Гефсиманский сад. Н. Ге и М. Булгаков

                1.
        В «Страстном цикле» Николая Ге есть картина «Христос в Гефсиманском саду». Её первый вариант, показанный сначала в Петербурге, а потом на международной выставке в Мюнхене в 1869 году, был встречен дружным хором критиков. Через десять лет Ге вернулся к картине и переписал её. Картину продолжали поругивать, но всё же она была признана одним из шедевров художника, и Ге, наконец, узнал, что такое успех.
      В романе Булгакова «Мастер и Маргарита» тоже упоминается Гефсиманский сад. За город, в масличное имение в Гефсимании, Низа, агент начальника тайной полиции Афрания, заманивает влюблённого в неё молодого Иуду. Здесь, в саду, его убивают наёмные убийцы, подосланные Афранием по приказу Пилата.   
     Булгаков кардинально отступает от евангельского сюжета. Согласно Евангелиям в Гефсиманском саду Иуда совершает акт откровенного предательства Христа. В загородный сад, зная, где можно найти Христа, поскольку тот с учениками регулярно посещал это место, Иуда приводит толпу людей, чтобы арестовать Христа.  (Центральным эпизодом сцены ареста выступает поцелуй Иуды).
      Но ещё более важным с сюжетно-событийной точки зрения является то, что Гефсиманский сад – это место моления Христа перед казнью. Сюда,  из шумно празднующего Песах Иерусалима, он удаляется (взяв с собой только трёх учеников) в поисках тишины, необходимой для молитвенного сосредоточения. Здесь, оставшись наедине с Богом-Отцом, Христос обращается  к Нему, чтобы обрести необходимую крепость духа. Не скрывая перед Богом-Отцом охватившей его слабости – сомнений, страха…
        Моление в Гефсиманском саду -  один из пиковых моментов в мифологической истории Христа.  В этом эпизоде со всей очевидностью обнаруживается   богочеловеческая природа Христа, её именно человеческая сторона, соответствующая имени Иисус. И в то же самое время это решающий момент, потому что в Гефсиманском саду Христос обретает спокойную волю исполнить своё предназначение. Поборовший все сомнения и страхи, - таким уже он предстаёт перед стражниками, пришедшими его арестовать.  И Ге, изображая коленопреклонённого в молении Христа,  следует как внешней канве евангельского сюжета, так и заключённому в нём смыслу.  Его Христос готов к распятию. 
     Булгаков же рассказывает нам историю, построенную на прямом контрасте с евангельским сюжетом о Гефсиманском саде как месте моления Христа. Писатель отправляет в Гефсиманский сад горящего любовным нетерпением молодого Иуду.      Булгаковский Гефсиманский сад –  не место интимной встречи Христа с Богом-Отцом, а место предполагаемой встречи двух любовников. Во всяком случае, для Иуды.  Если Христос искал тишины и уединения, то Низа зовёт Иуду в гефсиманское масличное имение послушать соловьёв, птичьи  любовные трели. Если Христос готовился в Гефсиманском саду к ожидающей его мучительной смерти на кресте, то Иуда предвкушал совсем иное и к смерти был совершенно не готов.  Смерть была для него предельно неожиданной. Единственной точкой пересечения евангельского и романного сюжетов, в который задействован Гефсиманский сад, является только та или иная степень причастности этого места к смерти героев.
     Но какое отношение к вольной булгаковской трансформации канонического сюжета  имеет картина Ге «Христос в Гефсиманском саду»? Есть ли вообще хоть какие-то основания  усматривать в романе «Мастере и Маргарита» отсылки к этой картине?
               
                2.


