь ес инен саген, окей? (А про это лекарство… я вам скажу позже, хорошо?) – ткнул он пальцем в первую бумажку.
            - Nat;rlich danke ich Ihnen, bis morgen. (Конечно, Благодарю Вас, до завтра.)
            Вольф положил в белое блюдце две марки и пятьдесят пфеннигов.
            Аптекарь улыбаясь боднул воздух головой, провожая взглядом своего завсегдатая, в высоком чине, до дверей, зная, что в пределах марки, сдачу офицеры не брали.

            «Ну вот, теперь от меня мало чего зависит, только не случилось бы чего непредвиденного, эти документы обязательно должны добраться до Кремля. Может проводить связного? Если что, путь этих бумаг будет отслежен моментально… а еще страшнее… что Москва их тогда не получит… Резидент в Берлине накроется… о себе уж чего. Еще страшнее, что в Берлине сразу будет известно об утечке по летней компании! – Даже свет стал ярче от мыслей. - Тогда… беда! Тогда они изменят планы. И обороны… и наступления… направление главного удара.»
            Мысли его заканчивались уже после звона колокольчика, которого он даже не услышал на ступеньках крыльца. Он посмотрел в одну сторону улицы, перпендикулярно, на Т-образном перекрестке, проехал грузовик, посмотрел в другую сторону, улица плавной кривой уходила к Днепру, машин не было. Одел перчатки, небо яркое, слегка сощурившись, ключом открыл дверцу своего мерседеса, сел за руль.
            Двигатель завелся легко, на улице тепло. Мостовая подергивала кузов. Машина медленно ехала по улице. Помме искал глазами связного. В сотне метрах Вольф увидел отчаянную картину. Легкий моментальный озноб мысли.
            Унтер-офицер немецкого патруля уже разворачивал документы Шульца, решение пришло мгновенно…
            Вольф нажимает на педаль акселератора, увеличивая скорость авто, сбрасывая газ буквально в двух десятках метров от патруля, резко останавливается у тротуара. Выходя из машины, в движении, разворачивает свое удостоверение СД, быстрым жестким шагом обходит машину, подходя к унтеру, который уже читает удостоверение оберлейтенанта. Двое солдат патруля вытягиваются в стойке смирно, вытягивая руку в приветствии. Унтер поднимает глаза - те на лоб, от неожиданности тоже замирая в стойке смирно, руки по швам, в правой ausweis Шульца.
            - Das ist unser kontugierter Mitarbeiter. Er kann jetzt nicht gut h;ren und denkt nach. (Это наш контуженный сотрудник. Он сейчас плохо слышит и соображает.) – Не давая ответить унтеру… - Ich nehme ihn mit. (Я его забираю.)
            Открывает заднюю дверцу машины:
            - Setz dich. (Садись.) – Грубо, без возражений. – Взгляд на ausweis Шульца. – Geben Sie das Dokument zur;ck ... Warum ich warte. (Верните документ… Почему я жду.)
            Васильев уже двинулся в створ дверцы авто, когда унтер, тронув его за руку, вернул ему документ. Штурмбанфюрер аккуратно захлопнул дверцу своей машины, резкими шагами вернулся за руль. Машина опять затряслась по мостовой. Патруль по-прежнему стоял по стойке смирно, провожая глазами машину высокого чина СД.
            - Куда тебя вести? – голос спокойный, будто ничего не произошло менее минуты назад.
            - Пожарное депо за ручьем.
            Эта улица как раз выходила на спуск к этому ручью, изгибаясь подковой с верху. Но машина повернула направо, мостовая оборвалась, грунтовая дорога сильно качнула черный мерседес.
            - Да я вроде понимал, что они говорили, сделал вид, что говорить не могу, вроде поверили.
            Вольф молчал.
            - Может зря ты так рисковал?
            Но Вольф по-прежнему молчал.
            Только когда подъехали к спуску к ручью:
            - Надо было тебя от аптеки сразу отвести на место. Перемудрил с конспирацией…
            Помме бегло, но внимательно посмотрел во все возможные направления, в том числе и в зеркала. Машина повернула налево, на спуск:
            - Имей в виду капитан… в этих документах жизнь тысяч солдат… десятков тысяч… может сотен… - он ехал не быстро, но так, чтобы грузовик, метрах в сотне сзади, отставал.
            Васильев не ответил, до места оставалось совсем не много.
            Когда машина остановилась, заехав во двор поверженной двухэтажки, Вольф, внимательно осматривая окрестности, задержал Васильева:
            - Твой боец в гестапо. Он тяжело ранен, на утро в сознание не приходил. Вытащить его невозможно. Изолятор охраняется очень серьезно, и дополнительная личная охрана внутри. Не вздумай там партизанам чего сказать. Еггер очень надеется, что он очнется, хотя врачи не обнадеживают, еле живой. Он чего ни будь про меня знает?
            У Васильева слегка зашевелилось в груди: «Сорвал я тебя с отпуска, Яшка.» Дыхание стало глубоким. Васильев задумался, невольно вспоминая прошедшие дни в Могилеве, еще раз анализируя возможность опознания Яковом резидента:
            - Нет. Про тебя не знает ничего ни один номер в группе. Даже кто ты, и где ты. Кроме меня. – Секунды молчания, - …Я уверен, он ни слова ни скажет. Еще глядишь сбежать попробует… или себя погубить. Если выживет, конечно.
            - Он в бою семерых положил, еще пять раненых, одного в рукопашной… кинжалом в сердце. Двух собак завалил. Дважды себя взорвать пытался, не сложилось. Еггер и поражен, и восхищен солдатом. Говорит, его воля, расстрелял бы и похоронил с воинскими почестями. – Хмыкнул с паузой. – Меня спросил, когда выпили вчера, глаза как после драки: «Как мы их побеждать будем?..»
            С пол минуты оба о чем-то думали:
            - Помни! Чтобы уничтожить папку, ее надо открыть. Это на самый крайний случай, которого не должно случиться. – В это время он смотрел на спокойного, как танк, Васильева. – Товарищ Шульц.
            Оба слегка улыбнулись. Шульц – Вольфу:
            - После войны познакомимся.

