Суд предков

Это случилось в застойные годы, когда можно было досыта выпить и закусить. Любитель веселой жизни Хмельков ехал в поезде Новгород – Москва. Ехал в свою родную Окуловку со свадьбы друга. А потому находился в изрядном подпитии.
– Начальник, разбуди в Окуловке! У меня дома дети плачут, – предупредил он проводника и завалился на полку.
Но проводник тоже был чуть тепленький... И очнулся Хмельков только в Вышнем Волочке, проехав родную Окуловку. И то благодаря пассажиру, который, слезая со второй полки, наступил ему на голову.
Расстраивался Хмельков не долго. Опохмелился в привокзальном буфете, сходил в кино, затем еще выпил и от нечего делать пошел в музей. «Раз судьба забросила в другой город, надо познакомиться с его историей», – трезво рассудил он.
Но познакомиться не получилось. Хмелькова развезло. Когда смотритель вышел, он спрятался за стенд и забылся.
Очнулся Хмельков ночью и долго тряс головой, ничего не понимая. По залу ходили люди и разговаривали друг с другом. «Экспонаты ожили. – понял Хмельков. – Допил!»
Он выглянул из-за стенда, но вдруг услышал голос со стены, где днем висела фотография какого-то революционера:
– Внимание, товарищи! Среди нас потомок, представитель своего времени, один из тех, кто довел Россию до нищеты.
– За стол его, на суд истории!- закричали в зале.
Хмелькова вытащили из-за стенда и усадили за длинный дубовый стол, во главе которого сидел бородатый мужик.
– Я – революционер Мельницкий. Слышал про такого?
Хмельков пожал плечами.
– Мы жизнь отдали за твое светлое будущее, а ты про нас даже ничего не слышал? Расстрелять его!
– Как это расстрелять?- Хмельков даже протрезвел. – Мало вы людей перестреляли со своей революцией? Я, между прочим, – рабочий, представитель передового класса.
– Ты – рабочий? Работаешь по восемь часов пять дней в неделю, из них три – пьяный. – вступил в разговор еще один «экспонат». – Я – хозяин фабрики. Слышал Рябушинского? Я знаю, кто такой рабочий. Тот, кто работает по двенадцать часов, а отдыхает только в воскресенье. Расстрелять его!
– Так ты буржуй!- смекнул Хмельков. – Брат Мельницкий! Это же контра!
– Стакан тебе брат! – перебил Хмелькова мужик в крестьянской одежде. – Тулупова, первопечатника Лахтинской типографии, тоже, небось, не знаешь? А у меня дочка, между прочим, еще жива. А кто ей землю поможет вскопать? Упустили сельское хозяйство! Уехали из деревни! Расстрелять его!
Хмелькова аж пот пробил.
– За что, братья предки! Я бы сам не уехал из деревни. Выгнали меня! Я же уезжал со слезами на глазах.
– Ладно, не будем мы тебя трогать. – сказал поп. – Жизнь сама тебя накажет. Как сказано в священном писании, надвигаются страшные времена. Виноградники будут вырублены, вина в магазинах не будет! Не станет ни еды, ни одежды! А пока можешь убираться в свою Окуловку!
– Окуловка, говорю. Вставай же! Сам говорил, дети дома плачут!
Хмельков открыл глаза и увидел проводника. Когда поезд остановился, он вышел на перрон. «Приснится же!» – улыбнулся Хмельков и решил впредь пить меньше.