      Низа назначает Иуде свидание за городом, в гефсиманском масличном имении, в гроте, дорога к которому ведёт мимо масличного жома. И Иуда устремляется в назначенное место.   
          «После душного города Иуду поразил одуряющий запах весенней ночи. Из сада через ограду выливалась волна запахов миртов и акаций с гефсиманских полян.
Ворота никто не охранял, никого в них не было, и через несколько минут Иуда уже бежал под таинственной тенью развесистых громадных маслин. Дорога вела в гору, Иуда подымался, тяжело дыша, по временам попадая из тьмы в узорчатые лунные ковры, напоминавшие ему те ковры, что он видел в лавке у ревнивого мужа Низы. Через некоторое время мелькнул на левой руке у Иуды, на поляне, масличный жом с тяжелым каменным колесом и груда каких-то бочек. В саду никого не было. Работы закончились на закате. В саду не было ни души, и теперь над Иудой гремели и заливались хоры соловьев.
    Цель Иуды была близка. Он знал, что направо в темноте сейчас начнёт слышать тихий шёпот падающей в гроте воды»
     После совершённого убийства двое непосредственных его  исполнителей «бросились с дороги, и тьма их съела между маслинами». Третий (Афраний), прежде чем уйти, присел на корточки, чтобы внимательно разглядеть убитого (убедиться, что дело сделано), и вглядывается в его лицо.   «В тени оно представилось смотрящему белым, как мел, и каким-то одухотворённо красивым. Через несколько секунд никого из живых на дороге не было. Бездыханное тело лежало с раскинутыми руками. Левая ступня попала в лунное пятно, так что отчётливо был виден каждый ремешок сандалии».
       Если сравнить булгаковское описание гефсиманского сада, то нетрудно заметить много общего. Причём, настолько много, что создаётся впечатление, что Булгаков имел перед глазами эту картину, когда писал соответствующий текст.  Христос у Ге изображён между «таинственных теней развесистых громадных маслин». Очётливо виден гористый рельеф местности. И «узорчатые лунные ковры». Более того, вся атмосфера сада наполнена магией весенней лунной ночи.
    У Ге лунный свет вырывает из тьмы одухотворённое лицо Христа (и часть груди)   и  пясть правой руки. Булгаков же в описании убитого Иуды акцентирует внимание на красивом, казавшимся одухотворённым, лице Иуды и левой ступне, попавшей в лунное пятно.   
    Правда, на картине Ге нет масличного жома, т.е. пресса. Упоминая жом, Булгаков, конечно, намекает на само название «Гефсимания», происходящее от слова «масличный пресс» на  иврите и арамейском языке.  Вот какое толкование Гефсимании, к примеру, давал известный духовный писатель, популяризатор православия протоирей Иоанн Бухарев:
     «Это место или селение было около Иерусалима за долиною Иоасафатовою, при подошве горы Елеонской… Есть предание, что Гефсимания принадлежала священникам и левитам, и что в ней паслись стада жертвенных животных. Отсюда же взяли и повели на заклание и Агнца Божия, И. Христа, вземлющаго грехи мира (Воскр. Чт. XVII г.). Гефсимания значит место выжимания оливок. Такое название произошло от того, что здесь был сад оливковый, и приготовлялось оливковое масло» (Иоанн Бухарев свящ. Толкование на Евангелие от Матфея. М., 1899. Зач. 108. С. 265)
      Булгаков тоже настойчиво подчёркивает, что речь идёт об имении, т.е. о частном владении, - сад имеет ограду и ворота, которые обычно охраняются.  Есть точка зрения, что сад принадлежал владельцу, расположенному к Христу, почему он там часто и собирался со своими учениками*. И писатель скорее всего следует именно такой точке зрения. Не исключено, что масличное имение могло принадлежать самому Пилату. Во всяком случае, Низа заманивает Иуду неслучайно в Гефсиманию. Как неслучайно то, что никакой охраны у ворот в сад не было, и Иуда спокойно проскользнул в него.
      Но, вводя в своё повествование упоминание о  масличном прессе, Булгаков не только отсылает к смыслу названия «Гефсимания», но и обыгрывает тему масла, столь многозначительную в смысловом контексте романа – растительного ли, которое разлила Аннушка, или оливкового, которое использовали в евангельские времена для светильников и лампад. В переносном смысле Иуда «споткнулся» о «масличный жом», т.е. о своё любовное влечение к Низе.
               
               
*Архиепископ Аверкий (Таушев):"Можно предполагать, что этот сад принадлежал владельцу, расположенному к Господу, ибо, по словам св. Иоанна (18:2), Господь часто собирался там с учениками, почему Иуда и повел туда стражу в уверенности, что найдет Господа после Тайной Вечери именно там, в чем и не ошибся".