            Николай встретился с Варей в шесть вечера у штабеля бревен на просеке высоковольтной линии. К Савелишне командир уже не возвращался. Они еще не знали, что ближайшие двое суток им придется провести в Варином шалаше.
            К утру 11го апреля 1943го года группа, в составе трех человек, выгружалась на подмосковном аэродроме. Прилетели они сюда, в пустом самолете, с промежуточной посадкой, для дозаправки, где-то под Можайском, там выгрузили раненых из партизанского отряда, и к ним был прикреплен специальный офицер фельдъегерской службы, который сопровождал их далее. лейтенант Роза Шеина осталась в партизанском отряде. Развязывать и открывать драгоценную папку… не пришлось.
            Самолет, который был выслан за ними в ночь с 09.04.1943го на 10.04. 1943 - был сбит немецкими истребителями уже за линией фронта, дублирующий самолет поднимать не стали, из-за очень плохой погоды в районе взлета, да и время уже было упущено. Первый, основной, экипаж обязан был идти на чрезвычайный риск при взлете, изменить это было невозможно. Со взлетом они справились, в полете... не повезло.
            Эвакуация группы, всего из двух человек, была перенесена на следующую ночь.
            Одиннадцатого апреля, сразу после приземления, Васильев пересел в эМку, не выпуская папку из рук. Офицер фельдъегерской службы неотступно следовал за капитаном. Трифонов остался возле самолета, одиноко провожая машину взглядом, хлопая себя по карманам, чтобы достать курево. Он уже поднес спичку к папироске, когда Машина с командиром скрылась с его глаз, прикуривая Мишка поперхнулся дымом и закашлялся, как салага. Слегка прокашлявшись… морщась стал осматривать папироску, словно нестандартный калибр патрона:
            - Чагой-то… какая-то противная, зараза…
            Миха резко бросил папиросу. В Душе был тяжелый нервяк. Трифонов стоял один, метрах в пятидесяти, вокруг самолета, который их привез, ходили технари, что-то осматривая и ощупывая. Он плотно сжал губы, до пяток ощущая, что рядом нет… Яшки, только его тяжелый рюкзак.
            Машина ехала по просыпающейся Москве к месту передачи невероятно ценной посылки, где ее должны были разминировать. Кроме водителя в машине офицер фельдъегерской службы, на переднем сидении – автоматчик охраны.
            Уже вовсю занимался пасмурный весенний день. За окном автомобиля гудела просыпающаяся Москва с клаксонами автомобилей, шумом улиц и площадей, звоном трамваев на железных поворотах рельсового пути, и другими звуками такими интересными для Николая Васильева, привыкшего к окопной жизни на фронте среди нескончаемой канонады и железного запаха жженого пороха. А по улицам… по улицам Москвы уже шли люди… много людей, но все были одеты в штатские одежды, а женщины, которых было значительно больше, чем мужчин, поправляя свои распущенные волосы, шли в плащах и легких пальтишках, из-под которых волной колыхались… платья. А на нежных ножках у многих, не смотря на лужи, одеты туфельки.


            Историческая справка.

