Дед-покойник приходил...

Вот, хотите, верьте, хотите нет, а был у меня интересный случай в молодости. Жила я тогда на квартире у одного одинокого старого деда. У него, кроме собаки и меня - квартирантки, ни родных, ни друзей не оставалось уже. А собака была у него громадная такая, ужасно ему преданная. Он её очень любил.
…А старый дед был настырный такой. Я как-то подслушала, как он с собакой разговаривал. «Ты, — говорит, – Дина, когда я помру, не подпускай никого к телу-то моему. А полезут, искусай их! А если застрелят тебя, так сразу и догоняй меня. И вместе пойдём с тобой, куда Ангелы поведут. Вместе-то легше будет. Мы с тобой много чего прошли и видели. А там мы друг другу ох как нужны будем, ещё нужнее, чем здесь!
…А всё так и было. Как будто видел он всё насквозь. Когда помер он, собака бросалась на всех и не подпускала никого к телу-то, а как хоронить? Пристрелили её, конечно. А ночью слышу, будто воет собака-то, всю ночь воет… а закопали её во дворе под деревом. Не могла она выжить. Пять пуль выпустили. Точно убили. Когда стреляли в неё  дед-то покойник, смотрю – лежит… и заулыбался даже вроде. Или причудилось мне? Всё могло быть. Очень уж он собаку свою любил.
А на третий день слышу ночью в дверь звонок, я аж подпрыгнула! Одна ведь я в квартире осталась. Заснула-то крепко, после похорон намаялась, устала. Не пойму что такое, бегу дверь открывать. А открыла замок и обмерла. Гляжу, стоит дед и собака его у ног сидит. А он строгий такой, но потом улыбнулся, да и говорит: — Собаку мою тоже поминай келейно, она мне лучший друг и от меня ни на шаг не уйдёт! А что попы скажут – не слушай! Добрых друзей келейно можно в любом виде поминать. А если не будешь, Динка тебя каждую ночь без помина кусать будет. Я ответить ему хочу, что нельзя собаку в молитве поминать, а они вдруг исчезли оба, как не были! А я очнулась – это всё сон оказался, и чую, будто ветром подуло. А пошла в туалет, гляжу, а дверь-то в квартиру мою открыта настежь! А я её на все замки, когда гостей с поминок провожала, крепко заперла. Точно это помню! Ну, закрыла дверь опять, конечно на все замки, а потом всю ночь не спала, ворочалась. Страшно не было, только вопрос мучил, как я буду собаку поминать в молитве-то? Ведь грех это… Утром к батюшке своему побежала.
А он и говорит, что ты Мила с такими глупыми вопросами ко мне приходишь, сама, что ли не знаешь? И в сны верить нельзя. Ты вроде умная, хорошее образование имеешь. Разве можно собаку в молитве поминать? Даже не думай! Лучше хозяйством займись да к сороковому дню готовься.
А какое там готовиться? Молюсь, кафизму читаю, а в глазах дед с собакой стоит и каждую ночь меня, его Динка кусает. Опять иду к настоятелю, синяки от укусов показываю. Жалуюсь, что тяпает меня собака каждую ночь. А он опять своё: мол, перестань свои дурные фантазии мне рассказывать, а на синяки и укусы и глядеть не хочет. И вот не выдержала я, взяла и помянула Динку в молитве. Да просто так и сказала, когда деда поминала, что мол, Господи, помилуй и собаку его, глупо, конечно получилось. А смотрю,— всю ночь, как на крылышках я пролетела-проспала, и никто меня не кусал. Потом каждый день так и молилась. Но ведь келейно же, у себя дома, а не в храме. Думала: может и не грех это? И всё равно, что-то меня скребло, священник-то мой ничего не знает. Как на исповедь пойду? Надо было признаваться, что не послушалась его. Переживала, что отругает меня опять за непослушание. А подругам и знакомым прихожанам не говорила ничего про свои сны и незадачи с дедовой собакой. Собака-то перестала меня кусать,— так мысли стали кусаться, что втайне от священника Динку дедову поминаю.
И вот, надумала я своего батюшку подстеречь после службы в храме, когда все разойдутся, чтобы без спешки и лишних глаз рассказать про свою провинность. И ещё одна мысль не давала мне покоя, — почему собака перестала меня кусать во сне? Ведь получалось, что из-за того, что стала исполнять наказ деда, то есть поминать Динку в молитве! В общем, выбрала я один простой день на неделе, чтобы народу было поменьше, и затаилась после службы в уголочке, чтобы батюшку настичь со своим вопросом. Он, конечно, меня заметил ещё во время обедни, и когда ко кресту прикладываться подходила, но ничего не сказал (даже странно), а только посмотрел как-то испуганно и даже словно отшатнулся от меня. Или это мне только показалось?
Вот жду, жду я его из алтаря, а он всё не выходит. У меня даже поджилки затряслись,— что это такое происходит – думаю. И вот, наконец, вышел он оттуда. Уже видно, что переоделся в мирское, в рубашке с коротким рукавом. А гляжу, — рука-то правая у него перебинтована! Я подхожу к нему, а он сразу мне навстречу со словами: — «Если Мила опять мне будешь про собаку и деда рассказывать, лучше иди с Богом и делай, что хочешь! У меня и без тебя с собаками проблемы. Иди-иди… келейно всех поминать можно!»
   Я так и обомлела и ничего сказать не могу. А он, чуть ли не бегом вон из храма вылетел. Присела я на скамеечку дух перевести, что дальше делать — не знаю! И тут старушка старенькая ко мне подсаживается да и говорит: — «Вы знаете, что настоятеля-то нашего собака искусала? Он как-то вечером шёл со службы домой, а у подъезда сидит и словно его ждёт собака громадная. Он её погладить захотел, а она его за руку как тяпнет! Да сильно так! А из кустов, будто голос люди слышали старческий, скрипучий такой: — «Динка, фу! Брось его! Иди ко мне!»
   И представляете, потом оказалось, что дедушка этот свою квартиру эту самую в завещании мне отписал! И она мне досталась. Вот такие чудеса! Я его до сих пор поминаю как моего благодетеля и Динку тоже не забываю. Ведь мне и настоятель сказал, что дома всех поминать можно — каждую душу живую! И собаки меня сейчас, даже бродячие все любят, по глазам вижу…