                3. Иуда и Христос. Булгаковские параллели.   
 

    Все детали убийства Иуды в Гефсиманском саду, до мельчайшей, указывают на то, что здесь имеют место авторские параллели с казнью Христа. Параллели, построенные, как  уже говорила, главным образом на контрасте.
      Христос принимает мучительную смерть с на столбе на открытом холме под палящими лучами солнца,  Вместе с двумя разбойниками , с которыми его приравняла эта казнь.  Иуда умирает под ударами ножей двух наёмных убийц, тоже, скорее всего, разбойников, даже толком не успев понять, что с ним произошло, под лунным светом в весеннем  саду, наполненном ароматами деревьев  и  соловьиным пением.
     Весь вид Христа ужасен. Его лицо распухло до неузнаваемости распухло от укусов слепней.  В таком же состоянии было и всё его тело с выпяченными рёбрами.  И когда Левий, под обрушившимся ливнем, перерезает верёвки, и снимает тело Иеуша со столба, оно, обрушившись на Левия, потом ещё некоторое время лежит в воде. А вот  мёртвый  Иуда прекрасен -  он лежит навзничь с белым в свете луны лицом, которое  кажется одухотворённо прекрасным.   Руки Иуды раскинуты, и эта, уже расслабленная смертью,  поза сходна с натужно-страдальческой позой Иешуа, руки которого были вытянуты и привязаны к поперечной перекладине столба.
      Иешуа умирает после того, как палач легонько кольнул его копьем в сердце - лёгкого укола было  достаточно для предельно ослабленного пыткой под солнцем Христа. Иуда сначала получает удар ножом под лопатку от одного убийцы, а затем – в сердце от второго, который «поймал иуды на свой нож и по рукоять всадил его в сердце Иуды».
      Каждый перед смертью успевает произнести одно слово. Иеуша по требованию палача,  прошептал  «Игемон…». Он  его именно прошептал, хотя после нескольких часов на столбе, у него появился вместо ласкового и убедительного «хриплый разбойничьий голос», т.е. не его голос.  Иуда перед тем, как умереть, говорит  «Ни...за», произнося имя заманившей его в лес женщины «не своим, высоким и чистым голосом, а низким и укоризненным».         
      Возможно есть и ещё детали, которые я упустила. Но в данном контексте они являются значимыми не сами по себе, а в качестве доказательства, что в истории гибели Иешуа и Иуды связаны между собой смысловой нитью.  На чем она держится?   Что объединяет у Булгакова Иеуша и Иуду и даёт ему право проводить  параллели между этими, столь различными  персонажами?
     И Иешуа, и Иуда,  оба, – жертвы. Иешуа – жертва предательства, страха, малодушия Пилата. Да, он арестован благодаря  молодому красавчику Иуде. Но в романе Иуда (в отличие от евангелического персонажа) – не ученик и не последователь Иешуа. Он действует скорее как провокатор и добровольный агент Каифы, когда заманивает «бродячего философа» к себе в дом, чтобы заполучить необходимый «компромат» на него и сдать его Синедриону за денежное вознаграждение. Собственно говоря,  Иуде особо не в чем было винить себя. В глаза Синедриона, стоявшего на страже иудейской веры,  Иешуа – преступник. А, значит, Иуда, помогший разоблачить преступника и предать его суду,  не только не совершил  ничего плохого, а совсем даже наоборот.  Хотя, конечно, действовал Иуда не из каких-то религиозно-моральных соображений, а из простой человеческой корысти.  Также действует по отношению уже к самому Иуде и Низа. Он – жертва обмана, провокаторства Низы, сослужившей тем самым «службу империи» и, видимо, не «за бесплатно».  Так что Иуде воздаётся «мерой за меру». А вот Пилат действительно предаёт Иешуа, в чьей невиновности он был убеждён и к кому невольно испытывал симпатию.
    Они оба перед смертью вспоминают, так или иначе,  своих истинных убийц: Иешуа – Пилата, человека,  который любил его (сам Иешуа любил всех «добрых людей»),  Иуда – Низы, женщины, которую он любил.
     А не могла ли повлиять на этот замысел – сопоставить убийство Иуды и смерть Христа на столбе картина Ге «Христос в Гефсиманском саду»? То есть нельзя ли говорить о её глубинном, смысловом влиянии, не ограничивающимся  внешним описанием весеннего сада в лунную ночь? Ведь пути творчества «неисповедимы» - иногда достаточно небольшого толчка, намёка…  Тем более, что я не сомневаюсь, что все (доступные) картины «Страстного цикла» Ге, включая и сцены казни Христа, были предметом пристального рассмотрения писателя во время работы над «Мастером и Маргаритой» - описывая страшные физические проявления страданий Христа Булгаков явно следовал за намеренно отошедшим от канона Ге.
 
