9 Двигатель истории

Евангелие от Дарвина или эволюция доверия.

В начало: http://proza.ru/2023/05/17/1409


9 - Двигатель истории.

Людей объединяют на совместную деятельность общие цели. Доверие, рождающееся в процессе достижение этих целей, распространяется на идеи, способствующие их достижению и мечты, всегда соседствующими с целями и идеями. Сегодня мы считаем, что в прошлом все идеи носили мифологический характер. Всё было вымысел, дурман и «опиум для народа». Зато теперь нас объединяют настоящие идеи, основанные на самых правильных истинах.  Впрочем, так считали во все времена.
Юваль Ной Харари на этот счет подмечает, что «поначалу аграрная революция не сказалась на статусе других объектов анимистской системы верований, таких как скалы, источники, духи и демоны. Однако и они постепенно стали отступать под натиском новых богов. Пока люди жили в тесных пределах нескольких сотен, максимум тысяч квадратных километров, местные духи вполне могли позаботиться обо всех их потребностях. Но с ростом царств и торговли людям понадобилось покровительство кого-то, кто охватывал своим могуществом целое царство или торговый регион.
Из этой потребности родились политеистические религии (от греч. poly — много и theos — бог). Эти религии предполагали, что миром правит группа всесильных богов —богиня плодородия, бог дождя, бог войны. Люди взывали к этим богам, и те, если оставались довольны обрядами и жертвоприношениями, посылали дождь, победу, здоровье»» .

Язычество наполнило сознание людей совершенно новыми фантазиями и образами, расширило воображение и наполнило его титанами, метателями молний и молотов и всякого такого, чего никогда не увидишь в реальной жизни. Это был качественный скачок в развитии сознания.

Множество всесильных богов, специализирующихся на отдельных вопросах, курировали земледелие, охоту, войны, виноделие и т.д. Эдакий небесный совет министров, правда довольно разобщенный. Поэтому направлять единичные прошения или общие петиции требовалось строго по инстанции. Министр войны не отвечает за вопросы плодородия, а министр охоты не очень ладит с министром виноделия. Они редко устраивают совместные совещания, а если и собираются, то в основном чтобы повеселиться, и, напившись, посплетничать или выяснить отношения. Запросы простых смертных удовлетворяются через раз не только по причине недостаточно богатых даров, но и из-за довольно взбалмошного характера самих министров. Они же не на службе у народа, чтобы выполнять каждый запрос какого-нибудь никчёмного просителя. Ну вы поняли.

При всем несовершенстве такой картины мира, для наших не очень далекий предков она доступно объясняла непостоянство природы и неудачи в войне. Стихийные бедствия, нашествие саранчи, извержение вулкана или нападение вражеского войска – всё получало свою причину и осмысленное объяснение. Прогневили того или иного бога — вот вам и результат. Хочешь добиться успеха в труде или на воинском поприще – забей жертвенное животное. Это конечно-же не наука с её сложными математическими формулами, зато всем всё понятно.
 Мог ли политеизм стать основой для объединения людей и территорий в большие государственные формирования? Стать центральной идеей для создания монархий или грандиозных империй, объединяющих большие территории?
Давайте посмотрим.
Начнем с того, что языческие пантеоны скорее демонстрировали трудности семейной жизни нежели образцы государственного устройства. К примеру, греческий Олимп жил одной большой и совсем недружной семьей. Все олимпийские боги были родней и при этом конкурировали друг с другом за влияние и любовь людей.
Зевс  смог занять главное место в пантеоне, как только сместил с трона своего отца титана (не путать с тираном) Кроноса привычным для тех времен способом. После чего громовержцу пришлось делить власть над миром с родными братьями: Посейдоном и Аидом. Он сам чуть не последовал за Кроносом, когда его дочь Афродита и сын Аполлон, при поддержке его жены и одновременно сестры Геры (не удивляйтесь особенно: такие у них там на Олимпе были порядки) совершили неудачную попытку отправить родного папашу и любимого мужа в Тартар. 
Верховный бог германо-скандинавской мифологии Один  тоже был степенным и семейным человеком (ой, простите богом). Один не только слыл покровителем в ратных делах, но и являлся отцом всех более-менее известных богов Асгарда, включая Тора и Локи, которые, как помнится, отчего-то невзлюбили друг друга и в своем беспрестанном соперничестве не раз ставили под сомнение единство и могущество семьи. У славянских языческих богов, по некоторым источникам, также прослеживаются довольно разветвленные родственные связи.

