Жизнь российская Книга-1, Часть-2, Гл-22

Глава 22

"Вдохновение – великая сила!"
Эйфория тоже нам жить помогает



Лежи на боку, да гляди за Оку!
Бабы в избу – мухи вон!
Алмаз алмазом режется.

Русские пословицы



Завершив страшные думы о своём действии и бездействии, о своём бытие, о своём таком хилом и ненадёжном денежном хранилище, о своей чудовищной погибели от рук этих чёртовых злоумышленников и о своём удачном и счастливом воскрешении, Кульков тут же вернулся к столь прелестному и заманчивому предложению прекрасного соседа.
Как же тут не вернёшься… когда на кону такие огромные деньги… деньжищи…

После этого замечательного, увлекательного и радостного события, которое в один миг предоставило ему столь прекрасную возможность дополнительного многотысячного заработка (особо не напрягаясь), он почувствовал себя человеком. Настоящим. Истинным. Реальным. Натуральным. Подлинным. Взаправдашним и всамделишным. Счастливым. Везучим. Удачливым. Фартовым. Уверенным в себе. И даже каким-то райским… Почти небожителем! Богатым и обеспеченным. Успешным гражданином своей великой России. Человеком! И гражданином! В соответствии с действующей Конституцией…

Ему показалось, что сзади, за плечами, что-то проклёвываться принялось. Изнутри. Из самого нутра. Из тайных закромов своего истерзанного жизнью организма. Со спины. Меж лопаток. Прорезывается оно сквозь рёбра. Наружу. Пробивается. Протискивается через кожу. С треском. С двух мест. Наподобие крыльев. «Ого! Неужели и вправду?.. Вот это да… Крылышки у меня растут… Чудесно! Замечательно! Летать скоро буду!»

Ему стало легко. Как бабочке!! Которая порхает над душистыми цветками и пьёт божественный нектар. И за которой он однажды гонялся. Там… В детстве… На зелёной лужайке. На изумрудной. С сачком. И в коротеньких штанишках. С мамой и папой.

Вася воодушевился. Вдохновение пришло. А небо представилось безоблачным.
Похоже, праздники вернулись к нему. Окончательно. И бесповоротно.

Да! Вернулись к нему праздники! И это даже не обсуждается. Нет, конечно. Для чего это обсуждать? Чего воду в ступе толочь? Нечего!!! Не надо этого делать.

Дополнительный заработок! Ого! Приработок. Да ещё какой! Немалый!
Ох!!! Как же долго он мечтал об этом… Как же долго он к этому стремился…
Целая вечность прошла.

Как самоотверженно ждал. Молился. На коленях стоял. Часто. И утром. И днём. И вечером. И ночью… В любую погоду. И в дождь, и в ветер, и в слякоть. В любое время года. Крестился. Лицом ниц падал. Челом бил. Просил. Умолял Всевышнего, чтобы тот помог, смилостивился, сжалился чтоб…

Ну сколько можно пресмыкаться, в нищете корпеть, прозябать, довольствоваться унизительными копеечными заработками. Да-да! И такими же пенсиями. Чтоб не сдох…
Но… он же не изгой. Он же не пьянь подзаборная. Он же не лентяй. А трудяга.
Труженик он до мозга костей.

Он же человек! Он же гражданин! Своей страны! Своего государства!

Так в Конституции написано! Ну, что он и человек, и гражданин… одновременно.

В одном флаконе, так сказать. Забавно, конечно… но так там написано…

Верить этому надо. Если на заборе что-то написано или нарисовано, то люди же верят. Как тут не поверишь, если правда там написана и очень искусно нарисовано.

И тут… в Конституции тоже…

Как-то двояко они его там (в Законе этом Основном) обозвали.

Но теперь этого уже не изменишь. Не исправишь. Не откорректируешь. Поздно. Проехали… Приплыли… Написали уже. Списали откуда-то. Конституцию эту чёртову… Закон основной… Вероятнее всего, стырили из другого государства. Под копирку её переписали. Целиком. Или постатейно. Да это и не важно уже. Разбираться теперь никто не станет. Нет. Зачем старое ворошить? Не-за-чем. Кому это надо? Ни-ко-му! Кто старое помянет, тому с глазом что-то сделают. С оком… Зрящим… Поэтому и мы помолчим.