                4. Лампада Луны

     Непосредственно к картине Ге «Христос в Гефсиманском саду» примыкает картина «Выход Христа с учениками в Гефисманский сад». Хотя  она написана позднее, сюжетной основой для неё послужил евангельский эпизод, предшествующий молению Христа  в Гефсиманском саду.  Ге «схватывает»  момент,  когда Христос и его ученики выходят из дома, где проходила их трапеза (тайная вечеря).
      Изображая  Христа в Гефсиманском саду, большинство художников ( или, во всяком случае, очень многие) выбирали сюжетом своих полотен  «моление о чаше». Ге же делает иной выбор.  Как уже говорилось, он пишет Христа, преодолевшего сомнения и страх, Христа, не молящего Отца о спасении, а  обретшего мужественную , даже, можно сказать, сурово-непреклонную  решимость  подчиниться воле Отца и исполнить предназначенное. Неслучайно Ге рисовал своего Христа с двух итальянцев, один из которых был каменотёсом, а другой гарибальдийцем.  Иными словами, Ге пишет  Христа  не в мгновения его наибольшей человеческой слабости, а тогда, когда он достигает, наоборот, наивысшей духовной силы. Тоже человеческой.
     Зато  теперь, на картине «Выход Христа с учениками в Гефсиманский сад» художник передаёт ьроее раннее  эмоциональное состояние Христа, когда тот своей земной, человеческой природой ощущает весь ужас предстоящей ему мучительной и позорной казни, всю глубину своего одиночества в отвергнувшем его мире. И даже верные ученики не могут избавить Христа от овладевших им тягостных мыслей и чувств.  Их уход, когда они, один за другим, покидают Христа,  напоминает погребальную процессию. «Впечатление одиночества Христа в картине усиливается бесприютным пустынным пейзажем и мертвенным мерцанием луны. Будто остановилась жизнь, природа замерла в тревожном предчувствии»*.

