Немецкие чтения. Записки читателя

Записки (из перечитанного)


Немец — это воплощенная демоничность. Его странное отношение к уже сложившейся реальности, к сжавшейся до земного шара Вселенной может быть названо только демоничным. Демонична бездна, которая никогда не будет заполнена, демонична нестихаемая тоска, демонична неутолимая жажда. Окруженный, окутанный этой демоничностью становящегося, но так никогда и не ставшего, немец предстает перед другими народами.
Леопольд Циглер.




Оставьте нам, немцам, все ужасы безумия, горячечного бреда и мира духов. Германия —  лучшее место для старых ведьм, шкур мёртвых медведей, Големов обоего пола... Только по ту сторону Рейна и могут процветать подобные призраки.
Генрих Гейне. Романтическая школа. 1833






----------
Немецкие классики мне ближе всего, вероятно, сказывается кровное родство.
----------

Непроходимые леса, топи, звериные тропы, мир инстинктов, — вот что есть немец. Подобно Берте из «Экберта» Тика, немец-schildb;rger хочет и не может вырваться из душного сумрака, из клетки, из узости филистерского мирка, из прагматизма, в который он заточен, как в кокон, и где лихорадочно мечутся юнгианские тени. Обретенная им незаконно широта (а Das Dritte Reich и был такой «широтой») неизменно пугает и гонит его обратно в лоно привычных установок, в сети (слепого) кровного родства. Преграда между миром и личностью для немца преодолима только в искусстве.

«Живой немец уже в достаточной степени серьезное существо, а что же сказать о мертвом немце? Француз не имеет никакого понятия о том, как серьезны мы после смерти; наши лица вытягиваются еще более, и, глядя на нас, даже черви, поедающие нас, впадают в меланхолию».
Генрих Гейне.






Э.Т.А.Гофман. Обобщенно — ночные рассказы. Гофман «не объясняет» историю, завязанную на ночной стороне человеческой психики. Тайна остается нераскрытой. Хитросплетения — нераспутанными. Нередко зачин — чей-то сон. Как у Шиллера: «так ход событий важных предваряют их призраки» («Смерть Валленштейна»). Фабульная нить прерывается размышлениями на эстетические темы. В мистико- сентиментальных сюжетах сон и реальность спутаны, точно Гулливер на берегу страны Лилипутии.


Гоголь, с его сатирико абсурдным взглядом на жизнь — это наш отечественный Гофман и наоборот.


Слово Гейне: «Гофман … всюду видел одни только привидения, они кивали ему из каждого китайского чайника, из каждого берлинского парика; это был чародей, превращавший людей в диких зверей, а последних даже в советников прусского королевского двора; он способен был вызывать мертвецов из могил, но сама жизнь отталкивала его от себя, как мрачное привидение...»





Людвиг Ахим фон Арним «Изабелла Египетская». Еще один немецкий Гоголь.



Краткий пересказ новеллы таков: "фельдмаршал Корнелий Непот, не состоящий ни в каком родстве со знаменитым историком того же имени; мало того, он не может даже похвалиться гражданским происхождением, так как он по рождению, собственно, корень альрауна, который французы называют мандрагорой. Прекрасная Изабелла вырвала его в полночь из земли. С виду он похож на карлика, только у него нет ни глаз, ни рта, ни ушей. Милая девушка воткнула в его лицо два черных можжевеловых зернышка и алый цветок шиповника, от чего возникли глаза и рот. Затем она обсыпала голову человечка горсточкой проса, отчего выросли волосы, правда, немного всклокоченные; она баюкала уродца на своих белых руках, когда он пищал, как ребенок... Противный гном до того избаловался от всего этого, что в конце концов захотел стать фельдмаршалом, решил нарядиться в блестящий фельдмаршальский мундир и требовал, чтобы его непременно именовали господином фельдмаршалом".







«Люцинда» Ф. Шлегеля (Гегель громил роман «за проповедь разврата»).



«Я уже не могу сказать —  говорит Юлий — «моя любовь» и «твоя любовь». Обе они одинаковы и слиты воедино, являясь в равной мере любовью и взаимностью».