А они, черти полосатые, писаки эти, шкуры барабанные, за своё это выдали. Денежки получили. За писанину эту. Уж и пропили их давно, наверное. Просадили. А может, на чёрный день оставили. На жизнь дальнейшую. Шлангом прикинулись. Мол, не мы это… Мы, дескать, не такие… Мы-де, за народ ратуем… Мы-де, за обчество старалися… Ну, обмишурилися мы, дурачки, маненько. Что ж теперь делать…

Ну и всё остальное в таком же тоне ныли эти господа… бывшие товарищи… Нехристи и черти болотные. Чует кошка… чьё мясо съела…
И разбежались они по разным углам. Иных уж нет… а те далече…

Где они? А чёрт их знает! В помине где-то… в богатстве прозябают…

Потом проект Конституции этой грешной, безграмотной и неказистой в газете опубликовали. Типа – обсудили. Типа – всем хором. Всем миром. И приняли её. Тоже хором. И тоже всем миром. Быстро. На одном дыхании. Спешили очень. Из советского прошлого убегали. Без оглядки драпали. Удирали!! Пятки только сверкали. И проклинали всё, что было с нами хорошее… Всё! Без остатка!

А теперь что? Теперь локти кусаем. Да как до них дотянешься-то… Никак!
Локти в одной стороне, а зубы совершенно в другой.

Всё! Обратной дороги нет. Будем так жить. На растопырку. Одной ногой в человеке, а другой в гражданине… Лишь бы нас не разорвали надвое. Черти они болотные… Ух… Тьфу на них… на нехристей… И исчо три раза тьфу!!! тьфу!!! тьфу!!!

Василий вспомнил, как молился на Рождество. Истошно. Чтоб господь помог ему выбраться из этой кабалы. Из этой трясины. Из болота этого чёртова. Из паутины липкой. Перед глазами до сих пор стоит, как просил он Матерь божью, Отца божьего и Сына, и Духа святаго. И тогда клянчил, и теперь. Всех их просит и умоляет! Каждый божий день. И в тот день тоже… просил… умолял… Не забыть этого никогда. Как лбом бился об пол холодный и корявый, грязный и заплёванный. Лобом!!! Челом колотился от всей своей души. До сих пор гудит в голове. В башке. Как Царь-колокол. Стреляет в ней. Как Царь-пушка. Поезда в ней ходят… Бухает в ней что-то… Трещит она. Ломит… Ой! Спасу нет…

В подъезде он тогда стоял. В тёмном. Как и сейчас. Как и теперь.
На коленях. Молился. И трепыхался. Бухался. Падал ниц. Челом бился. Лбом!!! Лобом!!! И снова молился. Вот он и помог. Бог-то. Услышал. Они все услышали. Все трое. И Отец, и Сын, и Дух святой. Матерь божья ещё… также очень помогла, снизошла. Смилостивилась она. Пожалела. А как же… Матерь, всё-таки…
 
Свели они его с Евгением Никандровичем, таким хорошим человеком.
Да! Да! Человеком и гражданином! Как в писании указано. Добрым и отзывчивым. Чудесным и нежадным. Прекрасным и превосходным.

Повезло Василию свет Никаноровичу! Денежки теперь у него будут. И не малые.
А за это он им, всем троим, ещё больше молиться будет. Да! Чаще. Смелее. Иступлённей. И яростней. И лбом! лбом! лбом! об пол… об бетон… о землю…

«Вот и праздники на моей улице появились, – в голове Кулькова мысли радостные забродили, замаячили… – Ох… Как хорошо!! Виват!! Лекарства, наконец-то, выдали. На работу выписали. На основную. А тут ещё Евгения Никандровича встретил. Добродетеля. Хорошего человека. Дополнительная работа появилась. С дополнительным заработком. И не хилым. Достойным. В пять раз больше пенсии. За один только раз!
Красота!! Это же круто. Крутизна сплошная. О, чудо! О, диво! Ах, эти праздники наши… Теперь они всегда со мной будут рядом. Шагать по жизни вместе будем. Да! Ать-два левой! Ать-два правой! Сено – солома… Сено – солома… Да-да! А сколько их всего, праздников-то… – ни счесть. Много! Уйма!! Даже не пытайся, Васёк, считать их. Не пытайся, Трубачёв… Они все мои. Васины! И Тонины. И Лёнькины. С Галкой. И Ленкой. Чего уж… Делить не будем. Они наши общие. Среди них есть любимые и не очень. Разберёмся! Не щи же лаптем хлебаем. Могём… ишшо… кое-что… Но главное в том, что они есть! Да! Есть! Не спорь. Есть они! Праздники! Ага. Настали они. Пришли. Наконец-то… И будут! Всегда. Дай-то Бог…»

Василий был на седьмом небе, он радовался как ребёнок, песни пел, орал, визжал, в ладоши хлопал отчаянно… и гопака пританцовывал, ногами топал, прыгал; его захватила в свои объятия эйфория. Настоящая! Взаправдашная! Всамделишная! Не та, не показная. Не та, которую по телевизору нам втюхивают… и говорят: ай, как у нас всё хорошо… ой, какие мы молодцы… эй, не бузите там… черти вы такие-то. А реальная. Не придуманная. Не сфантазированная. Вася вспоминал хорошее прошлое и мечтал о хорошем будущем. Его всего колотило, изо всех сил колошматило и колобродило. В хорошем смысле этих славных «руцких» слов, таких душевных, таких близких.

