Блок. Анне Ахматовой. Прочтение

     П О С Л А Н И Я

5. Анне Ахматовой
 





                «Красота страшна» – Вам скажут, –
                Вы накинете лениво
                Шаль испанскую на плечи,
                Красный розан – в волосах.
 
                «Красота проста» – Вам скажут, –
                Пестрой шалью неумело
                Вы укроете ребенка,
                Красный розан – на полу.
 
                Но, рассеянно внимая
                Всем словам, кругом звучащим,
                Вы задумаетесь грустно
                И твердите про себя:
 
                «Не страшна и не проста я;
                Я не так страшна, чтоб просто
                Убивать; не так проста я,
                Чтоб не знать, как жизнь страшна».
                16 декабря 1913






Из Примечаний к данному стихотворению в  «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах»  А.А. Блока:
     «
     Анна Ахматова (Анна Андреевна Горенко, 1889-1966) – поэтесса, в 1910-е годы входила в литературное объединение акмеистов "Цех поэтов", в печати начала выступать с 1907 г. Блок отметил литературный талант Ахматовой в дневниковой записи 7 ноября 1911 г.: "А. Ахматова (читала стихи, уже волнуя меня; стихи чем дальше, тем лучше)". В статье "Без божества, без вдохновенья" (Цех акмеистов)" (1921) Блок выделил творчество Ахматовой: «Настоящим исключением среди них была одна Анна Ахматова; не знаю, считала ли она сама себя "акмеисткой"; во всяком случае, "расцвета физических и духовных сил" в ее усталой, болезненной, женской и самоуглубленной манере положительно нельзя было найти» (СС-8-6 [СС-8 (1-8) -- Блок А. Собрание сочинений: В 8 т. / Под общей ред. В. Орлова и др. М.; Л., Гослитиздат, 1960-1963]. С. 180).
     …Стих. "Анне Ахматовой" написано 15-16 декабря 1913 г. Ахматова свидетельствует, что она зашла к Блоку «лишь один раз, в декабре 1913 года, с тем, чтобы он сделал ей надписи на его книгах. Он жил тогда на Офицерской, она торопилась к себе в Царское Село и ушла сразу после того, как вернулась Любовь Дмитриевна. «Я просидела у Блока недолго, минут сорок»
     [“недолго” – с моей мужской точки зрения – это минут пять, а сорок – это чуть дольше, это почти час. ]
     (Цит. по: Максимов Д.Е. Ахматова о Блоке // Художественно-документальная литература. Межвуз. сб. научи. тр. Иваново, 1984. С. 95). 
    
     … Ахматова вспоминала:   «На каждой он написал просто: "Ахматовой – Блок". А на третьем томе поэт написал посвященный мне мадригал: "Красота страшна"  – Вам скажут ..."» (Воспоминания, 2. С. 95). 7 января 1914 г.
     Блок получил ответное стих. Ахматовой "Я пришла к поэту в гости ... " и отметил это в записной книжке. Оба стихотворения были напечатаны в журн. "Любовь к трем апельсинам" (1914. М 1). 18 января 1914 г. Блок писал Ахматовой: «Мейерхольд будет редактировать журнал под названием "Любовь к трем апельсинам". ( ... ) Позвольте просить Вас (по поручению Мейерхольда) позволить поместить в первом номере этого журнала – Ваше стихотворение, посвященное мне, и мое, посвященное Вам. Гонорара никому не полагается. Если Вы согласны, пошлите стихотворение Мейерхольду (площадь Мариинского театра, 2), или напишите мне два слова, я его перепишу и передам».
      …Стихотворение написано размером испанского романсеро в его русском варианте – четырехстопные хореи без рифм, со строфическим чередованием трех стихов с женским и одного с мужским окончанием. Анализ поэтики стихотворения см.: Лотман Ю.М. А.А. Блок. Анне Ахматовой// Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста. Структура стиха. Л., 1972. С. 223-234.
     »

А.А. Блок. «Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ»:
     «
      «Кругом твердят: "Вы – демон, Вы – красивы.»
     »

      Надо же, он поставил молодую поэтессу наравне со своим персонажем. Сравните эту демоническую красавицу с его «Демоном»:

     «Демон

          Иди, иди за мной – покорной
          И верною моей рабой.
          Я на сверкнувший гребень горный
          Взлечу уверенно с тобой…»

     – «Чтоб не знать, как жизнь страшна.»  - У Анны Ахматовой есть толи набросок, толи обрывочное стихотворение:

          «Еще говорящую трубку
          Она положила обратно,
          И ей эта жизнь показалась
          И незаслуженной долгой,
          И очень заслуженно – горькой
          И будто чужою. Увы!
          И разговор телефонный…»

     …у которого самое неожиданное – дата: 1912 г.(Ахматовой – 24 года). А ведь словно из 1962-ого… Или хотя бы из 1956-ого – когда ей звонил Исайя Берлин, с которым на этот раз встретиться она отказалась. (Может, на сайте Культура ( https://www.culture.ru/poems/9528/eshe-govoryashuyu-trubku ) с датой ошиблись? Ведь и «трубку// Она положила обратно» – в 1912 году трубку – вешали. Телефоны ж на столах тогда не стояли… Но это не тема данной книги.)
      А Блок, что Ахматова грядущий ужас предчувствовала – увидел.

