В Тригорском, к чаю ждали Пушкина...

           КО ДНЮ РОЖДЕНИЯ  А.С.ПУШКИНА
               
                Вдали, один, среди людей
                Воображать я вечно буду   
                И в роще скрытые дороги.               
                Вас, тени прибрежных ив,
                Вас, мир и сон  Тригорских нив,
                И берег Сороти отлогий,
               
       На высоком  берегу Сороти, среди пышных дубрав и соснового бора, веющего ароматом перегретой хвои, существует  мир Тригорского. Три  былинные горы,   городище Воронич со старинной церковью Св. Георгия на вершине холма, веселый дом Прасковьи Александровны  Осиповой-Вульф. Здесь все и всегда  радостно, светло… Не будь у Пушкина  Тригорского, скрасившего его ссыльную жизнь, не горел бы огонь на его  поэтическом алтаре. Все в  ней было бы по -другому, иначе… и не только его судьба, но и судьба Онегина и Татьяны, «деревенский роман»  которых  свершался именно  в этих  краях.   
    Хозяйка Тригорского, Прасковья Александровна Осипова- Вульф  в псковском окружении поэта занимает особое, очень важное место. Она была  его большим другом  и советчиком. Пушкин познакомился с Прасковьей Александровной и ее семейством в 1817 году, в свой первый приезд в Михайловское  «вышед из Лицея». Это знакомство продолжалось и позже, а в годы  деревенской ссылки поэта превратилось в глубокую и искреннюю дружбу.
    Дважды вдова, Прасковья Александровна имела   дочерей-барышень Анну и  Евпраксию,  маленьких Марию и Екатерину, и падчерицу, дочь второго мужа Осипова, Алину, воспетую Пушкиным в известных стихах. Старший сын ее Алексей в некотором роде считался другом Пушкина, хотя по натуре был  совершенно иного склада, а младшие Валериан и Михаил в бытность Пушкина в Тригорском  не жили, так как учились в Петербурге.
    Несмотря на свои 43 года и «груз забот»   Прасковья Александровна была бы «маленькой красавицей, если бы не нижняя губа, которая придавала ее лицу презрительное выражение», как вспоминала свою тетушку Анна Петровна Керн.    Хозяйка Тригорского была хорошо образована, знала немецкий и французский языки, вместе со своими детьми учила английский.
    Она  была незаурядной личностью с широкими духовными интересами, иначе Пушкин не проводил  бы в Тригорском   время с таким удовольствием.
 В  письмах  Пушкина к Прасковье Александровне, например, можно встретить такие строки:»…Прощайте, сударыня… Поверьте, что на свете нет ничего более верного и отрадного нежели дружба и свобода. Вы научили меня ценить всю прелесть первой».
     Как известно, при  жизни  поэта дом Осиповых-Вульф был «полной чашей». В нем было все,  приличействующее  «дворянскому  гнезду»- прекрасное собрание редких книг, коллекция живописи, предметы прикладного искусства- фарфор, хрусталь, серебро, мебель, бронза… Впоследствии хозяева дома бережно хранили бытовые вещи и книги их великого друга, Пушкина.  Кстати о книгах: Пушкин любил сиживать в библиотеке, делать выписки…Здесь, в больших шкапах, находилась книжная премудрость века. Здесь Пушкин мог найти книги по античной и русской истории, художественной литературе всех времен и народов, календари, справочники, энциклопедии. Тут  были книги с автографами хозяйки дома, П.А. Осиповой-Вульф, ее отца, А.М. Вындомского,  сына  Алексея  Николаевича Вульфа, и ее прелестных дочерей, воспетых Александром Сергеевичем Пушкиным. В этой библиотеке бывали друзья Пушкина, когда приезжали навестить опального поэта: писатели  Н.М.Языков и А.П. Дельвиг, А.И. Тургенев, П.А. Вяземский, оставившие свои книги с  автографами. В библиотеке хозяева дома хранили семейные альбомы, в которых любили делать записи друзья дома.  В то время такие альбомы имелись  практически у всех. Это было модно, с одной стороны, и просто очень интересно. В альбомах можно было видеть и рисунки, и литературные экзерсисы,  эпиграммы и многое в таком же духе.   И конечно, книги самого Пушкина с автографами и посвящениями. Например,  первое издание «деревенских глав»  «Евгения Онегина», которые поэт подарил средней дочери П.А. Осиповой-Вульф, Евпраксии Николаевне Вульф. На титульном листе рукою Пушкина написано: «Евпраксии Николаевне Вульф от автора. Твоя от твоих. 22 февраля 1828 года». Как мы уже упоминали, поэт хотел сказать, как много материала  быта и жизни  дали ему посещения Тригорского».
    Библиотечное зальце было любимым уголком Пушкина в Тригорском доме. В 1835 году поэт писал жене их Михайловского: «Вечером езжу в Тригорское, роюсь в старых книгах да орехи грызу».
    Пушкинисты считают, что Тригорская библиотека послужила толчком к созданию собственной   личной библиотеки поэта. Как известно, библиотека  Пушкина была  знаменита своим количеством и каталогом. Для ее создания поэт ничего не жалел. «Я разоряюсь на покупку книг, как стекольщик на покупку необходимого ему алмаза»,- писал Пушкин жене.
    Сегодня здесь, в Тригорской  библиотеке все, как было при Пушкине, утверждают пушкинисты. В углу- бронзовые дедовские часы, на шкапах стоят небольшие фарфоровые бюсты русских писателей- Карамзина, Ломоносова, Державина, Жуковского.