Он продолжил далее рассуждать. Думать. Мыслить. Мечтать. Придумывать. Изобретать. Фантазировать. Конструировать.

Кульков мыслил, стоя у своего родного сто раз гнутого-перегнутого зелёного железного почтового ящика. Прижавшись. Притиснувшись. Плотно прислонившись к выпуклой крышке, как к мамке в детстве когда-то… давным-давно… очень давно… лет сто уже прошло… или двести… может, триста… Приник к ней, к холодной и корявой железяке, как когда-то к груди мамкиной… такой мягкой, тёплой, вкусной и приятной… Сосал он титьку жадно, смачно, алчно и ненасытно, зубами кусал её, сладко причмокивая и думая о хорошем, о замечательном, о славном, о денежках хрустящих, шевеля губами, как будто теребя манящий нежный мамкин розовый сосок…
Ох, как же это чудесно… Эх, как это волшебно… Ой, как скусно… и приятно…

«В году сколько праздников у нас? У людей? Уйма! Масса. Много! И не просто много, а очень даже много. Колоссально. Несчётное количество. Вот хорошо-то… И мне, и другим людям счастье!! Пока человек молод, это не может его не радовать. Почему? Да потому, что в эти праздники всегда есть, чем заняться. По интересам. По увлечениям. По страстям и пристрастиям. И я раньше точно так же поступал. Да-да. Всегда отмечал свои праздники от пуза, от души, как следует, на всю катушку, на всю голову, на всю башню, во всю ивановскую. Да так, чтобы потом было что с друзьями вспомнить. А что… Чего тут непонятного… Чего здесь неясного… ОдновА живём! Надо всё от жизни брать. Без остатка. Особенно… когда со своими друзьями отмечаешь. С лучшими. С заклятыми. Не врагами, а друзьями. Именно с ними. Во всех ракурсах. Во всех смыслах. И со всеми возможными вариантами исхода. Независимо – нравится это кому-то или нет. Се ля ви… Да! Было дело… Было время… Есть, что вспомнить. Торжеств в нашей стране много. Всегда было. Есть. И будут. И у меня они будут. Всегда! Вечно!»

Василий Никанорович стоял у зелёной стены, топтался, нервно перебирая ногами, сучил ими лихорадочно, тяжело дыша, губами чмокал, языком цокал, зубами щёлкал, лоб морщил. Ему не терпелось мысли свои изложить. Привести их в надлежащий порядок. Выстроить их в логический ряд, в математический и с экономическим уклоном. Он же экономист! Он же разумный человек! А ещё он гражданин недурственный…

«А среди этого великого разнообразия есть один праздник, который нравится всем без всякого исключения. Это свадьба! Да! И у меня она была. И не одна. А целых три! Первая со Светкой… Вторая с Нинкой… И, наконец, третья. С Тонечкой!! Исстари она проходила по-народному, по-русски, по-нашенски. Вот где хорошо абсолютно всем – и жениху, и невесте, и свидетелям, и родителям, и гостям, и даже шалопаям, пришедшим без приглашения на огонёк. Пришлым! Эх… народ… Разный он… Публика на свадьбе с великим удовольствием и тончайшей дотошностью проводит все необходимые ритуалы становления новой счастливой семьи. Ячейки общества. Всё так. Как у меня! Но… Что за свадьба без мордобоя. Без синяков и кровоподтёков. Без фонарей под глазом и гематом на скулах. Без сломанных носов, выбитых зубов, разорванных губ и шишек на лбу. Низзя без этого. Никак. Такое тоже бывало. И не редко. Рукопашная. До первой крови. Или… до… второй… а то и до третьей. Это же своего рода художественное оформление гуляния. Да! Это так. Именно. Но эти драки никогда не останавливали торжества, не препятствовали положенному их действию и развитию, не становились потом притчей во языцех. Нет!!! Уже буквально назавтра (наутро) всё становилось мирным и спокойным. Всё о’кей».

