Степень риска

Степень риска

        Будничные дни проходят монотонно, но иногда взбрыкивают, как дикая лошадь, которая ни с того, ни с сего встанет на дыбы и понесётся вскачь не обращая внимание  на осуждающие взгляды других, диких жеребцов из ее стада.

          Так порой неистово, проносятся события, способные изменить наше сознание. Часть из них связаны с погодой. Она меняется на глазах, как море осенью или весной, когда вдруг, откуда ни возьмись начинают бежать резвые барашки волн, вслед за порывами бесшабашного ветра, способного взрослого человека свалить с ног и протащить несколько метров по асфальту.

         Северный ветер налетает внезапно, поднимая пыль с дорог, ломая кроны деревьев, срывая козырьки волн на море. Вот тогда легионы волн выстраиваются в шеренги, фаланги и начинают бежать в сторону берега издалека, оттолкнувшись  от линии горизонта, выделяясь белыми полосатыми рядами гривастых волн, поднятыми холодным ветром.

          По мере приближения к берегу волны увеличиваются по высоте, а перед тем, как напасть на берег,  поднимаются в исполинском росте, падая на прибрежную полосу, безумно бурля, вспаривая со дна песок, превращая воду в коктейль из соленой мути, камней, крабов и зелёных водорослей. Козырьки волн кидаются, хватая своими вытянутыми, худыми и костлявыми руками все, до чего  удавалось дотянуться.

          Морские чайки, в шторм, летят низко над морем, кричат и радуются ветру. Море обдаёт их солеными брызгами волн, а они увидев всплывшую рыбу, хватают ее раскрытыми клювами и радуются, как дети.

          Каждая чайка — это душа моряка, утонувшего когда-то в таком же диком шторме, далеко в море и теперь, чувствую свободу в разгулявшейся стихии, эти души моряков парят в небе над морем и кричат о том, что жизнь прекрасна, что они любят морской простор, это небо с отголосками далекого грома, откатившегося дальше по берегу, барабанную дробь падающих капель дождя и вихри ветра, срывающие шапки белой пены с верхушек  волн.

         Я стою на берегу и вижу, как одинокий баркас отчалил от пирса, направившись  в открытое море. На корме сидел человек в брезентовой куртке с надвинутым на голову капюшоном, по видимому рыбак. Баркас подпрыгивал на волне, зарывался носом вниз, выныривал и снова пробивался вперёд.

           Люди на берегу стояли и не могли понять, зачем этот рыбак так рискует жизнью, он так упорно движется вперёд, что непохож на самоубийцу, на сумасшедшего он тоже не похож. Что ему нужно от стихии?

          Ветер швырял баркас, как щепку, рыбак крепко держался одной рукой за борт, а другой за рукоятку газа двигателя лодочного мотора, работающего с надрывом на максимальных оборотах.

          Постепенно лодка стала превращаться в силуэт, продолжая клевать носом и упрямо двигаться вперёд.

          «Что он забыл в бушующем море, неужели он надеется на улов, а может он хочет превратится в чайку, утонув и отдав душу хозяину морей Посейдону. Ещё одна чайка взлетит над морем в свободном полёте. Она будет кричать и требовать от моря новой жертвы» — эти невеселые мысли крутились в моей голове, я пожимал плечами продолжая следить за действиями рыбака.

            Земля круглая, как бильярдный шар, по этой причине вскоре рыбацкий баркас скрылся за горизонтом, растаяв как кусочек сахара попавшего в лужу из горячего чая.

            Последний луч солнца сверкнул между тяжелыми, темными облаками.  Минуту его отблески озаряли низкие тучи, превратив их в плоские клубы оранжевого дыма, выпущенным между двумя стёклами.

           Мир вокруг погрузился в темноту мрачной и тоскливой серой тьмы, сквозь которую пробивался луч маяка, напористо заявляя о себе, как будто он хозяин и тамада на этой свадьбе, где ветер жених, а волна невеста.

