Аугуста Вебстер. Цирцея. Отрывок из поэмы. Перевод

Сияя, солнце в море утопает;
а тьма уже простёрла руки, чтобы
вниз стаскивать его, не дожидаясь,
когда оно придёт к ней как обычно;   
мрачнеют волны – гладь их источает
угрозу, становясь багровой; море
заволновалось, закачались воды,
над уровнем прибрежным возвышаясь;
на берег гром обрушился лениво – 
что означает, буря будет скоро.

Приди же, буря! Пусть моим пенатам
ты навредишь: в пыль разметёшь все розы 
и расплетёшь застенчивые ветви,
лозу с младыми гроздями повалишь;
пускай ты гнев свой тешить будешь 
в моих прекрасных соснах, – чьи верхушки
лазурные озёра чертят в небе, – 
и ударять в оливковые рощи,
которые – как угловатый рыцарь,    
одетый в стародавние доспехи;
хотя швыряешь на цветочные газоны
свирепую волну, дерущую их землю
и уносящую её по склону;
водоворот закрутишь на террасах,
в руины яркий мрамор превращая;
в моих хвалёных мшистых лабиринтах,
усыпанных душистыми цветами,
как небо звёздами,
лишь грязь солёную оставишь.

Текст оригинала:

Augusta Webster (Davies)
Circe (a passage)

The sun drops luridly into the west;
darkness has raised her arms to draw him down
before the time, not waiting as of wont
till he has come to her behind the sea;
and the smooth waves grow sullen in the gloom
and wear their threatening purple; more and more
the plain of waters sways and seems to rise
convexly from its level of the shores;
and low dull thunder rolls along the beach:
there will be storm at last, storm, glorious storm.

Oh welcome, welcome, though it rend my bowers,
scattering my blossomed roses like the dust,
splitting the shrieking branches, tossing down
my riotous vines with their young half-tinged grapes
like small round amethysts or beryls strung
tumultuously in clusters, though it sate
its ravenous spite among my goodliest pines
standing there round and still against the sky
that makes blue lakes between their sombre tufts,
or harry from my silvery olive slopes
some hoary king whose gnarled fantastic limbs
wear crooked armour of a thousand years;
though it will hurl high on my flowery shores
the hostile wave that rives at the poor sward
and drags it down the slants, that swirls its foam
over my terraces, shakes their firm blocks
of great bright marbles into tumbled heaps,
and makes my preached and mossy labyrinths,
where the small odorous blossoms grow like stars
strewn in the milky way, a briny marsh.