Василий вспомнил своих прежних жён. Всплакнул чуток, очи рукавом вытер. Пред глазами встали две дочки, две малышки, две милашки, два чудных божьих созданья…

Поёжился Васёк… погоревал… сам у себя спросил: где они… что с ними.

Мысли перебила настоящая супруга, теперешняя: Тоня. Тонечка. Тонюлька. Ворвалась она буквальным образом в Васины мысли. Да там и осталась.
Тепло стало на душе и на сердце. Она такая хорошая… красивая… добрая…

Луи де Фюнес на горизонте вдруг появился. Молодец! Спас Васю в тот раз…

Пьер Ришар тут же объявился. Тоже француз. И молвил во всеуслышание:
«Я завидую русским мужчинам, они живут в розарии, не понимая своего счастья. И речь не только о внешности. Русские женщины очень красивы внутренне. Они душевны, эмоциональны, добры и очень сентиментальны».

Да. Точно. Они такие. Они прелестные. Они волшебные. Красивые. Мудрые. Сильные. И… слабые… в то же время…
Вот-вот! Наши женщины самые-самые! Они такие… Да-да-да!!!

«Есть женщины в русских селеньях…» Да! Есть! Были! И всегда будут!

Гениальный Фёдор Иванович Тютчев продекламировал свои чудные слова:

     В разлуке есть высокое значенье:
     Как ни люби, хоть день один, хоть век,
     Любовь есть сон, а сон – одно мгновенье,
     И рано ль, поздно ль пробужденье,
     А должен наконец проснуться человек.


«О счастье можно говорить минут пять, не больше. Тут ничего не скажешь, кроме того, что ты счастлив. А о несчастье люди рассказывают ночи напролёт». А это уже Эрих Мария Ремарк, писатель бесподобный ворвался в кульковские мысли. Эрих Мария проник внутрь Васиного сознания. Глубоко и настырно. И это его такие славные слова.

Бернард Шоу тут подоспел. Он произнёс пафосно и с выражением: «Честность и верность – это дорогой подарок, которого от дешёвых людей не стоит ожидать». Ох, как он верно выразился. Да-с… с Бернардом не поспоришь. Он знал жизнь…

Тим Бёртон подвернулся вовремя, глянул проникновенно и вторил ему, Бернарду нашему Шоу, поучительно и с точностью швейцарского хронометра: «Не гордись своей внешностью, потому что не ты её создал. Гордись своей душой, ты являешься её скульптором». Вот! Вот! Золотые слова! Правильные…

Красота русской женщины неоспорима. Её за версту видно.
И душа русской женщины прекрасна и волшебна.
И доброта её восхитительна…

«Ох! Как же я счастлив!!» – бурлило в бушующей голове Кулькова.

Тут же к нему пришли слова Омара Хайяма, отрезвив его немного:
«Не кричи всем, что ты счастлив, скажи маленькое спасибо тому, кто дарит тебе это счастье».

«Да. Он прав… Спасибо Богу! Спасибо маме! Спасибо Тоне! Супруге моей. Такой милой и душевной. Правдивой. И я тоже прав!» – заклокотало в Васином сознании. Вася был сто раз (или даже двести-триста) благодарен судьбе и всевышнему, что родители у него были чуткими, грамотными, умными, образованными, культурными, вежливыми, справедливыми. И Тонечка тоже такой была. И есть она до сих пор такая. Да! Видит Бог!!!

«Когда ты прав, никто этого не запоминает. А как ошибся никто не забудет», – снова легендарный Омар Хайям сказал.

Он как будто преследовал сегодня Василия Никаноровича. Вот и далее славный, мудрый и умный Омарчик Хайямчик продолжил выдавать на-гора свои чудные и прелестные высказывания. Они лились как песня:

«Пока не стало поздно, говорите то, что чувствуете».

«Доверие заслуживают годами, а теряют за одну секунду».

«Слушай сердце – оно говорит языком Бога».

Старшему охраннику нечего было на это услышанное возразить. Поэтому он согласился и скромно промолчал. Задумался. В себя ушёл. В свою скорлупку залез.

Но уже через минуту к нему вновь пришло вдохновение. Эйфория вернулась.

Жить захотелось Кулькову. Существовать. Любить. Творить. Созидать.



Продолжение: http://proza.ru/2023/07/09/229

Предыдущая глава: http://proza.ru/2023/07/07/404

Начало 2-й части: http://proza.ru/2023/06/22/378

Конец 1-й части: http://proza.ru/2023/06/20/285

Начало романа: http://proza.ru/2022/09/02/1023