Из Примечаний к данному стихотворению в  «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах»  А.А. Блока:
     «
     – «Шаль испанскую на плечи , // Красный розан – в волосах. – В воспоминаниях о Блоке Ахматова писала" «У меня никогда не было испанской шали, в которой я там изображена, но в это время Блок бредил Кармен и испанизировал и меня. Я и красной розы, разумеется, никогда в волосах не носила. Не случайно это стихотворение написано испанской строфой романсеро. И в последнюю нашу встречу, за кулисами Большого драматического театра весной 1921 года, Блок подошел и спросил меня: "А где испанская шаль?" Это – последние слова, которые я слышала от него» (Воспоминания, 2. С. 95).
     Несмотря на это утверждение Ахматовой, шаль присутствует в ее портретах 1910-х годов. На портрете работы Н. Альтмана (1914) она изображена в желтой шали.»

 
И вот, Осип Мандельштам:

          «В пол-оборота, о печаль,
          На равнодушных поглядела.
          Спадая с плеч, окаменела
          Ложноклассическая шаль.
                1914 г.»

      Легенда о романе меж Блоком и Ахматовой преследовали Анну Андреевну всю жизнь. Она всё отрицала. В советское время обычно приводились её слова об этом, а затем давался список стихотворений, якобы посвящённых Блоку.

Жирмунский В. М.: Анна Ахматова и Александр Блок:

     «
      Воспоминания об Ал. Блоке" Анны Ахматовой – машинописный текст ее мемориального выступления по ленинградскому телевидению 12 октября 1965 г., сопроводив его историко-литературным комментарием и собственными воспоминаниями о беседах с автором.  Выступление содержит как бы краткий отчет поэтессы о ее встречах с Блоком, очень немногочисленных, происходивших, как подчеркивает рассказчица, почти всегда в присутствии посторонних.
      Коротенькое выступление, продиктованное для телевидения, вряд ли предназначалось в таком виде для опубликования в печати. В рабочих тетрадях Ахматовой сохранилось большое число отрывков мемуарного характера, относящихся к Блоку. Все они, как и печатные "Воспоминания", по шутливому определению самой писательницы, в сущности, написаны на тему: "О том, как у меня не было романа с Блоком". "Все мои воспоминания о Блоке, – сообщает Ахматова в своих записях, – могут уместиться на одной странице обычного формата, и среди них интересна только его фраза о Льве Толстом".
     В черновых планах статьи перечислены все встречи Ахматовой с поэтом, они даже перенумерованы (девять номеров, однако список не доведен до конца). Очень характерны такие уточнения: "7. На Царскосельском вокзале. Обедали в первые дни войны (с Гумилевым)".
     Обычная точность памяти Ахматовой подтверждается записными книжками Блока (5 августа 1914 г.): "Встреча на Царскосельском вокзале с Женей (Ивановым, - В. Ж. ), Гумилевым и А. Ахматовой".
     Однако при всем поверхностном и мимолетном характере этих встреч "на людях", в литературных салонах и на литературных вечерах, нельзя не заметить, что для самой Ахматовой они всегда были чем-то очень важным и что она на всю жизнь запомнила, казалось бы, внешне незначительные, но для нее по-особенному знаменательные слова своего собеседника. Это относится, например, к упомянутым выше словам Блока о Л. Н. Толстом. В разговоре с Блоком Ахматова передала ему замечание молодого тогда поэта Бенедикта Лившица, "что он, Блок, одним своим существованием мешает ему писать стихи". "Блок не засмеялся, а ответил вполне серьезно: "Я понимаю это. Мне мешает писать Лев Толстой". В другой раз, на одном литературном вечере, где они выступали вместе, Ахматова сказала: "Александр Александрович, я не могу читать после вас". Он – с упреком – в ответ: "Анна Андреевна, мы не тенора". [Поясню: сыздавна (и до сих пор) считается, что, чем дальше к концу концерта, тем почетнее для выступающего.] Сравнение это, надолго запечатлевшееся в памяти, было, может быть, подхвачено через много лет в стихотворении, где Блок предстает как "трагический тенор эпохи" (1960). Ахматова рассказывает дальше: "Блок посоветовал мне прочесть "Все мы бражники здесь". Я стала отказываться: "Когда я читаю "Я надела узкую юбку", смеются". Он ответил: "Когда я читаю "И пьяницы с глазами кроликов" – тоже смеются".
     Но наиболее впечатляющей была неожиданная встреча Ахматовой с Блоком в поезде на глухом полустанке между географически близкими Шахматовым (усадьбой Бекетовых) и Слепневым (имением Гумилевых), скорее напоминающая не бытовую реальность, а эпизод из неправдоподобного любовного романа: «Летом 1914 года я была у мамы в Дарнице, под Киевом. В начале июля я поехала к себе домой, в деревню Слепнево, через Москву. В Москве сажусь в первый попавшийся почтовый поезд. Курю на открытой площадке. Где-то, у какой-то пустой платформы, паровоз тормозит, бросают мешок с письмами. Перед моим изумленным взором неожиданно вырастает Блок. Я вскрикиваю: "Александр Александрович!". Он оглядывается и, так как он был не только великим поэтом, но и мастером тактичных вопросов, [вот же ехидная женщина!] спрашивает: "С кем вы едете?". Я успеваю ответить: "Одна". Поезд трогается».
     И этот рассказ подтверждается свидетельством записных книжек Блока (5). Ахматова продолжает: «Сегодня, через 51 год, открываю Записную книжку Блока и под 9 июля 1914 года читаю: "Мы с мамой ездили осматривать санаторию за Подсолнечной. – Меня бес дразнит. – Анна Ахматова в почтовом поезде"».
     [С моей точки зрения данный “бес” в девять встреч никак не умещается. Ему что – захотелось прыгнуть к ней в поезд? Да и само исходное стихотворение: он же не знал, что она «придет в гости», но мадригал был уже заготовлен.]
     В своих мемуарных записях Ахматова уделила немало места опровержению "легенды" о ее "так называемом романе с Блоком", или, как она пишет в другом месте, "чудовищных слухов" о ее "безнадежной страсти к А. Блоку, которая почему-то всех до сих пор весьма устраивает". Эта "сплетня", по мнению поэтессы, наиболее энергично распространялась враждебными ей эмигрантскими кругами, сенсационными и часто лживыми "воспоминаниями" ее петербургских современников и в особенности современниц, а также некоторыми зарубежными критиками, подпавшими под их влияние. «Однако теперь, когда она грозит перекосить мои стихи и даже биографию, я считаю нужным остановиться на этом вопросе".
      Сплетня эта – "провинциального происхождения", она "возникла в 20-х годах, после смерти Блока"; "уже одно опубликование архива А. А. Блока должно было прекратить эти слухи».
     [А это не довод  – в числе сожжённых им бумаг были и 15 записных книжек А. Блока из имевшихся к тому времени 61.]
»

