Созвездие Синего слона. Глава 20 Маша и Аппендицит

    Впервые в этом году с неба крупными густыми хлопьями сорвался настоящий снег и за считанные секунды покрыл чёрную лысую землю пушистым белоснежным одеялом. Из окон школы вылезли виноградные гроздья детских голов и протянули к снежинкам свои ручки-усики. Учителя ругались, затаскивали ребятню обратно. А некоторые романтические натуры сами высовывались из окон и смотрели на снег, пока совсем не коченели их носы и щёки. В это время по коридору шли два старшеклассника. Один из них серьезный и голубоглазый всё время смотрел в окно. Другой — высокий и лохматый, был чем-то озадачен. Ссутулившись и надувшись, он неохотно плёлся за другом.

    — Я на алгебру не пойду. — Федя хмуро покосился в окно.
    — Почему? Если из-за Валюхи, то не парься, скоро ее уволят.
    — В смысле? — Федя остановился.
    — Ну а ты чего хотел? Думал ее в угол поставят за то, что она ученика ударила по лицу?
    Увидев, что Федя помрачнел и озадачился, Игорь решил его подбодрить:
    — Да ладно тебе! Она никому не нравилась все равно. Лучше расскажи, как у тебя с той девчонкой? Ты бы хоть показал мне ее как-нибудь. Интересно.
    — Не могу, она из другого времени.
    Горшков усмехнулся и мотнул головой:
    — Слушай, а я могу в твой лес попасть? — немного насмешливо спросил Игорь.
    — Лучше не стоит. — хмуро ответил Федя. — Там опасно.
    — Из-за твоих вымышленных друзей, мы с тобой вообще перестали общаться! — заявил Игорь. — Давай, прекращай уже!
    Барсучков уязвлено взглянул на друга:
    — Тогда может ты тоже вымышленный?
    — Ага, конечно. Кто тебя тогда после моей днюхи с горы летом домой тащил, если меня не существует?
    Федя громко чихнул и засмеялся.
    — Вот-вот. — сказал Игорь.

    Прозвенел звонок, учителя стали загонять малышню в классы. В начале коридора показались две женские фигуры. Одна из них худая и стройная, а другая комочкообразная. Без труда Барсучков и Горшков кзнали в них директрису и своего классного руководителя. Стук каблуков, как будто бежало парнокопытное животное, участился. Женщины приближались к Барсучкову и Горшкову.

    — Блин, сейчас начнется. — прошипел Игорь и подкатил глаза.

    — Вы почему не на уроке? — спросила Любовь Григорьевна, требовательно взирая на школьников.

    Федя понурился и выглядел довольно смешно, сконфузившись перед двумя взрослыми женщинами, которые были ниже него почти на голову.
    Классная руководительница тоже важно оглядела Игоря и Федю. На лбу у нее появилась ее знаменитая вертикальная морщина. Из-за этой морщины ученики прозвали ее «Борозда». Это слово они услышали на уроке географии в седьмом классе, и оно им показалось таким смешным и пафосным, что ребята недолго думали, как его можно применить.

    — Мы как раз шли на урок. — робко заметил Горшков и, почесав бровь, пальцем показал на открытую дверь кабинета. — У нас алгебра.
    — Вы слышали уже, что Валентина Ивановна дорабатывает последнюю неделю? — со вздохом сказала директриса.
    Она внимательно посмотрела на Федю. Засунув руки в карманы, он стоял с опущенной головой. Ошибочно она решила, что Барсучкова мучает совесть, и даже испытала к нему мимолетное уважение и сочувствие.

    — Горшков, ты иди. Федя останься, нам нужно кое-что прояснить. — совсем глухим, мягким голосом, вдруг начала Любовь Григорьевна.
    Когда Игорь отошел, она продолжила, глядя на Федю:
    — Федя, ты молодец, что признался и взял свои слова назад. Конечно, после такого скандала Валентина Ивановна не сможет у нас остаться, но по крайней мере избежит позорного увольнения и сохранит возможность работать учителем. Ты всё ещё готов на педсовете подтвердить, что она тебя не била?
    — Что? — Барсучков с непониманием  выкатил глаза на двух женщин, как на врагов. — Почему это я должен так сказать?
    Игорь, остановившийся на полпути к кабинету, был удивлён не меньше друга. Директриса перевела взгляд на Горшкова и, немного сморщившись кивнула головой:
    — Иди, или на урок.

    Игорь без пререканий развернулся и направился в класс, еще насколько раз оглянувшись на Федю.