Получается, что языческий божественный порядок был лишь точным слепком с реального порядка вещей у тех местных элит, народы которых ему покланялись. Можно, конечно, попробовать представить обратное: что не реальное положение вещей стало прототипом для мифологии, а, напротив, в точном соответствии с мифом были выстроены соответствующие иерархии. Мол военная аристократия скандинавов строилась по типу Асгарда, а греческие демократии по лекалу Олимпа.
Как бы там ни было, фактом остается то, что никакой иной объединительной идеи, кроме кровного родства, политеизм не привнес. А родственные узы изобретать не было никакой надобности - они существовали задолго до любых мифов и легенд, что уже само по себе ставит под сомнение идею первичности таких мифов.   
Из этого можно сделать вывод, что никакой новой объединительной идеи язычество не несло. Оно лишь закрепляло для потомков существующий порядок, переводя на язык легенд то, что, итак, объединяло людей. А если это так, то до появления поистине универсальных религий никакого иного скрепляющего людей мотива кроме зова крови так и не возникло.
Кровные связи имеют свои пределы и вряд ли когда-нибудь имели сколько-нибудь заметную силу далеко за пределами довольно ограниченного семейного круга. В этом смысле язычество лишь осмысливало, обожествляя, силу родства как чего-то раз и навсегда данного и не подлежащего сомнению. Кто бы спорил? А вот для объединения больших территорий понадобилось нечто большее, нежели семейная мифология.
 «Чтобы объединить под своей эгидой большие территории с неоднородным населением, религия должна соответствовать еще двум критериям. Во-первых, она должна предлагать универсальный сверхчеловеческий порядок, истинный для всех и всегда. Во-вторых, она должна стремиться сообщить свои истины каждому. Иными словами, объединяющая религия должна быть универсальной и миссионерской» (Юваль Ной Харари. «Sapiens. Краткая история человечества»)

Не могу представить, чтобы доблестные викинги, разграбив очередную деревню, смогли вкрадчивыми рассказами об Одине убедить её жителей в необходимости поддержания и впредь такого порядка. Мала вероятность и того, чтобы мифы древней Греции впечатлили финикийцев, мидийцев, египтян или какие-то иные народы за пределами самой Греции настолько, что те решили бы забросить собственные. Да что уж говорить, если сами греки не смогли создать единого государства, оставаясь до полного подчинения Риму чередой разобщенных полисов. 
Можно сказать, что язычество было не только семейной, но и уж, что греха таить, региональной мифологией. Во всем своем разнообразии языческие мифологии не блистали ни универсальностью, ни миссионерским заделом. Простите, но если кому-то и интересны ваши семейные дрязги, то вряд ли кто-то извне захочет брать их себе образцом для подражания.

Кроме того, важной особенностью всех без исключения богов языческих пантеонов было пренебрежительное отношение к людям. Они намного больше интересовались собой нежели жизнью простых смертных. Чего ж удивляться: они же боги! Не боги созданы для людей, а люди должны поклоняться им.
Единственный порядок взаимодействия с языческими богами подразумевал по возможности богатые подношение. Только жирные дары в виде жертвенного животного или нечто подобное на соответствующий алтарь могла отвлечь небожителей от своих семейных дел и развлечений. Никаким иным способом человек не мог повлиять на беспристрастный ход событий, подвластный тому или иному божку.
Судя по всему, только такой порядок взаимодействия слабых с сильными, подчиненных с правителями был приемлем и понятен в эпоху политеизма. Разговор между правителями по любому мало-мальски важному вопроса начинался после оценки поднесенных даров. Подача петиций и просьб местному правителю также сопровождалась подарками.

