Отношение Онегина к Татьяне
Рассмотрим на примере первых строф четвертой главы, как Пушкин воссоздает внутренний мир Онегина, когда он получил письмо Татьяны.
Первая строфа в четвертой главе носит номер 7.
Глава 4 начинается, также как и глава 1, с внутреннего монолога Онегина в строфах 7, 8.
VII
Чем меньше женщину мы любим,
Тем легче нравимся мы ей
И тем ее вернее губим
Средь обольстительных сетей.
Разврат, бывало, хладнокровный
Наукой славился любовной,
Сам о себе везде трубя
И наслаждаясь не любя.
Но эта важная забава
Достойна старых обезьян
Хваленых дедовских времян:
Ловласов обветшала слава
Со славой красных каблуков
И величавых париков.
VIII
Кому не скучно лицемерить,
Различно повторять одно,
Стараться важно в том уверить,
В чем все уверены давно,
Всё те же слышать возраженья,
Уничтожать предрассужденья,
Которых не было и нет
У девочки в тринадцать лет!
Кого не утомят угрозы,
Моленья, клятвы, мнимый страх,
Записки на шести листах,
Обманы, сплетни, кольцы, слезы,
Надзоры теток, матерей
И дружба тяжкая мужей!
Речь Онегина не маркирована как собственная, но в 9 строфе Сочинитель говорит «Так точно думал мой Евгений», примерно также, как вводится первый монолог Онегина («Мой дядя самых честных правил») в самом начале романа. Интересно, что суть этих внутренних монологов очень похожа: ситуация и правила поведения в обществе требуют лицемерия, и Онегин не хочет лицемерить, для него это обуза.
Строфы передают поток мыслей Онегина, содержат типичные Онегинские парадоксы «Чем меньше … любим, тем легче нравимся...», «Ловласов обветшала слава», «Кого не утомят угрозы, моленья, клятвы, мнимый страх, записки на шести листах».
Как всегда в потоке сознания логические связки между высказываниями пропущены. ...Мы ухватываем мысли о письмах вообще, о женщинах вообще... Читателям не совсем ясно, что тут относится к Татьяне и почему. Например, в романе нет больше ничего про то, что Онегин кого-то должен был уверять в том, в чем все уверены. Упоминание о тринадцатилетней девочке сконфузило целое поколение пушкиноведов-любителей. Неизвестно, к чему это относится. Полностью понять рассуждения героя невозможно. И это не случайно. Внутренние миры героев в ЕО непознаваемы, как и у реальных людей.
Но тут упоминаются «угрозы, моленья, клятвы, мнимый страх, обманы...» и «записки на шести листах». Убедимся, что Онегин здесь говорит о записках, подобных письму Татьяны. Найдем в письме Татьяны «угрозы, моленья, клятвы, мнимый страх, обманы...».
Угрозы:
«Рассудок мой изнемогает и молча гибнуть я должна».
Моленья:
«Но вы, к моей несчастной доле Хоть каплю жалости храня, Вы не оставите меня».
«Твоей защиты умоляю»
Клятвы:
«То воля неба, Я твоя», «Я знаю, ты мне послан богом… До гроба ты хранитель мой»
Мнимый страх:
«Теперь, я знаю, в вашей воле Меня презреньем наказать.»
Обманы:
"Ты чуть вошел, я вмиг узнала,
Вся обомлела, запылала
И в мыслях молвила: вот он!"
При их встрече ни тот, ни другая, не проявили к друг к другу интереса. Пушкин объясняет нам, что Татьяна "влюбилась" только после того, как соседи, заинтересованные визитом Онегина к Лариным, начали сплетничать о их возможной женитьбе.
Действительно, в письме Татьяны есть все то, о чем говорит Онегин как о чем-то навязчивом, повторяющемся, «утомительном». Другими словами, письмо не оригинально. Онегин успел устать от неискренних записок, написанных по тому же шаблону. Он также мог ожидать, что "угрозы, моленья, клятвы, мнимый страх, обманы" неизбежны при любых отношениях с Татьяной.
Татьяна также предложила Онегину выбор: «Кто ты? Мой ангел ли хранитель или коварный искуситель?» Онегин отвергает оба варианта как пошлые. «Ловласов обветшала слава», а «Обманы, сплетни, кольцы, слезы, Надзоры теток, матерей
И дружба тяжкая мужей!» пошлы и требуют лицемерия.
Строфа 9 говорит об Онегине от третьего лица, это речь Сочинителя.
Так точно думал мой Евгений.
Он в первой юности своей
Был жертвой бурных заблуждений
И необузданных страстей.
Привычкой жизни избалован,
Одним на время очарован,
Разочарованный другим,
Желаньем медленно томим,
Томим и ветреным успехом,
Внимая в шуме и в тиши
Роптанье вечное души,
Зевоту подавляя смехом:
Вот как убил он восемь лет,
Утратя жизни лучший цвет.
