Блок. Часовая стрелка близится к полночи Прочтение

«Часовая стрелка близится к полночи…»




 
                Часовая стрелка близится к полно;чи.
                Светлою волною всколыхнулись свечи.
                Темною волною всколыхнулись думы.
                С Новым годом, сердце! Я люблю вас тайно,
                Вечера глухие, улицы немые.
                Я люблю вас тайно, темная подруга
                Юности порочной, жизни догоревшей.
                4 ноября 1908






А.А. Блок. «Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ»:
     «
     Черновой прозаический набросок (ЧН1 ИРЛИ): 

     В новогодний вечер мы собрались большой компанией у ярко освещенного стола. По правую и по левую сторону от меня были ряды все уменьшающихся, но ни в чем не отличных друг от друга лиц. Перед собою  я видел золотой этикет бутылки и  огромную рубиновую запонку на груди безобразного карлика – моего vis а vis. В тот вечер глухо застегнутый сюртук не защищал меня от клеветы, золотистое  вино не баюкало и слова не защищали от холода

     Черновой прозаический набросок (ЧН2 ИРЛИ):

     Нас было много в новогодний вечер у ярко освещенного стола. Сидя близко от середины, я мог видеть две длинные вереницы все уменьшающихся и ни в чем не отличных одно от другого лиц- по правую и по левую сторону стола. Груды яств и бутылки с винами расположились также равномерно, как десятки этих человеческих лиц, которые я умел различать только по привычке.
     Одни из них ели и пили, другим дремалось, третьи нудно спорили о литературных направлениях, о добродетелях и пороках, об умерших родных и новорожденных знакомых. Никто, кроме меня, не помнил, что за столом нашим присутствует приезжая польская панна. Она сидела прямо против меня, и лицо ее было в тени очень широкой шляпы, с которой ниспадали каскадами страусовые перья на ее открытые плечи, сияющие, как слоновая кость,   и на узкое платье из черного шелка.  Среди всех, сидящих за столом, только она и я – молчали.
     Может быть это способствовало тайному сближению моих восхищенных глаз с ее глазами, которые, я чувствовал, смотрели на меня не отрываясь, с той широкой и укоризненной печалью, с какою смотрят глаза запертой в клетку вольной птицы.
Минутная стрелка уже приближалась к полуночи, когда я, первый, налил  в свой узкий бокал  крепкого золотистого вина, играющего иглами, и опустил на дно его единственный драгоценный перстень, который носил на руке. Таков был мой обычай: забывая женщину, я снимал перстень, на котором был вырезан ее знак, и бросал его в бокал с вином перед лицом другой – возбудившей во мне новую страсть.
     И в ту минуту, как, волнуясь и тревожась, взглянула на меня с конца стола та – прежняя, с лицом кротким и слишком знакомым, – я встал со своего места и высоко поднял бокал с вином и перстнем. Среди воцарившегося внезапно молчания, увидал я, как подняла на меня лицо  незнакомая панна; свет бросился в ее прежде затененные, непомерно грустные и темные глаза.
     И, словно читая свой приговор по длинному и древнему свитку, на котором горели непонятные и торжественные руны ее очей, я громко произнес:
     – Я ненавижу вас, люди. Я люблю вас, панна.
»

Ещё одно повествование о вампире? Как в начале тома:

                «…Я обречен в далеком мраке спальной,
                Где спит она и дышит горячо,
                Склонясь над ней влюбленно и печально,
 
                Вонзить свой перстень в белое плечо!
                31 октября 1909»

     Но ничего не осталось в тексте стихотворения – ни карлика, ни польской панны, ни перстня… Не осталось даже «старинных роз»:

А.А. Блок. «Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ»:
     «
                Вечер новогодний,
                Как все вечера.
                Также одиноко
                Городом бреду.
                И той же тропою
                С мечом на плече
                Идет он за мною
                В туманном плаще.
…
                Лишь розы на талый 
                Падают снег.
                Лишь одного смертельно жажду я, -
                Чтоб он не следовал за мной.
                Он втаптывает розу каждую
                В снега железною стопой.
         »

     Осталось лишь тёмным эхом воспоминание о другом "прозаическом наброске" - Пушкина - "Мы проводили время на даче", где...

     «...
     — Для меня, — сказал он, — женщина самая удивительная — Клеопатра.
     — Клеопатра? — сказали гости, — да, конечно... однако почему ж?
     — Есть черта в ее жизни, которая так врезалась в мое воображение, что не могу взглянуть почти ни на одну женщину, чтоб тотчас не подумать о Клеопатре.
     — Что ж это за черта? — спросила хозяйка, — расскажите.
     — Не могу; мудрено рассказать.
     — А что? разве неблагопристойно?
     — Да, как почти все, что живо рисует ужасные нравы древности.
     — Ах! расскажите, расскажите.
     — Ах, нет, не рассказывайте, — прервала Вольская, вдова по разводу, опустив чопорно огненные свои глаза.
     »

    "...приговор по длинному и древнему свитку, на котором горели непонятные и торжественные руны ее очей..."

     И осталось посреди ноябрьской питерской хмари желание светлого праздника да воспоминания о подруге юности, которую он, наконец, перестал звать воплощением Лучезарной, а назвал – «темной».
     Напомню, что в ночь на 8 ноября почти ровно шесть лет тому назад у них произошло решительное объяснение, и…

     «…Потом он отвозил меня домой на санях. Блок склонялся ко мне и что-то спрашивал. Литературно, зная, что так вычитала где-то в романе, я повернулась к нему и приблизила губы к его губам. Тут было пустое мое любопытство, но морозные поцелуи, ничему не научив, сковали наши жизни.»
     Л. Д. Блок. «И быль и небылицы о Блоке и о себе».