            Предупрежден – значит вооружен. Эта прописная истина, как нигде, актуальна в военном деле.
            После разгрома под Сталинградом, Гитлер рассчитывал на реванш в летней компании 1943го года и уже 15 апреля 1943 года, всего через полтора месяца после Волжской конфузии, подписал директиву № 6 – план летнего наступления на Восточном фронте. Этот план получил кодовое название «Цитадель». Его разработка началась еще в феврале. Немецкое командование понимало, что Германия не сможет действовать активно на всех фронтах сразу, как в 1941м и 1942м годах, ввиду истощения людских и технических ресурсов вермахта. Именно из-за этого было принято решение вложить всю силу в один, но обезоруживающий насмерть Красную Армию, удар. И, уже при одержании стратегической победы, развивать это наступление в сторону Москвы и на Юг.
            Но не мог предположить «великий» немецкий фюрер… не мог он предположить, что чуть раньше, а именно 12 апреля 1943го, этот план, еще не подписанный Гитлером, уже лёг на стол Иосифа Виссарионовича Сталина. Таинственный информатор помог СССР подготовиться к немецкому наступлению. И хоть до последнего, были сомнения в дезинформации, в правдивости полученных документов, они лишь помогли принять ставке единственно верное решение. Дело в том, что эти документы лишь подтвердили, ранее положенные на стол генеральным штабом, решения по Курскому выступу.
            Нет точных данных, кто стал источником этой, не простой, операции внешней разведки СССР. Они еще не рассекречены, и возможно не будут рассекречены еще очень долго, очень долго - это надо подчеркнуть. Что же может являться причиной этому?.. Возможно источником был один из очень близких к фюреру лиц. Возможно, эта связь еще существует до сих пор... где нибудь в глубинах Германии... а может... Америки! Ведь именно США пригрела на своей груди очень много самых известных фашистов, чего только стоит имя создателя их первого космического аппарата - Вернера фон Брауна, у Гитлера он носил звание!!! Унтерштурмфюрера - лейтенант по нормальному. Звание не высокое, но присвоил ему это звание лично Адольф Гитлер... из рук в руки.
            На самом деле эта информация поступала из нескольких источников, в том числе косвенных, связанных с направлением развития промышленности немецкого рейха, коим являлась вся Европа, пускай даже ряд стран не были захвачены Германией в непосредственном прямом военном столкновении, приоритетов развития германского вооружения, очень важны были сведения по немецкому танкостроению. Но самое главное случилось именно 12го апреля 1943го года, когда на стол Сталину легли карты, схемы, протоколы обсуждений верховного командования планируемой военной операции, телеграммы, анализы графиков производства и поставок вооружения продовольствия, амуниции, с полностью разработанной графической частью, как Курской операции, так и всей летней компании, которая была построена на наступательной операции на Курском выступе с расчетами ресурсов живой силы и техники. Все документы были подписаны… не хватало только одной подписи… подписи Адольфа Гитлера.
            Немецкое командование подозревало, что в окружении фюрера имеется шпион. Был известен даже его псевдоним – Вертер, известный персонаж Гёте, но дальше… Подозревали многих, даже правильнее сказать... друг-друга. Но это было уже потом, когда Германия потерпела, под Курском, сокрушительное поражение. Для верхушки рейха было характерно, что руководители гестапо и разведки доносили Гитлеру друг на друга практически постоянно… На этом и была построена Великая фашистская Германия.
            Принято считать, что основную роль в передаче этих документов сыграл Рудольф Рёсслер. Этот немец после прихода Гитлера к власти переехал в Швейцарию и открыл там скромное издательство «Вита Нова». Убежденным коммунистом он не был и свои скромные услуги оказывал советской разведке исключительно за денежные вознаграждения. Зарабатывал он хорошо, ведь кроме операции «Цитадель» он передал чертежи нового танка «Пантера», со слизанной с советского Т-34 башней, и многое другое. Точных цифр не сохранилось, но некоторые откровенные, очень честные, западные газеты сообщали, что за операцию «Цитадель» он получил полмиллиона долларов. А со стороны советской разведки эти сведения засекречены до сего времени.
            Москва долго требовала, чтобы Рёсслер сообщил имена своих информаторов, но он так и не согласился это сделать, видимо не хватало денег у не богатого Советского Союза. Правда, есть мнение, что он сделал это перед смертью, в 1958 году, но данные эти, так же, до сих пор засекречены.
            Сведения о предстоящей немецкой операции под Курском поступали командованию Красной Армии и по другим каналам. 22 марта резидент в Швейцарии Шандор Радо докладывал, что для удара, именно под Курском, будут использованы танковые корпуса СС. Подробно именно об операции «Цитадель» сообщил советский разведчик Николай Кузнецов. Но… 12го апреля на стол Сталина легли документы самой операции «Цитадель»! Это был беспрецедентный случай победы Советской разведки. Можно сказать, что такой оперативной победы разведслужб, больше не повторялось никогда в истории всего, постоянно жаждущего воевать, человечества.
            А сообщение немецкого солдата 168-й пехотной дивизии, захваченного в плен, при взятии очередного, дежурного, ежедневного языка, о том, что наступление назначено на рассвете, в 05.00, 5 июля, позволило принять командованию группировки советских войск под Курском, эффективные контрмеры артиллерийской подготовки непосредственно перед началом самого совершенно секретного наступления вермахта. Задержав его начало, по оценкам, на шесть – восемь часов, из-за серьезного поражения прифронтовых зон сосредоточения немецких войск, значительно снизив силу первой ударной волны фашистской машины.

            Продолжение:   http://proza.ru/2023/04/19/928   

            11.04.2023
            Олег Русаков
            г. Тверь