    Одноэтажный, длинный дом в Тригорском не отличался  архитектурными изысками. Внутри, вдоль коридора по обе стороны были  расположены комнаты : гостиная, где обитатели проводили большую часть  дня или вечером принимали  дорогого гостя Пушкина, комнаты барышень, библиотека, кабинет Алексея Николаевича Вульфа и в конце – комната Прасковьи Александровны.
   В окнах дома, словно  картины в рамах, открываются живописные виды на пруд, парк, и на крутой зеленый скат  к берегам Сороти, поля, луга, нивы, прорезанные извивающейся узкой   речной гладью.
         "И частые грозы, которые ходят хороводом над  светлой Соротью."
    Тригорский парк, легенда о «милой старине», был заложен еще в конце ХVIII века М. Вындомским, дедом П.А. Осиповой. Хозяин следовал тогдашней моде – разбил романтический парк в английском стиле, с наивными украшениями, кокетливыми беседками, зелеными «залами», мостиками «поцелуев и вздохов». Тут и там блестели зеркала прудов. Звенели запруженные ручьи. Тут были и дубовые «першпективы» и сосновые рощи, каштановые куртины и фруктовые сады, цветочные клумбы. Все это требовало затрат и заботы. Пока жив был  богатый Вындомский, все так и было. Потом парк стал оскудевать, но все-таки  при Прасковье Александровне он еще не полностью утратил свое очарование и  изысканную красоту.
       Константин Паустовский в очаровательной повести "Михайловские рощи" так описал парк в Тригорском: "Тригорский парк пропитан солнцем. Такое впечатление остается от него почему-то даже в пасмурные дни. Свет лежит золотыми полянами на веселой траве, зелени лип, обрывах над Соротью и на скамье Евгения Онегина. От этих солнечных пятен  глубина парка, погруженная в летний дым, кажется таинственной и нереальной. Этот парк как будто создан для семейных праздников, дружеских бесед, для танцев при свечах под черными шатрами листьев, девичьего смеха и шутливых признаний. Он полон Пушкиным и Языковым"
    Присутствие трех  молодых девушек привносило в атмосферу дома особую прелесть.  В чьих-то воспоминаниях, говорится, что в ожидании визитов Пушкина весь дом «крахмалом шумел». 
   Впрочем,  временами  та же прелестная атмосфера   влюбленности несколько накалялась… «Обе сестры были очень милы, он им улыбался, но между тем отводил глаза на третью, Алину. Девушка эта всегда занимала его воображение. Он над ней немного подшучивал, случалось и вместе смеялись, но чувствовал неизменно, что вот у нее успеха он не имел. Спокойная, ровная,  странно она привлекала его.  Как то она возвратилась с прогулки…От долгой ходьбы и от смолистого осеннего воздуха она зарозовела,  и если матовая обычная ее белизна лица очень к ней шла, то кровь, прилившая к коже, делала ее еще больше хорошенькой и совсем не холодной- напротив...Тут бы как раз и подойти, но Пушкин ощутил знакомую робость. Это было признаком неподдельного движения чувства… И он с ним не боролся.
   От Прасковьи Александровны не укрылось и тайное это смущение, ничем почти вовсе не выраженное. Она и сама взволновалась и…ревновала. За ней, в свою очередь, незамечаемая, со всей свежестью юного любопытства следила Евпраксия».
    Пушкин любил повозиться с Евпраксией, померяться талиями…  Талии оказывались одинаковыми, а Пушкин говорил, что,  значит ,якобы у него талия пятнадцатилетней девочки, а у Евпраксии – двадцатипятилетнего мужчины…Вольно и дерзко  шутил с бедной Анной, шутки его бывали порой грубоваты, но его забавляло  ее смущение; позволял себе задержать  полную ручку самой Прасковьи Александровны, но Алина была как бы отделена  прозрачным, чистым стеклом.  Впрочем, он даже разочаровался бы, если бы она склонилась к нему, но это-то и было невозможно… и он ревновал. И что ему было нужно- он и сам не знал.
  Ждали в Тригорском племянницу Прасковьи Александровны Анну Керн, а он вспоминал свое озорное письмо к другу Родзянке: «Говорят , она премиленькая вещь, но - славны Лубны за горами…»
       Анна, безнадежно любящая  Пушкина, серьезно, мучительно  переживавшая это чувство, говорила ему, что он непременно влюбится в Анну Керн, предлагала в шутку пари, он смеялся, но он был поэт и в душе забрезжил интерес…
    А, в общем,  в «Барышне-крестьянке»  он  скажет: «Что за прелесть эти уездные  барышни! Воспитанные на чистом воздухе, в тени своих садовых яблонь, они знания жизни и света черпают из книжек. Конечно, всякому вольно смеяться над некоторыми их странностями, но шутки не могут уничтожить их существенных достоинств, из коих главное- особенность  характера и самобытность».
   Тригорское  сыграло очень важную роль в личной и творческой судьбе Пушкина.  Если Михайловское сопутствовало одиночеству поэта  то Тригорское – это мир весьма сложных взаимоотношений, интриг, страстей, мимолетных увлечений, надежд. Как драгоценное тому доказательство- строки стихов Пушкина в альбом Прасковьи Александровны:         
                Простите верные дубравы!
                Прости беспечный мир полей,
                И легкокрылые забавы
                Столь быстро пролетевших дней!
                Прости, Тригорское, где радость
                Меня встречала столько раз!
                На то ль узнал я вашу сладость,
                Чтоб навсегда покинуть вас?
                От вас беру воспоминанье,
                А сердце оставляю вам.            
В публикации использованы фрагменты книг «Пушкин в Михайловском» первого хранителя усадьбы Семена Степановича Гейченко, И.А.Новикова и И. Будылина