Блок. Старинные розы... Прочтение

«Старинные розы…»


 
                Старинные розы
                Несу, одинок,
                В снега и в морозы,
                И путь мой далек.
                И той же тропою,
                С мечом на плече,
                Идет он за мною
                В туманном плаще.
                Идет он и знает,
                Что снег уже смят,
                Что там догорает
                Последний закат,
                Что нет мне исхода
                Всю ночь напролет,
                Что больше свобода
                За мной не пойдет.
                И где, запоздалый,
                Сыщу я ночлег?
                Лишь розы на талый
                Падают снег.
                Лишь слезы на алый
                Падают снег.
                Тоскуя смертельно,
                Помочь не могу.
                Он розы бесцельно
                Затопчет в снегу.
                4 ноября 1908





Стихотворение тесно связано с предыдущим «Часовая стрелка близится к полно'чи» о новогоднем празднике:

А.А. Блок. «Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ»:
       «
                Вечер новогодний,
                Как все вечера.
                Также одиноко
                Городом бреду.
                И той же тропою
                С мечом на плече
                Идет он за мною
                В туманном плаще.
                …
                Лишь розы на талый 
                Падают снег.
                Лишь одного смертельно жажду я, -
                Чтоб он не следовал за мной.
                Он втаптывает розу каждую
                В снега железною стопой.
       »

     Этот набросок написан на оборотной стороне листа с прозаическим текстом, который тоже – о новогоднем празднике:
А.А. Блок. «Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ»:
     «
     Черновой прозаический набросок (ЧН2 ИРЛИ):

     Нас было много в новогодний вечер у ярко освещенного стола. Сидя близко от середины, я мог видеть две длинные вереницы все уменьшающихся и ни в чем не отличных одно от другого лиц – по правую и по левую сторону стола. Груды яств и бутылки с винами расположились также равномерно, как десятки этих человеческих лиц, которые я умел различать только по привычке.
     Одни из них ели и пили, другим дремалось, третьи нудно спорили о литературных направлениях, о добродетелях и пороках, об умерших родных и новорожденных знакомых. Никто, кроме меня, не помнил, что за столом нашим присутствует приезжая польская панна. Она сидела прямо против меня, и лицо ее было в тени очень широкой шляпы, с которой ниспадали каскадами страусовые перья на ее открытые плечи, сияющие, как слоновая кость,   и на узкое платье из черного шелка.  Среди всех, сидящих за столом, только она и я – молчали.
     Может быть это способствовало тайному сближению моих восхищенных глаз с ее глазами, которые, я чувствовал, смотрели на меня не отрываясь, с той широкой и укоризненной печалью, с какою смотрят глаза запертой в клетку вольной птицы.
Минутная стрелка уже приближалась к полуночи, когда я, первый, налил  в свой узкий бокал  крепкого золотистого вина, играющего иглами, и опустил на дно его единственный драгоценный перстень, который носил на руке. Таков был мой обычай: забывая женщину, я снимал перстень, на котором был вырезан ее знак, и бросал его в бокал с вином перед лицом другой – возбудившей во мне новую страсть.
     И в ту минуту, как, волнуясь и тревожась, взглянула на меня с конца стола та – прежняя, с лицом кротким и слишком знакомым, – я встал со своего места и высоко поднял бокал с вином и перстнем. Среди воцарившегося внезапно молчания, увидал я, как подняла на меня лицо  незнакомая панна; свет бросился в ее прежде затененные, непомерно грустные и темные глаза.
     И, словно читая свой приговор по длинному и древнему свитку, на котором горели непонятные и торжественные руны ее очей, я громко произнес:
     – Я ненавижу вас, люди. Я люблю вас, панна.
     »

И вот отсюда, не солоно хлебавши… например, как в случае в ресторане:
     «Мы сидели за столиком. "Посмотри,– сказала мне belle sceure,– с тебя Блок глаз не спускает" (он сидел недалеко от нас). Я отвернулась так, чтобы он не видел моего лица. Он послал мне бокал с вином, и в нем – красную розу. В этом я увидела дерзость, мне не захотелось больше оставаться там, я встала и вышла. Воспоминания М.Д. Нелидовой.»
      Или  на этот раз именно женщина отделалась от него розами?( “Розы поставьте на стол… И приходилось их ставить на стол”)  – он оставил вечеринку, а за ним, как надоедливая совесть, увязался двойник в латах…  Помните, тот который “величал  себя паладином”, который жаловался? –
                «     …Устал я шататься,
                Промозглым туманом дышать,
                В чужих зеркалах отражаться
                И женщин чужих целовать…»
               
     Алые розы на алом от подсветки бесконечной питерской зимней зари снегу… Красиво. Даже затаптывать их металлическими рыцарскими сапогами – это ж такая готика…