Не оставляя следов ч. 2

День 1


Всё случилось, но не так радужно, как я думала, и с такими фантасмагоричными вывертами, что впору усомниться в реальности и защипать себя до синяков. В качестве спутников мне подсунули тупо водевильных персонажей, и я совсем скисла. Нет, стратегия организаторов и всё такое… Это понятно - для того, чтобы мёдом не показалось. Но не до такой же степени? Наш гид Пахизандра примчалась на полчаса позже и отпыхиваясь заявила:

- Будем знакомы. Я Пахизандра.

Или заявил? Что-то я до сих пор не очень уверена, какого пола было это рыжее создание с азиатской лепкой лица, в лосинах и гусарских сапогах - худющее и деревянное, словно моя домашняя швабра с оранжевой щетиной. Голос у Пахизандры был ломающийся, как у подростка.

- Беседы вести не рекомендую, да вам и не дадут, – она сделала страшное лицо и погрозила пальчиком. - Разговор более пятнадцати минут обещаю купировать на корню. В общем и целом, устроим вашим изнасилованным рецепторам перекур на десять дней, а там посмотрим.

Я тогда подумала, что вряд ли меня потянет на беседу. С кем? Вот с этой обширной тётенькой в соломенной таблетке на темечке? Как оказалось, под её медными несокрушимыми локонами скрывался пытливый мозг ученого.

- Замира Игоревна Марецкая, - представилась она самой первой, - Доктор химических наук. Профессор.

Тяжело топая дорогущими кроссовками Adidas, она обошла всех и всем пожала руку своей неожиданно узкой, окольцованной пёстрыми самоцветами ладонью.
 
- Ангидрит твою перекись водорода, - фыркнул небритый мужик в чёрном худи. – Профессор! За что нам такая честь?

Небритого звали Петей Раздобудько и у него было такое горестное, несколько истерическое выражение лица, будто он заблудился, вот-вот заплачет и поэтому маскируется трёхдневной щетиной и агрессией.

Его хриплый баритон и колючий подбородок кажется испугал девицу лет тридцати по имени Катя Тёткина. Она даже втянула голову в плечи и поджала губы, но всё же прошелестела:

- Какое у вас космическое имя, Пахизандра. Интересно, кем вы были в прошлой жизни?

Катя, Катя… Мне почему-то было немного страшно за неё. Впереди чёрт знает что, а она хрупкая, как стрекоза. Каждый, кто смотрел на её прозрачную кожу и большеглазое личико, наверняка душой своей находил у неё и слюдяные крылышки. Я вот точно их видела.

Тем временем Пахизандра собрала наши телефоны в одну коробку и приказала идти за ней. Тайский принт на её свитшоте сиял перед нами путеводной звездой, а вермишелины в сапогах, похоже, не знали усталости.

Шли мы довольно долго и всё время вверх, к облакам, обсиженным ласточками и стрижами, к двухглавой, ушастой вершине. Казалось, это исполинская кошка, поджидает нас у неба - надменная и голодная кошка, которая обожает игру в кошки-мышки.
 
Мышки ползли по склону с оптимизмом неофитов, потому что даже не подозревали, что они мышки. Солнце гостеприимно просверливало мою бандану на макушке, острые камни под ногами бесстыдно выкорчёвывали из меня сакральное «весь мир на ладони, ты счастлив и нем»

Я, конечно, держалась, потому как давно знакома с тяжёлым потом кроссфита, но был момент, когда собралась на всё плюнуть и вернуться. Оставалось загадкой, как выносила горный степпер профессорша, потому что моё тело, скрюченное буквой зю, уже вымаливало пощаду, несмотря на выстраданные рельефы, тонусы и прочие индексы.  Иногда удавалось выпрямиться, и рука сама тянулась в карман рюкзака. Где ты, мой айфончик, маляпуся моя, моя палочка-выручалочка? Да, вот она сила привычки, страшнее её только борьба с привычками.
 
