Не оставляя следов ч. 3

День 2



Утром все смотрели на меня через прицел, потому что не выспались, а нашей любимой Пахизандре на это было наплевать – разбудила лагерь пионерским горном - настоящим, с немного потрёпанным алым вымпелом. На самом видном месте вымпела, прямо под Лениным растеклась смачная чернильная клякса.
После завтрака эта рыжая бестия выдала каждому инструкцию по маршруту и отпустила на вольные хлеба.
 
Отыскав свою стрелку на камне, я зашагала по каменистой тропинке, которая круто петляла вверх по скале.  Было стыдно за ночной казус, но приклепать к своему ору причину никак не удавалось. Сон? Явь?  Это я уже позже вспомнила, а тогда, как отшибло – ноль подробностей. Просто ужас и счастье одновременно. Подумала, а вдруг это финал какой-то очень заковыристой моей личной инкубации? Что дальше? Симптомы, метаморфозы и нечто, что даже представить невозможно? Мозговой штурм ни к чему не привёл. Пришлось оставить попытки и сосредоточиться на дороге.

Полчаса героических фортелей на острых выступах, литр пота с килограммами веса, две метровые щели между валунами и вот она – параллельная жизнь. Я вынырнула на поляну, усыпанную мальвами. Белые, розовые, бордовые воланчики, о которых я совсем забыла, забыла, что они есть, что растут где-то, цветут и иногда превращаются в принцесс с ручками из спичек. От этого у меня защипало в носу, и стало страшно. Вот закрою глаза, и всё исчезнет, испарится, как капли дождя на раскалённой щеке – и поле, и мальвы, и шальное, синее небо над вершиной.
 
Прошло несколько часов, день готовился к ночи, но я всё бродила от поляны к поляне, от холма к холму и даже немного утомилась с непривычки, а внутри у меня будто что-то  плавилось, заполняя тело просто фантастической тишиной и какой-то незнакомой,  почти собачьей благодарностью ко всему, что вокруг –   птицам в небе, траве под ногами, солнцу над головой, благодарностью к тому, что «вокруг»  существует, и я существую - внутри этого «вокруг», как плод во чреве, как семечко в яблоке, как тайна в  тайне, как жизнь в жизни.

Стараясь не расплескать тишину, я свернула на тропу, ведущую к гроту, но неожиданно наткнулась на Пахизандру.  Она стояла на краю скалы, раскинув руки, как крылья. Незнакомый белоснежный балахон на ней парусом бился на ветру, длинный шарф на шее алой струёй вплетался в парус. Казалось, над пропастью застыло израненное существо, способное плавать по небу, как по морю.

Я осторожно подошла сзади и, стараясь не испугать, спросила:

- Ээээээ… Полёт шмеля? О нет... Полёт Валькирий, конечно.

Она даже не повернулась, но руки с балахоном схлопнула и сделала полшага назад.
И тут я решила использовать момент.

- Отель… Вы нас обманули с отелем и…

Она передёрнула печами и так резко повернулась, что я, пытаясь сдать назад, свалилась на пятую точку.  Сонные глаза Пахизандры смотрели поверх меня, а лицо как-то по-детски виновато дрогнуло.
 
- Нужно объяснять? Эффект неожиданности выбрасывает из зоны комфорта.

- Жесть, - фыркнула я, потирая бедро. – Жаль, про комфорт слышно из каждого утюга. Могли бы что-то новое…

Я не успела договорить. Брови у Пахизандры взметнулись вверх. Она вдруг грубо схватила меня за руку и, что-то невнятно прошипев сквозь зубы, поволокла к краю глубокого лога. Ближний склон лога, поросший зелёным плюшем густой травы, грифельным следом перечёркивала узкая тропа.

- Вот тебе и отель. Видишь?

И я увидела. Большую, с неровными краями лужу на самом дне лога. Вода в ней была бирюзового цвета, а на берегу, рядом со штабелями досок и кучей пузатых мешков спокойно жевал верхушки кустов шикарный, с шоколадными разводами на боках олень, правда рога у него были не длиннее, чем у домашнего бычка. Впрочем, может, это бык и был. Кто его знает?

— Это же просто лужа, - промямлила я, вытирая пот со лба. - И северный олень.

- Надо же, - удивилась Пахизандра. – Ты одна не нашла здесь отеля. Остальные опознали в куче стройматериалов шикарную гостиницу, но решили пока не переезжать. Как тебе? Люди часто видят, что очень хотят увидеть. Им не нужна правда, - Пахизандра выпалила это прямо мне в лицо с интонацией пулемётной очереди и быстро засеменила по склону вниз, к луже, и тут же исчезла – то ли в воде растворилась, то ли в воздухе.

Какое-то время я ждала её возвращения, пыталась разглядеть среди зелени белый балахон и рыжую шевелюру, аукала даже и прислушивалась к эху, но ничего не получилось, и я вернулась к пещере.

К тому времени Замира Игоревна уже приготовила ужин, который порадовал наши дремлющие рецепторы перловой кашей с тушёнкой и чаем на травах. Утром она долго отказывалась, говорила, что, мол, отравлю, не привыкла, гости бывают редко, а если и приходят, то только на заказанное в ресторанах. Видимо, сдалась.