Удивительно насколько глубоко такой порядок проник в наше сознание, если даже сейчас, по истечении веков и тысячелетий, просители нередко подкрепляют свои просьбы аналогичным способом. Мздоимство и взяточничество никуда не уходит. Ни социализм, ни капитализм не смог искоренить историческое наследие язычества, и взяточничество моментально пробивается там, где не до конца урегулированы отношения между гражданами и власть предержащими, от чьего решения зависит ход того или иного прошения точно так же, как судьбы простых смертных некогда зависели от внимания Гермеса или Фемиды.    
Если мы откроем Ветхий Завет, то сразу же заметим существенную разницу. В отличии от языческих историй о жизни богов, здесь центральным действующим лицом уже является человек. Бог если и появляется, то не для того, чтобы мы узнали что-то о нём, а чтобы испытать человека и направить его на путь истинный.
Единый Бог не похож на языческих богов. Он занят не собой, а своим главным проектом – человеком, ничего не требует для себя, ему не нужны ни дары, ни подношения.

Соответственно изменился и порядок взаимоотношений: если в язычестве человек мог повлиять на свою судьбу подношением даров, то в монотеизме все изменилось – судьба человека стала зависеть от него самого, от искренности его веры и от того, насколько добросовестно соблюдает договор (исполняет заповеди).
Это кардинальное изменение в восприятии человеком себя и своего места в окружающем мире. Для того, чтобы заслужить право занимать свое место в мире и восстановить нарушенную своими действиями гармонию мира, человеку не нужно больше возвращать долю отобранного (взятого у природы и тем самым нарушившего общую гармонию), а изменится самому, став более гармоничной частью природы.
Переводя на современный язык, место закона сохранения энергии, который человек физически не мог соблюсти в силу того, что брал от природы намного больше, чем мог отдать, пришел закон личной ответственности. Если место у природу уже отвоёвано, то остается лишь жить в гармонии с окружающим: не брать лишнего, быть скромнее и обратить, наконец-то, свой взгляд внутрь: на величайший дар, развитие которого, возможно, и есть главная цель и смысл появления человека на планете Земля.    
Христианство и мусульманство наиболее близкие друг к другу монотеистические религии. Политеизму с его множеством разобщенный богов, на смену   пришли религии с универсальным, всеохватывающим, единым законом. Вселенная и всё в ней, включая звёзды, реки, моря, горы, растения, животных и самого человека, подчинено единому порядку. Всё создано по единому замыслу и развивается сообразно ему.  Бог следит за порядком во вселенной. Проще говоря: «Без Его воли и волос с головы нашей не пропадет» (Евангелие от Луки. 21, 18).