     «Прекрасных рук счастливый пленник на левом берегу Невы, мой знаменитый современник», «Когда при мне произносят короткое звонкое имя»…

     Блок как-то сказал про Ахматову…
     Елизавета Юрьевна Кузьмина-Караваева  вспоминает, как впервые читала «на башне» у Вячеслава Иванова свои стихи юная Анна Ахматова. После ее выступления Вячеслав Иванович обратился к Блоку и буквально вымолил у него кратко сказать свое мнение о прочитанных стихах.
     «Блок покраснел,   – он удивительно умел краснеть от смущения, — серьезно посмотрел вокруг и сказал:
     – Она пишет стихи как бы перед мужчиной, а надо писать как бы перед Богом.»
(Елизавета Кузьмина-Караваева. Мать Мария. Равнина русская. СПБ, «Искусство», 2001.) 

     Вот это: сознательный, принципиальный отказ писать “как бы перед богом”, чтобы роза пахла розой, а не четырнадцатью томами мистики – было чуть ли не главным в её лирике  10-ых годов, и многие её стихотворения читались как женский ответ на его высокомудрые рассуждения.
Например, помните? - Л. Д. Блок. «И быль и небылицы о Блоке и о себе»:
      «…Он сейчас же принялся теоретизировать о том, что нам и не надо физической близости, что это "астартизм", "темное" и Бог знает еще что. Когда я ему говорила о том, что я-то люблю весь этот еще неведомый мне мир, что я хочу его -- опять теории: такие отношения не могут быть длительны, все равно он неизбежно уйдет от меня к другим. А я?»
      
Сравните, правда, похоже? –

          «Сказал, что у меня соперниц нет.
          Я для него не женщина земная,
          А солнца зимнего утешный свет
          И песня дикая родного края.
          Когда умру, не станет он грустить,
          Не крикнет, обезумевши: «Воскресни!» —
          Но вдруг поймет, что невозможно жить
          Без солнца телу и душе без песни.
                …А что теперь?»

     Или прочитайте его «В ресторане»:

          «...Я послал тебе чёрную розу в бокале
          Золотого, как небо, аи....»


     Следом - воспоминания Нелидовой:
      «..Потом я как-то была у А.М. Ремизова. К ним пришел Блок. "А-а, незнакомка, – сказал он. – Отчего вы тогда ушли?"… Мы встречались еще...»)
     И на их фоне:

          «Как велит простая учтивость,
          Подошел ко мне, улыбнулся,
          Полуласково, полулениво
          Поцелуем руки коснулся…»