    — Светлана Леонидовна сказала, — директриса мягко указала пальцами на стоящего рядом педагога, — что ты вчера пришёл к ней после второго урока и взял свои слова назад.
    Федя удивленно отрицательно крутил головой.
    — Ты признался, что Валентина Ивановна тебя не била, и, что ты сказал неправду. — продолжала Любовь Григорьевна. — Ты попросил ее не увольнять…
    — Я?! Вы чего такое говорите? Я вчера к вам не подходил! — забывшись, Федя повысил свой, и без того громкий, голос.
    — Тише-тише! — замахала рукой Любовь Григорьевна.
    — Любовь Григорьевна! — классная руководительница закрыла глаза для большей экспрессии. — Я вас уверяю, он подходил! Ну что я Барсучкова не узнаю? Я близорукостью не страдаю!
    Классный руководитель взглянула на Федю устыжающе:
    — Вот зачем ты врешь, а?
    — Нет, вы что-то путаете! — вертел головой Федя. — Не было такого! Светлана Леонидовна, я к вам не подходил. И я не мог такого сказать!
    Федя, как растрепанный воробей открыто смотрел в лицо классному руководителю и не понимал, что происходит.

    — Я ничего не понимаю! — директриса удивлённо взглянула на неуверенно кивающую учительницу, потом на Барсучкова. — Ничего не понимаю.

    — Любовь Григорьевна, я не подходил! — непроизвольно рявкнул Федя, своим громким голосом.
    — Не кричи! — строго одёрнула его директриса.
    — Я не подходил. — почти шёпотом нервно прохрипел Барсучков. — Я вам клянусь! Зуб даю! Вот! — Федя, вытаращив глаза, эмоционально щелкнул об зуб ногтем.
    Любовь Григорьевна нахмурилась и удручённо кивнула Феде кислым лицом, чтобы тот шёл на урок. Федя закинул рюкзак на плечо и злобно направился к открытой белой двери. Зайдя в кабинет, он всё ещё слышал неразборчивый шёпот двух женщин из коридора. Одноклассники в недоумении таращились на Барсучкова. Валентина Ивановга с красным лицом порывисто и дёргано выскрёбывала примеры на доске. Федя молча сел на своё место и сердито смотрел на спину учительницы. «Выгородить её хотят? Что вообще происходит?» думал Федя, сверля глазами ненавистное зелёное платье. Но вдруг лицо его разгладилось. «А может, кто-то украл моё имя? И вместо меня пришёл к классухе? Никто иной, как Илья!» решил Барсучков. Ведь только он, по его предположению, был из его времени и мог прийти к нему в школу. Федя даже не предполагал, что этим загадочным человеком мог оказаться он сам.

    После обеда серое небо растрескалось на пестрые лоскуты, как лед на реке, и растворилось в яркой космической голубизне. Впервые за долгое время солнце жарко припекло и нагрело асфальтовые дорожки, стены школы, растопило выпавший до обеда снег и превратило его в грязь. Федя, щурясь, вышел из школы и увидел около ворот знакомую женскую фигурку в васильковом пальто. Она стояла, освещенная солнцем, словно ангел у Райских врат. К горлу Феди подкатил комок нервов, изо рта непроизвольно вырвался вздох.
    — Ну что, ты идёшь? — хлопнул Федю по плечу Игорь.
    — Не, мне поговорить нужно. — не сводя глаз с девушки ответил Барсучков.
    — Ого! Это та девчонка?  — смеясь, заглянул в лицо друга Горшков, но наткнувшись на холодную серьёзность, умолк.
    Федя опустил глаза.
    — Ладно тогда, давай. — озадаченно сказал Игорь. — Удачи.

    Шмыгнув носом, и утерявшись рукавом куртки, Федя направился к воротам. Стройная девичья фигурка стояла, освещённая солнцем. Русые волосы до поясницы, заплетённые в толстую косу, переливались золотыми нитями. Щёки светились свежим румянцем. Девушка была полна здоровья и жизни. Белоснежными молочными руками она держала крафтовую коробку.

    — Привет. — сказала девушка грустно, когда Федя подошёл к ней и устало повис на решётке железных ворот.

    Голубые глаза девушки светились на фоне покрасневших век. Федя промолчал и, вцепившись побелевшими костяшками в чёрные металлические прутья, спрятал лицо в рукав. Красное ухо осталось торчать через отросшие лохмы волос. Маленькие всхлипы защекотали слух Барсучкова, и он высунул один глаз, чтобы взглянуть на девушку. Она, скривив лицо, пыталась смотреть на Федю, сквозь слёзы, и утиралась покрасневшими дрожащими пальцами.

    — Маша, не плачь. — не выдержал Федя и, обойдя ворота обнял ее.