     И  снова  в центре зрительского внимания лунный свет, столь характерный для картин Ге,  -  его часто определяют именно как «мёртвенный».  Лицо Христа обращено к луне и освещено  ею.  (можно сравнить и с Пилатом).  Самой Луны на картине нет, но зрителю понятно, что Христос всматривается в лунный диск, всматривается  со скорбью, тоской и тревогой.  И что именно Луна является здесь предвестницей грядущего конца земной жизни Христа и венчающих её смертных мук.  Она – символ предназначения, которое воспринимается  Христом пока как роковая гнетущая неизбежность.
       В Третьяковской галерея хранится эскиз 1888 года, а сама картина, находящаяся в Русском музее Петербурга, выполнена в ещё более тёмных, мрачных, усиливающих тягостное впечатление, тонах, и  на ней молодой Иоанн изображён всматривающимся в лицо Иисуса. То есть художник счёл необходимым дополнительно подчеркнуть, что смысловой центр картины – лицо Христа, обращённое к Луне.
      А теперь сравним картину Ге с текстом Булгакова. На первый взгляд, между ними нет ничего общего.  Но только на первый взгляд.   
      Вот Иуда, получивший деньги от Каифы за предательство Иешуа и повстречавший в Нижнем городе Низу (как ему кажется, случайно) вместо того, чтобы встретить праздник в кругу родных за праздничной трапезой, буквально несётся за город, в гефсиманское имение, где женщина назначила ему свидание. То есть точкой отсчёта данного эпизода, так или иначе, является вечерняя праздничная трапеза. Когда Иуда из Нижнего города повернул обратно ко дворцу Каифы, чтобы оттуда продолжить свой путь к Гефсиманским воротам, ведущим из города, в городских окнах зажглись огни и уже слышались славословия.
      Думающий только предстоящей встрече Иуда шёл, ничего не замечая, ничего не видя и не слыша вокруг себя. Только миновав «мшистые страшные башни Антония»***, он обернулся на оставшийся позади город и увидел, что в «страшной высоте над храмом зажглись два гигантских пятисвечия.  Но и их Иуда разглядел смутно, ему показалось, что над Ершалаимом засветились  десять невиданных по размерам лампад, спорящих со светом единственной лампады, которая всё выше поднималась над Ершалаимом, - лампады луны. Теперь Иуде ни до чего не было дела, он стремился к Гефсиманским воротам…»
      Здесь, когда обернувшийся Иуда видит в небе над Ершалаимов созвездия и Луну, сразу возникает целый ассоциативный ряд, цепочка символических значений. Но пока нас интересует только Луна. Именно она является точкой смыслового пересечения булгаковского текста с изображённым на картине Ге. Точнее, то, что приблизительно в один и тот же временной момент на Луну смотрит и  Христос у Ге (на фоне стен дома), и Иуда у Булгакова (на фоне крепостных башен). Только Христос пристально всматривается, а Иуда едва замечает.      
     Булгаков сравнивает свет звёзд и Луны со светом лампад. Не светильников, а именно лампад. И придаёт тем самым  их свету духовное, и именно христианское, символическое значение. Иуде бы остановиться, всмотреться, задуматься…  Но он  целиком и полностью – в другом измерении. И ему кажется, что всё идёт как по маслу. По тому самому оливковому маслу, которое изготавливали в гефисманском имении, которое заливали и в обычные светильники, и в лампады. И. конечно, ему невдомёк ни то, что лампада Луны возвещает о приходе в мир совершенно иных ценностей, ни то, чем эта перемена обернётся лично для него…

*http://www.virtualrm.spb.ru/resources/vernisages/d_20)
** Нельзя не заметить здесь переклички с московскими сценами романа, когда Иван Бездомный бежит по московским улицам и переулкам в тщетной погоне за Воландом и его шайкой. Только вместо светильников в окнах москвичей горели «блудливый» (по определению философа А.Ф.Лосев) электрический свет, а вместо славословий гремела из радиоприёмников ария Гремина из «Евгения Онегина»).
***Антония - крепость в древнем Иерусалиме с четырьмя башнями (самая высокая из которых называлась башня Антония). В ней располагался римский гарнизон. Крепость примыкала к Иерусалимскому храму таким образом, что из крепости можно было контролировать, что происходило во внутреннем дворе храма. Как и было задумано  строителем крепости, царём Иродом.