В то же время, эта строфа может быть понята и как несобственно-прямая речь («отрывок повествовательного текста, передающий слова, мысли, чувства, восприятия или только смысловую позицию одного из изображаемых персонажей, причём передача текста повествователя не маркируется ни графическими знаками ..., ни вводящими словами ...») Но кому принадлежит вывод: «Вот как убил он восемь лет, утратя жизни лучший цвет»? Он мог принадлежать и Онегину, и Сочинителю: если не брать в учет Онегинские диалектические парадоксы, их стиль и способ мышления близки. Можно понять, что и Сочинитель, и Онегин так относятся к времяпрепровождению онегинской юности.
Строфа 10 продолжает тему онегинского волокитства и его разочарования в привычном образе жизни.
Теперь читаем строфу 11:
Но, получив посланье Тани,
Онегин живо тронут был:
Язык девических мечтаний
В нем думы роем возмутил;
И вспомнил он Татьяны милой
И бледный цвет и вид унылый;
И в сладостный, безгрешный сон
Душою погрузился он.
Быть может, чувствий пыл старинный
Им на минуту овладел;
Но обмануть он не хотел
Доверчивость души невинной.
Теперь мы в сад перелетим,
Где встретилась Татьяна с ним.
Сочинитель по-прежнему говорит об Онегине в третьем лице, передает его переживания. Можно также сказать, что эта строфа продолжает несобственно-прямую речь Онегина.
Но здесь уже другой стиль речи! Строки «Быть может, чувствий пыл старинный Им на минуту овладел, Но обмануть он не хотел ...» используют устаревшую форму слова («чувствий»), возвышенную лексику и инверсии («пыл старинный», «души невинной»). Речь Онегина приобретает черты стиля сентиментального романа, который был близок Татьяне.
По-видимому, в строфе 11 нам показано, что Онегин надевает речевую маску галантного кавалера, готовясь говорить с Татьяной на ее языке. Здесь создается та легенда, которой он собирается придерживаться.
Этим можно объяснить противоречие между «Но, получив посланье Тани, Онегин живо тронут был» и строфами 7, 8.
Не мог же он ей сказать то, что он думал на самом деле: «Чем меньше любим — тем легче нравимся», «Кого не утомят угрозы, Моленья, клятвы, мнимый страх, Записки на шести листах» и так далее. Онегин заботился о том, чтобы не оскорбить Татьяну. Он готов быть вежливым, проявить уважение к ней, хотя ему не понравилось письмо.
Из этого галантного образа, который создает Онегин, выпадает четверостишие:
И вспомнил он Татьяны милой
И бледный цвет и вид унылый;
И в сладостный, безгрешный сон
Душою погрузился он.
Ясно, что написав страстное письмо Онегину, Татьяна меньше всего хотела погрузить его в «сладостный, безгрешный сон», да и упоминание о ее «бледном цвете и виде унылом» навряд-ли может польстить девушке. Это четверостишие больше похоже на эпиграмму, насмешку над Татьяной (и над своей галантностью). Чья это насмешка? Онегина, Сочинителя или обоих? Скорее всего, - последнее.
Конечно, Онегин не сказал Татьяне при встрече ничего ни про свой «безгрешный сон», ни про ее «унылый вид». Онегин, также как Рассазчик, персонаж насмешливый и рефлексирующий, но вежливый.
Теперь представим себе прямолинейного читателя. Такой читатель, скорее всего, не заботится различением несобственно-прямой речи Онегина и речи Сочинителя. Он также не различает Сочинителя и Пушкина. Для него все строфы, начиная девятой, являются комментариями Пушкина. Он не замечает разницы в стиле между строфой 11 и предыдущими. Из всего этого текста он скорее всего заметит именно строки
Но, получив посланье Тани,
Онегин живо тронут был:
Язык девических мечтаний
В нем думы роем возмутил;
которые для него означают, что Онегин был, действительно, тронут письмом Татьяны. Прямолинейный читатель не может уловить связь между этими строками, и внутренним монологом Онегина в строфах 7-8, даже если попытается.
При этом смысл фрагмента или вообще исчезает, или меняется на противоположный. Это как если бы Пушкин написал роман с двойным дном: прямолинейный читатель видит одно, внимательный читатель — совсем другое.
Какие выводы об отношении Онегина к Татьяне можно сделать из первых пяти строф четвертой главы:
1. В письме Татьяны, написанном по правилам «игр ухаживания», он увидел попытку втянуть его в знакомые лицемерные игры. Он находит в этом письме стандартные приемы манипуляции. Он не осуждает ее за попытку манипуляции им, так же как он не осуждает себя за участие в подобных играх.
2. Перенимая стиль речи Татьяны, Онегин демонстрирует понимание ее внутреннего мира.
3. Бледные, унылые девушки как Татьяна не вызывали у Онегина интереса. Ее письмо произвело впечатление экзальтированного, манипулятивного, не смогло вызвать интереса или уважения.
4. В рассуждениях Онегина нет ничего о разнице статуса петербургского светского человека и провинциальной дворянки. Эта разница статуса была очень важной для самой Татьяны (она много говорит об этом в эпизоде «путешествия в дом Онегина», и в своей последней речи, как «княгиня-генеральша»). Видимо, статус не был важен Онегину.
Свидетельство о публикации №223071501405