    Девушка повисла у него на плече и, беззвучно рыдая, сжимала рукой его куртку и смотрела на проходящих мимо ошарашенных школьников. Барсучков почувствовал, как на его веках тоже собирается влага. Нос его покраснел, брови нахмурились. В этот момент из ворот вышла Валентина Ивановна и оглянулась на Федю. На печальном лице её показалось удивление и неловкость от увиденного. Быстро отвернувшись, она зашагала к массивной лестнице, ведущей наверх, к автобусной остановке. Федя закусил губу и ещё пуще озлобился на учительницу, которая невольно стала свидетелем его душевной беззащитной откровенности.

    — Давай, я возьму. Тяжёлая, наверное. — Федя отстранился от Маши и взял у нее из рук коробку.

    — Нет, не тяжёлая. — сказала она, рассматривая Федю. — Я не могла прийти. Я не смогла его видеть в таком состоянии. И я не нравлюсь вашему отцу. Лучше я буду думать, что он просто уехал.

    — Нет, Маша, он не уехал. Он умер. — немного возмущенно и убедительно сказал Федя.
    Нижняя мясистая губа девушки сама собою изогнулась коромыслом и задрожала.

    — Ну, что я наделал. Прости. Нам всем тяжело в это верить. — Барсучков отвёл девушку в сторону с дороги.

     — Ты так на него похож. — Маша никак не могла остановить крупные градиры слёз.

    Федя молча поднял на девушку свои ярко-зелёные глаза, чем вызвал новый всплеск эмоций.

    — Прости, что я несу. — забормотала она, достав из кармана платок и утирая нос.

    — Здесь его вещи? — спросил Федя, указывая на коробку.

    Маша кивнула головой, рассматривая Федину руку.

    — Он был таким добрым, умным. Самым умным в нашей группе! — напористоо и импульсивно кивнула головой Маша. — Так не справедливо. Он должен был жить.
    Девушка снова раскисла и закрыла лицо ладонями, в которых лежал скомканный сопливый платок. В другой раз такие навязчивые женские слезы сильно раздражили бы Федю, но сейчас он чувствовал то же, что и она.

    — Извини, я, наверное, тебе уже надоела. Время у тебя отнимаю. — промямлила она.

    — Да нет, что ты! — удивился Федя и приобнял её за спину.
    Запотевшая рука Барсучкова наткнулась на густую косу девушки и случайно запуталась в ней.

    — Если мы с тобой ещё встретимся поговорить, ты не будешь против? — Маша неосознанно всё время трогала Барсучкова за куртку и разглядывала его. — Слишком быстро. Я не могу.

    — Конечно. — уверенно сказал Барсучков. — Ты, даже, можешь прийти к нам, если хочешь. Родители будут только рады.

    — Спасибо. — Маша утёрлась платком и убрала с лица налипшие волосы.

    Проводив девушку к остановке, Федя отправился в больницу к отцу. Небо снова затянулось белёсой пеленой, на улице стало зябко, пахло размякшим снегом. Коробка, которую передала Маша, действительно оказалась лёгкой. Федя остановился и заглянул внутрь: какой-то свитер, шарф, несколько тетрадей, пара книг по учёбе и ещё какая-то мелочь. Плотно закрыв коробку, Федя ускорил шаг. Сегодня он обещал отцу помочь в операционной. Осознанно нарушая правила, Владимир Барсучков решил рискнуть и разрешить сыну присутствовать на удалении аппендицита, чтобы хоть как-то заинтересовать его работой.
    После смерти брата Федя ещё ни разу не появлялся в больнице. Всячески избегая своих устоявшихся обязанностей, он находил десяток причин, чтобы не видеть больничных коек и пожелтевших пациентов. И вот, спустя пятнадцать дней со смерти Ромы, Федя решил вернуться к своей работе. Владимир Семёнович стал больше внимания уделять Феде. Каждый вечер после ужина они сидели вдвоём на кухне и говорили о медицине и обо всем подряд. За две недели Барсучков Федя прочёл столько книг, а в основном учебников медицинских вузов и пособий, сколько, казалось бы, он и за всю жизнь бы не осилил. Вообще Федя читать никогда не любил, но сейчас, почему-то он стал читать, как сумасшедший, всё подряд. Если ему на глаза попадётся учебник по физики, он и его прочитает за одну ночь. Только вот алгебру он не любил и никак не мог понять этих примеров и задач. Мария Васильевна смотрела на Федю и причитала, что он становится совсем, как Рома.