Что крайне важно, первый человек создан Богом по собственному подобию. Из этого следует, что, во-первых, все люди – родственники. Все произошли от Адама, то есть можно распространить кровные узы на всех единоверцев и относиться к каждому с тем же доверием, с каким должно относится к родственнику. Во-вторых, в каждом есть частичка Бога, что моментально поднимает статус каждого верующего.
Те, кто представил себе бородатого старика на облаке, очень превратно понимает порядок вещей. К сведению, в течении долгих веков в христианстве существовал запрет на изображение Бога, а в мусульманстве он существует до сих пор. Дело в том, что для христиан и мусульман Бог – это непостижимый трансцендентный абсолют, а дедушка на облаке – это иллюстрация из детской книжки. Людям трудно верить в нечто непостижимое и бестелесное, поэтому в христианстве разрешили-таки изображения, так сказать, в популяризационных целях.
Что же тогда в людях может быть от бестелесного и непостижимого? Вы удивитесь: душа! Этим словом и определяется та частичка Бога, которую он дал людям.
Для людей практического склада ума любое упоминание души вызывает раздражение и нервный смех. Величайший мыслитель современности Юваль Ной Харари в книге «Ноmo Deus. Краткая история будущего» утверждает, что «до сих пор не появилось ни одного научного доказательства существования души» . 
Возможно, он удивился, если бы прочел определение души у св. Иоанна Дамаскина: «Душа есть сущность живая, простая и бестелесная, по своей природе невидимая для телесных глаз, бессмертная, одаренная разумом»  или точку зрения св. Феофана Затворника, который считал, что душа есть самостоятельная, особая, свободно-разумная личность. По сути, речь идет о сознании человека, определяющем его свободно-разумную личность. 
С точки зрения христианина сознание без любви и веры сильно не дотягивает до души, но, в любом случае, свободно-разумная личность рассматривается как отправная точка в духовном восхождении к восприятию себя частью мироздания и слиянию с ним.
Вы можете сомневаться в бессмертии сознания или в его сопричастности с Абсолютом, но когда кто-то утверждает, что наука не обнаружила никакой души, то отрицается не только наличие у человека сознания, но и свободно-разумной личности. Более того, этим утверждением откровенно признается, что сам процесс, приведший к таким заключениям — это даже не выхлоп печени или селезенки, а попросту случайный набор слов, поскольку наука, по их словам, не обнаружила даже свободно-разумной личности, которая могла бы всё это придумать и разумно обосновать. 
С душой связана одна из самых важных идей христианства и мусульманства. Так как душа является частичкой Бога, а Бог бессмертен, то и душа после смерти тела не умирает, а значит и сам человек – его сознание, тоже бессмертны.
Большей универсальности представить себе даже трудно. Не только сам Бог есть абсолют, но все, включая жизнь и смерть, имеет свой смысл и включено в одному Богу ведомый план. Столь всеобъемлющая и гармоничная картина вызывала миссионерский подъем у миллионов верующих на протяжении веков. История переполнена примерами самопожертвования от первых христиан, и далее ко временам крестовых походов, религиозным войнам, миссионерским миссиям на вновь открытых континентах и далее вплоть до наших дней.
Даже когда вера распространялась огнем и мечом, миссионеры были убеждены, что делают это во благо, спасая вновь обретающих души. Убийство неверных не считалось грехом. В этом сквозит некая преемственность от племенного общежития. Поскольку неверующий не обладает душой, что значит не совсем человек, но ещё и не происходит от Адама, что значит и не родственник.