                5. Лунный свет искупления

        Вернёмся к картине  Н. Ге «Христос  в Гефсиманском саду».        М.А.Булгаков явно использовал её для описания сада, в котором Иуда надеялся встретить желанную Низу. Чарующего весеннего сада, с таинственными тенями развесистых маслин,  игрой лунного света, запахами южных деревьев,  соловьиными трелями.
       Таким ли по настроению-смыслу изобразил Гефсиманский сад сам Ге? Природу, полную жизни, но как бы затаившую дыхание в предчувствии события-апогея жизни?   Или - совсем наоборот?  Мощные наклонённые стволы маслин,  предстающие перед зрителем в сгущающемся сумраке и отбрасывающие пугающие тени, их ветви, оплетающие словно паутина верхнюю часть картины,  мерцающие лунные пятна на земле, -  всё это призвано создать  «атмосферу безысходности», «абсолютного предсмертного одиночества», и «мрак ночи предстаёт здесь как мистический мрак, а сама природа – как страдающая природа»?* Оставлю этот вопрос для специалистов-искусствоведов.
       Но даже если Булгаков «пишет» свой Гефсиманский сад на смысловом контрасте с картиной Ге, сходство между двумя садами очевидно. Как и то, что  созданные творческим воображением больших мастеров они оба служат пейзажным фоном некоей пиковой событийно-смысловой ситуации. Человеческой ситуации.      
     Как уже говорилось, Ге изображает Христа в тот момент, когда его покидают все сомнения и страхи. В момент принятия своего предназначения, осознанно сделанного им выбора исполнить волю Отца.  Насколько Ге следовал "краеугольному" тезису христианства о Христе как Богочеловеке  (ведь он увлекался и идеями Л.Н.Толстого, а затем и Ф.Ницше), - это отдельный вопрос.  Как бы там ни было,  человеческая природа Христа вершинно проявляется  не столько даже во время страданий на кресте, а в Гефсиманском саду. Казнь, распятие  - это уже следствие и видимый символ невидимого – внутренне (умом и сердцем) принятого решения. Молитвенно коленопреклонённый Христос на картине Ге являет вершину человеческой природы, человеческой жизни, взятой в её духовном-личностном, идеальном измерении и вбирающей в себя всю полноту жизни вообще, включая жизнь природы. Ведь идеал человечности – это идеал живого существа вообще и всего живого вообще. Так мыслил "божественный" Платон, и эта его мысль была воспринята христианством, в котором человек несёт ответственность не только за свою, человеческую, природу, но и за природу в целом.   
    Если следовать христианскому вероучению, человек, а вместе с ним и природа(«павшая» по человеческой вине) - всё Божье творение в целом нуждается в спасении, в спасительной искупительной жертве, и этой жертвой должен стать Христос,Сын Божий. Если Бог приносит в жертву своего Сына из любви к человеку, то и Христос принимает свою судьбу из любви – любви к Отцу и любви к его творению.  Опять-таки можно спорить, какую смысловую нагрузку выполняет фоновый пейзаж, т.е. Гефсиманский сад, на картине Ге, - подчеркнуть отчуждённость и одиночество Христа то ли своей мрачностью, то ли, напротив, своим очарованием**, но факт остаётся фактом – Гефсиманский сад выписан художником таким образом, что он служит символом подлунного мира.         
     «Подлунный мир» - устойчивое выражение. Но редко, кто задумывается, каков его точный смысл. Подлунный мир значит именно земной мир.  Луна светит только на Земле, и только Земля  является вместилищем  жизни. Во всяком случае, христианская космология основывается не просто на геоцентризме, но и на представлении об уникальности Земли как единственной планеты, на которой есть жизнь. Поэтому символика Луны вообще (и дохристианская, конечно, тоже) неразрывно связана с  жизнью. С жизнью во всех её проявлениях.
      Луна – «ответчица» за жизнь. И поэтому лунный свет – это ещё и свет искупления, залог спасения. Решимость Христа как вершина его любви на картине Ге освещена и освящена спасительно-искупительным лунным светом - его лицо вырвано лунным светом из тьмы.  Иными словами,  «пиковость», «вершинность» ситуации Христа, этого, по Ге, идеала человечности, подчёркивается символическим значением лунного света как света искупления и жертвенности      
       Но ведь и булгаковский Иуда в саду гефсиманского имения тоже находится в «пиковой» ситуации...   
               
      
*цитаты из искусствоведческих трактовок картины Ге "Христос в Гефсиманском саду".В моём личном восприятии он совпадает с описанием сада в романе "Мастер и Маргарита" и по смыслу-настроению тоже. но делаю поправку на то, что в реальности картину не видела и могу судить только по фото.

**похоже что в  зависимости от освещения картина может производить противоположное впечатление. Фото картины, находящейся в Третьяковке, настолько разительно отличаются друг от друга, что, кажется, это - две совершенно разные картины. Впрочем, можно встретить указание на то, что действительно существуют разные варианты картины. Есть путаница и в датах. Иногда в качестве даты окончания картины указывают год покупки её Третьяковым (1887). Вообще с картинами Ге большая проблема - краски на них сильно подвержены разрушению.   
                Продолжение следует.