    Коробку брата, вместе со своим рюкзаком, Федя оставил в кабинете отца. Владимир Семёнович бодрый и решительный, увлечённо наставлял сына, как тот должен ассистировать ему. Затем каждый из них сходил в душ и переоделся. Потом они пошли долго мыть руки и обрабатывать их всякими средствами. Владимир Барсучков всё время спрашивал сына, для чего нужно это или то. Зачем нужно зеркало перед умывальником, почему медсестра кидает им щётку, а не отдаёт лично в руки. Федя знал все эти тонкости и без труда отвечал на вопросы отца.

    Федя и Владимир Семенович вошли в операционную, когда медсестры привязывали пациенту руки и ноги, что бы тот не дергался во время процесса, и застилали его ширмой. Кроме Феди и его отца в помещении находилось еще трое человек. Одна медсестра стояла все время операции над головой пациента и следила за его состоянием, за давлением и сердцебиением. Мужчина, лет сорока, плотного телосложения, которому нужно было удалять аппендицит, выглядел испуганным и растерянным. Две медсестры, которые участвовали в операции, сразу завели какой-то ерундовый разговор, смеялись и шутили. Федя ничего не понимал, и был так же растерян и напуган, как лежащий на операционном столе мужчина. Полные ужаса взгляды их встретились, и Федя поторопился опустить глаза, что б еще больше не напугать бедного оперируемого. Мужчина поднял глаза на потолок и жадно и быстро обследовал его. Владимир Семенович окликнул Федю, и он подошел к столу, где в ярком освещении лампы виднелася кусок живота мужчины. Владимир Семенович взял в руки скальпель и Федя, почувствовав дрожь и холод во всем теле, отошел немного в сторону, что б отец не заметил, как он трусливо отвел глаза и стал рассматривать белую плитку с посеревшими стыками на стенах операционной.

    Весь ход операции Владимир Барсучков комментировал каждое своё действие. Федя, не подходя близко к операционному столу, с интересом слушал и наблюдал за процессом на расстоянии. Владимир Семёнович сперва объяснил, где он собирается сделать разрез, чтобы не повредить нервы прямой мышцы живота. Затем, просил Федю наполнить шприц новокаином. Барсучков дрожащими руками окунул иглу в прозрачный раствор, который подала ему медсестра с улыбающимися глазами. Несмотря на то, что на девушке была маска, Федя сразу узнал свою недавнюю знакомую из заброшенного крыла, Веру. Вместо того, что б успокоиться, увидев знакомое лицо, Федя только еще больше заволновался, боясь оплошать перед ней. Владимир Семёнович взял шприц и провёл местное обезболивание по методу Вишневского. После чего сделал первый разрез. Молодая медсестра стояла рядом с Федей и поглядывала на него лисьими глазами. Владимир Семёнович, не поворачивая головы, вдруг сказал:

    — Вера, чего там встала? Ты нужна.

    Девушка дёрнулась от неожиданности и подбежала к столу.

    — Вот здесь подержи. — пробубнил Владимир Барсучков.

    Вера метнулась к тележке с инструментами, взяла металлический крючок и вернулась к столу. Федя не решался подойти ближе, но был готов в любой момент сделать то, что попросят.
    Издали он видел, как Владимир Семенович развернул края толстой кожи и оголив красное мясо мышц, поднес скальпель и сделал еще разрез. При этом оперируемый резко дернулся и подвывая, сказал, что ему больно. Федя тоже дернулся и уставился на мужчину. Чтоб не видеть его лица, он отошел дальше, и ширма закрыла ему обзор на голову оперируемого. Но он все еще видел его дрожащие руки и ноги.
    — Федя, шприц наполни ещё. — сказал Владимир Семёнович, не поднимая головы. Но Федя, не слышал его, он взволнованно смотрел то на неконтролируемые подергивания мужчины, то на окровавленный скальпель в руке отца.

    — Вера, проследи. — твердым спокойным голосом просил Владимир Семенович.

    Девушка снова подбежала к Феде и дала ему раствор новокаина.

    «Ты чего? Не бойся. Все хорошо» говорил Феде ее заботливый и ласковый взгляд лисьих глаз.

    Барсучков снова наполнил шприц и его руки все еще тряслись, как у алкаша перед похмельем. Владимир Семенович добрался до брюшины. Пациент выл как будто бы от боли и пытался подавить непроизвольные резкие движения, пытавшихся освободиться рук. Он стал мотать головой и у него начались приступы сухой рвоты. Медсестра, стоявшая над ним, что-то говорила мужчине, пытаясь успокоить. Вере постоянно приходилось бегать то к Феде, то к операционному столу. Пронырливая и ловкая она быстро подавала инструменты и отходила в сторону, чтобы не мешаться, когда становилась не нужна. Постоянно только и слышалось: «Вера, зажим», «Вера, ножницы», «Вера, подержи».