Сначала мы наскоро привели себя в порядок ключевой водой, а потом потянулись к костру. Все ели молча и прятали глаза – то ли устали, то ли чем-то поразились до немоты, хотя вечер был прекрасный – тёплый, тихий, с нежной дымкой над полем оранжевых жарков, со стрекотом цикад в роскошных кустах, усыпанных пахучими, почти прозрачными серёжками. Затухающее солнце, блеснув последним лучом, мазнуло по лицам персиковым загаром, стирая тяжёлые мысли и глубокие морщины. Даже угрюмый Раздобудько стал похож на румяного Санта-Клауса.
Наверное, тоже повстречали мальву, подумала я, и внутри у них что-то плавится.

Первой открыла рот Марецкая.

- Я тушёнку ровно сорок пять лет не ела. С одногрупниками в поход ходили, малохольные. Палатки, каша на костре, комары. У нас ведь как тогда было? Самый доступный отдых для нищих.

- А сейчас где отдыхаете? – спросила я ехидно. – На Мальдивах?

Марецкая посмотрела высокомерно и цепко, явно напялив на себя корону, но её водянисто-голубые глаза тут же покрылись мечтательной поволокой.

- Я, милочка, сто одну страну посетила, да будет вам известно. У нас ведь как – отдыхать негде, потому что сервиса никакого.

- И что вы здесь делаете? - пискнула Катя. - Зачем вам всё это… дофаминовое голодание?

- Зачем? Я ведь профессор, деточка. Лекции – через день, а я четыре раза в год – хоть умри, но слетать куда-нибудь надо. Представляете? Ну что…Сложно стало договариваться. У нас ведь как? Сделал тебе кто-то одолжение, замучишься долг отдавать. Но это только один аспект. Есть и другой.
Марецкая звонко причмокнула, будто посмаковала между делом вкус канувших в лету радостей.
- Вот недавно… - руки её ожили и уже не успокаивались до конца речи. - В круизе это было вокруг Австралии. Сижу себе на палубе, солнце ласковое такое, ветерок солью пахнет, пью джин с тоником и думаю… Отгадайте с трёх раз о чём. О том, что мне этого мало. Представляете? Потому что через неделю всё закончится, и я вернусь домой и…  О, как это печально, господа. Я перестала получать удовольствие от здесь и сейчас и впала в депрессию. А у нас ведь как? Сразу отравой всякой кормить. А я не желаю.

- С жиру беситесь. – хмуро заключил Раздобудько и уполз в капюшон. - Ничего, здесь жирок скинете.
 
- С жиру? – будто очнулась Марецкая. - Ну да, у нас ведь как? Принято клеймить. А сами-то по какому случаю с нами?

Раздобудько подкинул полено в костёр и, сощурившись, какое-то время наблюдал, как дым, вытягивая из огня бордовые жилы, храбро повалил в щель на потолке.

- Короче, у меня такая тема. Жена загнала сюда, зараза. Чисто, чтобы геймера от компьютерных игр отучили, ага. Но хрен вам. Сразу скажу – бес-по-ле-зняк. Виртуальный мир ей противен, видите ли. Ок, пусть так. А мне реальная грязь — вот здесь, - он резанул себя по жилистой шее. - Хожу по дому, а под ногами скрипит. Тапки об ковёр вытру, а оно всё скрипит и скрипит, и скрипит. Говорю, Зой, почему пол скрипит. Ты что, не убираешься? А она – сам не помоешь? Я на трёх работах горбачусь

Он облизал ложку и вдруг запел громко и довольно приятно:

- Только рюмка водки на столе. Ветер плачет за окном…

- Вы алкоголик? – спросила Марецкая участливо. - Я вам, как доктор химических наук…

- Когда не играю, могу и запить, – прервал её Раздобудько. – Вот такой поганый баг. Зойка, это жена моя, думает, что всё дело в дофамине, а я думаю – в скрипе. У меня от него морда немеет и в висках барабаны.

- Конечно, в дофамине, - проснулась Катя, – чем больше ты играешь, тем больше тебе требуется доза дофамина. А для чего? Чтобы получить такое же количество удовольствия. И так по кругу и…Ладно, неважно. А реальная-то жизнь… Она уходит на второй план. Я… Я права?

- Ты что, Тёткина Катя, такая умная? - проворчал Раздобудько.- Никуда жизнь не уходит. Я сторож с инженерным образованием, и меня это устра-и-ва-ет. Чёрт, как курить хочется.

- У меня папа очень умный, – покраснела Катя. 

На этих словах нас оглушил низкий, дребезжащий гул, как если бы мы сидели в жестяной бочке, а кто-то снаружи методично ударял бы по ней дубиной.
Я попробовала рассказать о луже на дне лога, но гул исчез, и слова застряли в лавине горловых звуков. Кто-то играл на варгане - то ли в небе, то ли под землёй, а может, в глубине пещеры или прямо у входа. Звуки лились, лились отовсюду, и волны вибраций перекраивали и пространство, и время. Они командовали моим сердцем, мозгом, пульсом, дыханием так напористо, что я чуть не задохнулась - от страха и восторга одновременно.

- Зашибись, - пробормотал Раздобудько сонным голосом. - Нас кодируют.

 Лично я согласилась с ним как-то мгновенно и намертво. Как выяснилось чуть позже, остальные перестали сомневаться, сопротивляться и включать критика именно в ту варганную ночь.

Этим закончился наш первый разговор. Как я поняла, Пахизандра привела в исполнение обещанные санкции на болтовню, и мы, собрав одноразовую посуду в мешок и затушив костёр, расползлись по своим углам, а утром разошлись по своим мирам.


продолжение следует