Конечно, это выглядит весьма противоречиво на современный просвещённый взгляд. Не совсем понятно, каким образом принятие веры может иметь обратное действие и наделять сразу же после обряда не только душой, но и родством с Первым Человеком.   
Пожалуй, всё же не стоит слишком углубляться в такие материи, хотя бы потому что вряд ли кто-то до конца понимают, скажем, теорию относительности Эйнштейна. При этом никто же не ставит её истинность под сомнение? Между прочим, теория Эйнштейна во многом касается вопросов относительности времени и пространства, а Бог стоит и над временем и пространством, так что хотя бы ради Эйнштейна лучше не будем углубляться в столь сложные материи. 
Во времена язычества местные князьки могли объединиться лишь для грабительского похода или сбора дани на сопредельных территориях. Имея в голове картину мира, управление которым принадлежит множеству богов, ни сам князь, ни его подданые об интеграции с ближними и дальними соседями даже не помышляли. Для этого просто не было места в их головах.
Если греческие граждане могли объединять усилия всех полисов лишь для того, чтобы противостоять внешней агрессии, и после того, как угроза отступит, вновь возвращались к обычным распрям, то в результате внешней экспансии стали провинцией Римской империи под названием Ахайя. Случилось это через два года после присоединения к Риму провинции Македония.
С обретением веры в единого Бога и в единство мира, подчиненного единым законам и населенного, как выяснилось, не чужими людьми появилась возможность и потребность к выстраиванию иерархия с помазанником Божиим во главе. Житель деревни или города смог после включения в империю чувствовать себя частью большой семьи, частью единого народа, каждый из членов которого произошел от единого предка - Адама.
По сути, весь мир, который мы сейчас знаем, возник благодаря монотеистическим религиям. Государства, народы и национальные языки сформировались вокруг религиозных центров. Некоторые государства развились в империи. Это был мощный рывок в развитии цивилизации, очень серьезным движением истории на качественно новый уровень.
Зададимся вопросом, который поставили в начале исследования. Как сильно повлияло стремление к свободе и жажда признания на столь мощное движение истории? Если в борьбе за общий трон принимало участие некоторое число местных князьков и один из них в результате повысил свой статус, то в миссионерском движении и захватнических войнах участвовали тысячи людей, для которых жажда признания играла безусловно какую-то роль, но далеко не первостепенную. 
Что касается свободы, то вряд ли у кого-нибудь повернется язык назвать стремление к свободе значимой причиной построения мощнейших автократий, таких как Римская, Османская или Российская империи.
И это очень позитивная новость для Фукуямы.
Причиной мощнейших исторических движений периода зарождения монотеизма стала грандиозная объединительная идея с огромным миссионерским потенциалом.
Александр Македонский (356 - 326 годы до н.э.), как и все греки, придерживался эллинистической религии, верил во множество богов: Зевса, Афину, Гермеса, Геру, Посейдона и т.д. Вера Александра Македонского была политеистической и соответствовала местной греческой традиции. Два века спустя римский консул Луций Эмилий Павел в решающем сражении около города Пидна разбил македонян. С бегством с поля боя Персея, возглавлявшего македонское войско, Македония, как независимое государство, прекратила своё существование.  Датой присоединения Македонии к Риму стоит 148 год до н. э., и следовательно Александр Великий и чуть позже Римская империя проводили экспансию задолго до зарождения христианства.
Возникает вопрос, римский консул с библейским именем Павел присоединил Македонию к Риму, а за двести лет до него Александр Македонский завоевал весь известный на тот момент мир, и при этом в их головах, как и в головах всех греков и римлян не было никакой объединяющей идеи. Значит ли это, что для объединения народов идея совершенно не важна?
Зададимся простым вопросом. Если у вас ещё нет теоретических знаний и общего понимания, как создать автомат или танк, то сможете ли вы наладить их производство или создать хотя бы один экземпляр? Дело даже не в технологиях, хотя они очень важны, но в общем представлении, что такое вообще возможно. И тогда, если мы думаем, что Александр Македонский и римский консул Павел, будучи приверженцами политеизма, захватили хоть что-то за пределами родного края, то мы должны с такой же легкостью поверить в то, что их воины шли в атаку не с копьями и на колесницах, а вооруженные автоматами и верхом на танковой броне.

Несмотря на родство всех верующих христиан от Адама, люди не в состоянии в одночасье проникнуться столь же сильным доверием к единоверцам, как к самым близким родственникам. «Люби ближнего твоего, как самого себя» (Мф. 19:18-20) оставалось важнейшей целью на протяжении веков, но столь сложной, что в Евангелии от Марка сказано: «любить ближнего, как самого себя, есть больше всех всесожжений и жертв» (Мк. 12:32—34). 