    — Федя, ты нужен. — вдруг сказал Владимир Семёнович.

    Барсучков, словно во сне, подошёл к столу и истыкал все липким взглядом. В ушах у него шумело, сам он был бледен, как настенная плитка. Вера, глядя на него, еле сдерживала смех.

    — Возьми щипцы и заверни вот здесь. Ты помнишь, я тебе говорил, для чего это нужно?

    — Ага. — Федя, как зомби вцепился в инструмент и сосредоточенно рассматривал разрез.

    — Чего «Ага»? — Владимир Барсучков недовольно вздохнул и, не дождавшись ответа, разрезал брюшину.

    Подцепив скользкую блестящую кишку, он вытащил её наружу и, под вой мужчины, еще раз всё обколол новокаином. После этого Федя впал в какое-то странное состояние. Следил за всем происходящим, но, в то же время, ничего не видел и не понимал. Его мозг словно отключился, а тело стало действовать на автомате. В целом, Федя держался, как кремень, до того момента, пока Владимир Барсучков ни скинул ему в лоток червеобразный отросток. Увидев кровавый блестящий кусок человеческой плоти, Федя надулся и, прямо с лотком выбежал из операционной. Владимир Семёнович обладая не человеческой сдержанностью, даже бровью не шевельнул. Спокойно и уверенно он продолжил шить. Только Верочка, стоявшая напротив него, тревожно смяла брови.

    — Вера, йод. — строго рявкнул Владимир Семёнович и уткнул в девушку строгий взгляд.

    Федя пришёл в себя только в коридоре другого корпуса больницы. В руках у него всё ещё находился латок с аппендиксом. «Так, надо перекурить» подумал Федя, снял чепец и решительно направился в сторону пожарной лестницы.

    Закончив операцию, Владимир Барсучков снял фартук, вышел в коридор, и отправился на поиски сына. Он встревожено заглядывал во все палаты и закоулки, обругивая всех медработников, которые видели Федю и даже не попытались его остановить.

    — Владимир Семёнович, Ласточкин сказал, что Федя в другой корпус с лотком ушёл. — крикнула своему наставнику Верочка.

    — Вот идиот. Два идиота! — прошептал себе под нос Владимир Барсучков и отправился в другой корпус.
    Под вторым идиотом он подразумевал себя.

    Федя, к тому моменту распахнул дверь, вышел на площадку пожарной лестницы и замер, рассматривая позолоченные вечерним солнцем чёрные ветки дерева. Тяжёлая дверь проскрипела и захлопнулась. Прямо за ней оказался Илья Коровкин с дымящейся сигаретой во рту. Барсучков его не заметил и продолжил смотреть вперёд, держа в руке железный поддончик. Коровкин тихо подошёл к Феде и заглянул в лоток.

    — Что это? — серьезно спросил он и сделал затяжку.

    Федя рассеянно перевёл бестолковый взгляд на Коровкина. Волосы на голове Барсучкова торчали, зрачки от яркого света сделались размером с блоху. Возмущённо и ошалело он посмотрел на Илью:
    — Это ты украл моё имя?

    — Чего? — Илья внедоумении усмехнулся и настороженно стал разглядывать Федю. — Ты о чём это?

   — Не ври! Я всё знаю. Это мог сделать только ты. — убеждённо говорил Федя, не сводя бешеных глаз с Коровкина.

    — Барсучков, ты спятил? — Илья пытался сделать серьезное лицо, но смех неудержимо вырывался из него.

    Федя отвернул голову и снова уставился на чёрную ветку.

    — Ты меня извини, конечно, но я просто обалдеваю, какой ты дурак...

    Дверь больницы распахнулась и на пороге показался Владимир Барсучков. Выпученными глазами он возмущенно осмотрел Илью, потом сына, стоящего к нему спиной. Желваки на скулах Владимира Барсучкова ходили ходуном.

    — Федя! Ты рехнулся? Ты что делаешь? — взорвался Владимир Барсучков и развернул сына к себе. — Ты меня подставляешь. Я рискую своей репутацией, а ты ведёшь себя, как…

    Владимир Семёнович растерял мысли и не смог подобрать верное слово.

    — Как сумасшедший. — подсказал Илья спокойным, важным голосом.

    Смягчившись, Владимир Семенович с сочувствием посмотрел в глаза сыну, затем на аппендикс:
    — Ну, что это? Ладно, пойдём.
    Он вздохнул и увёл Федю с пожарной лестницы.

Продолжение:
http://proza.ru/2023/07/30/1569