«Общество — рассуждает он — это хаос, который должен быть гармонизирован только при помощи остроумия, если же не шутить и не дурачиться с элементами страсти, то она сгущается в непроницаемые массы и затемняет все».



«Любовь не только тайная внутренняя потребность в бесконечном, она одновременно и священное наслаждение совместной близостью».



«И душа постигнет жалобы соловья и улыбку новорожденного, и поймет значение всего, что тайными письменами начертано в цветах и звездах; священный смысл жизни, так же как вечный язык природы».



«В современной немецко- и англоязычной критике «Люцинду» воспринимают скорее как новаторский, программный для романтической мысли трактат о соотношении и взаимодействии мужского и женского начал. Созданный на исходе XVIII в. роман Шлегеля, используя слог и философские категории позднего Просвещения, манифестирует новый, романтический взгляд на отношения полов; этот литературный эксперимент вольно или невольно обнажает границу между классической и романтической (т.е., в широком смысле слова, современной) концепцией любви.» (Максимов Б.А. Романтические координаты любви: «Люцинда» Ф.Шлегеля).







Ганс Гейнц Эверс — немецкий писатель и поэт, мастер готической прозы.



«Мертвый еврей» (рассказ-фантасмагория).



Зелиг Перльмуттер, студент философского факультета, стреляется на дуэли с антисемитом Меркером (один из секундантов выражает желание, чтобы Зелиг прикончил Меркера, потому что тот на самом деле тоже «еврей, который только из выгоды притворяется, что ненавидит жидов»).

Перльмуттер получает пулю в лоб; перед тем, как упасть лицом в землю, он поет «громко и чисто»:

...Век наш юный краток,

Быстро пролетит...



Его мертвое тело погружают в карету и везут к месту назначения — в морг.



«Мы снова уселись в карету. С помощью ремней, в которых была упакована корзина с провизией, и наших подтяжек мы накрепко привязали мертвеца в его углу, чтобы по крайней мере освободиться от противной обязанности поддерживать его. Затем мы забились в наши углы.... Отвратительный, холодный и промозглый воздух, спертый внутри маленького помещения, заползал в ноздри и рот и оседал по всему организму.»



Рассказчик, его товарищ (имени у него нет) и служитель на протяжении всей поездки отпускают циничные шутки в адрес мертвеца, глумятся над ним (вставляют ему в зубы сигарету, поют песенки и т.д).



«...Товарищ командовал: Прежде всего мы споем официальную песню: "Юность заботы не знает". И мы запели: С песней и жизнь мы оставим. Тихо уйдя от живых, Да, от живых, - В тень кипарисов немых...»



Зелиг Перльмуттер, не выдерживая издевательств, мало-помалу оживает и начинает передразнивать своих спутников — один из них от ужаса лишается рассудка.



«...Как мы приехали в лечебницу — все это я припоминаю лишь словно в тумане. Я знаю, что у нас взяли мертвеца, а заодно с ним вытащили из кареты и моего товарища. Я видел, как на него надели смирительную рубашку и увели в больницу. Он и теперь все еще там. Врачи определили у него острую паранойю, развившуюся на почве хронического алкоголизма...»



Язык повествования — «литературный минимализм». Предложения короткие и емкие. Тон — саркастический.






Нелли Закс (1891-1979) немецкая поэтесса, прозаик и драматург, лауреат Нобелевской премии. "Некто отнимет шар/У играющего в страшную игру/ У звезд свой огненный закон/Их урожай - свет/Их жнецы - не отсюда/ За пределами досягаемости их амбары. Даже солома одно мгновение светится, разрисовывает одиночество/Некто придет и приколет зелень весенней почки к молитвенному одеянию и гербом водрузит на лоб столетия шелковистый локон ребёнка/Тут подобает сказать аминь/Увенчание слов ведёт в Сокровенное/И Мир/ Ты, великое веко, закроешь всяческое беспокойство небесным венком твоих ресниц/ ты, тишайшее Рождество..."