Как тогда выстроить государство, если люди продолжают держаться своего небольшого круга родственников? Как соединить воедино разные территории и разные сословия не слишком доверяющих друг друга людей? Только через такую семью, члены которой будут представлены в каждом городе и селении, которые будут на равных разговаривать с крестьянином, землевладельцем и самим королем. Так возникла церковь с Папой во главе в католицизме и Патриархом (греч. ;;;;;;;;;;, от др.-греч. ;;;;; — «отец») в православии и его детьми прелатами, многие из которых не имели никакой иной семьи, кроме своих церковных братьев.
Для того, чтобы разговаривать на равных с каждым представителем государственной иерархии и простым крестьянином церковная семья выстроила собственную иерархию от епископов и до монахов и сельских священников. Так церковная семья смогла объединить все остальные семьи и сословия. Государство могло сколь угодно долго оставаться рыхлой структурой, в которой высшие не смотрят на низших, а жители одной деревни не знают ничего о жителях другой, пока существует костяк государственности из членов церковной семьи.

По крайней мере до наступления абсолютизма феодальные монархии держались на церковном единстве, скрепляющем все территории и сословие не только единой верой, но и единой структурой.  Разрушить монархию могло было только с разрушением Церкви или отмены(утраты) веры, что автоматически разрушило бы и саму Церковь.
Монархии создавались для защиты сельскохозяйственных земель. Так как созидательная деятельность держится на единстве, а уровень развития сельского хозяйства не позволял выращивать такие урожаи, которые гарантировали изобилии и соответствующих излишков, то никакой иной формы правления, по всей видимости, возникнуть не могло. Продавать (перераспределять) из выращиваемых продуктов первой необходимости было особенно нечего. Свою долю забирали лендлорды и представители Церкви, но в неурожайные годы и им было не сладко, а Церковь ещё и брала на себя обязанность по подержанию самым нуждающимся.
Что же двигало историю в те далёкие времена? Если скрепляло государства доверие, то и к их разрушению толкало потеря взаимного доверия. И стремление к свободе, и чувство собственного достоинства пробуждались тогда, когда люди утрачивали желание поддерживать устоявшийся порядок. И бунты, и смуты возникали не столько оттого, что становилось особенно плохо жить, сколько на волне сомнений в справедливости миропорядка. Сомнения возникали не на пустом месте и подпитывались слухами (социальными каналами того времени) тогда, когда недоверие к власти или сомнения в её законности («А царь то не настоящий!) толкало народ браться за вилы и топоры.

Если бы историю двигали определенные устремления людей, то вся история была бы непрекращающейся чередой войн за независимость и революций. Поскольку стремление к свободе является естественным человеческим стремлением, то оно никуда не исчезает, а поскольку революции всё же случаются не каждый день с утра по расписанию (чему я лично несказанно рад), то и свобода, и чувство собственного достоинства, и всё негодование, какое только есть в людях, воспламеняются в определенные моменты истории. Так что историю толкает в пучину неопределенности утрата доверия к власти и веры в установившийся порядок. В эти моменты люди особенно остро осознают, что их предали. Как правило это происходило в периоды смены модели экономики с созидательной на распределительную или наоборот.
Когда в той или иной автократической державе развивалась торговля (росли излишки), то увеличивалась и несправедливость распределения. Одни богатели, а другие если и не беднели, то чувствовали себя сравнительно более бедными на фоне чужого богатства. От любого негативного события могло вспыхнуть негодование, и тогда руки тянулись за вилами и топорами, поскольку доверие, скрепляющее созидательную (направленную на выживание) экономическую систему, было попрано и больше не работало.   
Справедливо и обратное. Как только ситуация в стране ухудшается, и товаров для торговли (перераспределения) становится всё меньше, а цены начинают так бурно расти, что переводят в гиперинфляцию, то люди перестают чувствовать себя свободно и готовы поддержать сильную власть, способную всех сплотить на борьбу за выживание.

Такие исторические переломы вазревают не молниеносно в силу инертности сообществ и определенного запаса прочности, который поддерживает некоторое время ту или иную государственную структуру даже после утраты взаимного доверия. 
 
     Кратко.  Если государственные образования скрепляет взаимное доверие, то двигателем истории является его утрата. Утрата доверия естественно сопровождается стремлением к освобождению от ненавистного порядка, а чувство собственного достоинства не позволяет более мириться с невыносимой несправедливостью.


Рецензии