Прошло не менее трёх часов, и на очередном перекуре я отлучилась в сторону, протиснулась между двумя валунами и тормознула. В двух шагах от меня скала выпячивалась округлым балкончиком над пропастью. До сих пор не понимаю, как я решилась ступить на него. Голова пошла кругом, ноги враз одряхлели, а внизу сверкала, синела ленивая река. Как старая анаконда, она, сыто вздыхая, переваливалась через камни и мёртвые деревья, изгибаясь в своём неспешном, стариковском ритме. Меня заштормило от странного ощущения – я потеряла третье измерение и стала плоской-плоской, словно какая-нибудь мишень-мартышка из тира. Мысли мои, похоже, тоже сплющились, лишившись даже намёка на объем. Нестерпимо, но не умом, а как-то очень спинным мозгом - до боли в мышцах захотелось вырваться из ловушки. Я и вырвалась. Небо кувыркнулось и стало улетать вверх с бешенной скоростью, а я спиной вписалась в траву.

Мои альпинисты-чайники устроились рядом и, отдуваясь, таращились на нечто каменное и похожее на зубастую пасть.
Это был вход в огромную пещеру.

- Грот Проскурякова, - сообщила Пахизандра и, пару раз крутанула плечевые суставы, словно жилистый трудяга после разгрузки вагона. – Можно отдохнуть до обеда.

Мы без разговоров заползли внутрь пещеры. Все, конечно, устали и ждали местного, пусть и специфического, шарма на какой-нибудь промежуточной базе, но здесь хотя бы было прохладно и то подарок. Я сломалась прямо на рванной циновке у давно потухшего кострища и распласталась в позе трупа. Другие повторили то же самое после бормотания Пахизандры, что это и есть наш реабилитационный центр на ближайшие две недели.

Когда ноги перестали гудеть, я вытащила из рюкзака фонарик. Нет, вру. Сначала я выудила зеркало и убедилась, что ещё не совсем потеряла свою неземную красоту.  Глаза вроде, как всегда, серые, нос обгорел, но зато прямой, губы… Нормальные такие губы, не поруганные филлерами. В этом отношении я всегда хорошо держала оборону. В общем, всё на месте, правда ёжик на голове из сиреневого превратился в пепельный, но это не проблема.
 
Проблема таилась в пещере, и это было понятно с самого начала. Нехорошее место оказалось, тревожное.  Как сейчас вижу. Свет фонарика облизывает щербатые стены и низкий потолок пещеры – настоящий пэчворк в камне – мрачный и в тоже время притягательный. Черные, серые, оливковые, охряные лоскуты его наползают друг на друга тупыми углами, перечёркивают зазубренными краями, сливаются и растекаются в темной бесконечности пещеры. Кривые человечки с огромными головами, рогатые животные, фигурки, напоминающие иероглифы.  Я сильно засомневалась. Неужели? Пахизандра будто услышала мои мысли.

- Настоящее, настоящее. Этому гроту 46 тысяч лет. Назван в честь открывшего его русского археолога Проскурякова и …

- Постойте, - заорала я, – Мы что, здесь жить будем?

-Что вы нам голову морочите? - госпожа Марецкая включила профессора и с большим достоинством облокотилась на камень, как на кафедру. - Уж я-то, я -то в курсе, господа, что нам положен весьма комфортабельный отель. А? Вот у нас так всегда. Везде одни непрофессионалы.

Пахизандра долго шевелила фиолетовыми губами и топталась на месте, будто хотела что-то утрамбовать в щебень пола.

- Ну да, – она наконец обвела рукой вокруг. – Это и есть отель ол энд клюзив.

 Тут уж хором подключились все.

- А где отель пять звёзд?
 
- Да это дурацкий гон какой-то.

- Мы не подписывались на камнях спать.

Пахизандра медленно попятилась к выходу, на ходу нажимая светящиеся кнопки на чёрном пенале, похожем на пульт.

- Как где спать? В спальниках. Понимаете, да? К обеду вам всё доставят

Мы не смогли её догнать. Уже через минуту она прыгнула в обшарпанную кабину возникшего из ниоткуда фуникулёра и умчалась куда-то влево, где гора лихо обрывалась к реке.

Что творилось в наших головах, понятно. Но усталость победила взрывоопасную смесь чёртезнаетчего, как говорит мой Вова.  Словно измождённые бродяги, мы вновь повалились на прохладный пол пещеры и на время затихли. Первым закряхтел Раздобудько.

- Чёрт, это же полная шляпа… Что это было?

- Что, что… Трансфер перепутали, -   подала голос Катя и шмыгнула носом.

- Слу-у-ушайте, а кто-нибудь раньше был в этих местах? – спросила Марецкая, обмахиваясь веером.

Все промолчали, а Раздобудько принялся яростно раскапывать захоронение бычков в холодных углях.

- Зашибись. Мы все, кто? Ба-ра-ны. Слышите? Нам с самого начала локдаун объявили на разговоры, и все проглотили. Ещё и курить нельзя. Чёрт, чёрт, чёрт.

Тут уж я не могла промолчать:

- Бараны какие-то… Вы вообще, для чего сюда записались? Может, это часть терапии.

Радобудько выудил из пепла приличного размера окурок, спрятал его под камень и так уставился на мои волосы, что я решила отодвинуться.

-  Только блондинки верят сказкам. Да, Василиса? Прекрасная? Или премудрая?

- Я Гладкая. – огрызнулась я. - Забыли? Без сучка без задоринки и…

Я хотела поставить все точки над и, поведать миру о своей безупречности, но тут начался гвалт, который грозился перерасти в бунт, и все тараторили наперебой, выдвигая версии. Мне это даже понравилось. А что?  Приятно глянуть на междусобойчик со стороны и поставить плюсик тем, кто нас сюда закинул. Получалось, ожили господа туристы, до несварения обкормленные дофамином, в смысле воскресли для новой жизни.

Через полтора часа та же гремящая на все лады кабинка привезла нам коварную Пахизандру, а вместе с ней спальные мешки, котелок для костра, посуду, два картонных ящика, пилу и топор. В ящиках мы нашли пластиковые бутыли, спички, крупу трёх видов, тушёнку, макароны и несколько пачек чая в пакетиках. Не густо, подумала я, а что подумали другие, не знаю. Никто даже не спросил про соль.

В этот вечер на ужин у нас была консервированная кукуруза, галеты и вода из ключа, который, слава Богу, нашелся в десяти шагах от пещеры. Там же на следующий день появились штабели берёзовых дров для костра.
Все засыпали молча, отвернувшись каждый к своей стенке, как пожившие на свете супруги. Думаю, только я долго ворочалась в спальнике, прислушиваясь к шорохам пещеры, к неясных вздохам её, к шуму деревьев снаружи, к тем звукам, которые обычно бывают по ночам, когда темнота накрывает вас в лесу - темнота, которую не могут одолеть даже звёзды на небе и полная луна.

Надо сказать, звёзды сияли, как сумасшедшие, и было им по барабану, смотрят на них или нет. Уже за полночь перевалило, когда прямо у входа послышались осторожные шаги. Сердце моё громыхнуло на всю пещеру, и я, замерев, перестала дышать, как какая-нибудь букашка, которая от страха притворятся мёртвой.  Кто-то чуть потоптался на месте, тихо вздыхая, скрипнул жердинами самопальной двери, а потом шагнул внутрь. Я видела перед собой лишь грубые сапоги на толстой подошве. На мыске левого сапога красовался прилипший к пупырчатой коже кленовый лист.

- Ну что, бусинка, - произнес голос, который я никогда не забывала, – когда ещё в гости придёшь?

Прямо перед носом у меня, освещённая луной, покачивалась веточка земляники с тремя яркими ягодами.

Я так заорала, что могла разбудить даже медведя в берлоге.


продолжение следует