        Этот луч одиноко сверкал, как последняя надежда затерявшихся путников. Есть ещё огни большого города, но ориентиром в море всегда остаётся маяк. Его отблески всегда спасали жизни множеству людей, поэтому он и остался главный друг моряка.
      
          Люди на берегу продолжали стоять и смотреть вдаль, ожидая появление баркаса. Их волновала судьба рыбака. Кто-то стоял за компанию, кто-то скептически наблюдал за происходящим.

        Я тоже смотрел вдаль, следя за лучом маяка, рыскающему в бурных водах Чёрного моря. Сначала я думал о рыбаке, как об охотнике, напрасно рискующем своей жизнью.

         «Если тебе наплевать на себя, подумай о своих близких, о родителях, если они ещё живы, о жене и детях, если они у тебя есть, если нет, то о том, что они ещё могут родиться», — подумал я и ещё раз глянул на толпу прохожих, которые и не думали расходится, переживая за судьбу рыбака.

         Вдруг мое внутреннее состояние изменилось, я понял, что испытываю гордость за этого человека, он единственный, кто не побоялся борьбы со стихией, бросил ей вызов и теперь не так уж и важно — победит он или нет. В любом случае он герой, о котором следует слагать стихи и песни. А если рыбак и утонет, то вернётся к нам серой чайкой или альбатросом.

        На море продолжался ад, казалось шторм никогда не кончится, волны продолжали ожесточенно накатывать на берег, пытаясь вгрызаться и разваливать камни на берегу.              Отраженный свет городских улиц, слабо освещал прибрежную полосу. В этих отблесках морская пена уже не казалась белой, она была темно-серая, как стальные крыши железнодорожных вагонов.

       Люди постепенно начали расходиться и я остался один стоять на обрыве, вглядываясь во мглистую даль.

        Темные, чёрные тучи сомкнули свои ряды, грянул гром, расколов надвое небо,  сверкнула молния, ударив тонким, кривым, светящимся стилетом где-то поблизости, в море.

        Примерно через полчаса я увидел, как в луче прожектора маяка сверкнул мокрый борт баркаса. Лодка шла по волне, заныривая и снова поднимаясь, выскакивая на вершину волны, словно Ванька-встанька или черт из табакерки. На корме продолжал сидеть рыбак, только он оказался без брезентовой куртки, его левая рука висела вдоль туловища, похожая на плеть, рубашка была разорвана, ее подол был весь в крови. Правой рукой рыбак держал ручку газа лодочного мотора, двигатель продолжал натуженно пыхтеть и надрываться из последних сил. Периодически рыбак оставлял  ручку мотора и начинал ведром вычерпывать морскую воду со дна баркаса.

            Я смотрел на этого человека уже совершенно другими глазами, для меня он оказался тем маяком, который указывает путь потерявшимся людям. Рыбак потратил много сил, он сидел на корме, обвязав себя веревкой, чтобы не оказаться смытым за борт. Сейчас он направил лодку в закрытую от прямого наката волн, бухту, преодолевая обратное течение. Ветер пытался развернуть баркас и поставить его поперёк движения волн. Если это случится, баркас зальёт водой и перевернёт. Рыбак всячески этому препятствовал, медленно лавируя среди волн, ища коридор.
Баркас понимался на вершину волны и по этой волне катился вниз. Там его ждало начало следующей волны. Волны оказывались настолько короткими с крутыми склонами, что клюнув носом лодка обязательно черпала забортную воду.

         «Смотри, — подумал я, — он высокую, пологую волну проходит по диагонали, иначе вылетит с неё, а короткие, с гребешками,  проходит носом ближе к волне».

          Наконец рыбаку удалось зайти в бухту. Герой одной рукой пришвартовался, шатаясь вышел на пирс и без сил упал на спину, запрокинув голову и раскинув руки.

          Так он пролежал несколько минут. Затем рыбак сделал усилие над собой, перевернулся на живот, подтянул
колени и попытался подняться, упершись здоровой рукой в асфальтовое покрытие.

           «Надо ему помочь, — подумал я, быстро двинулся в сторону бухты, но наступил на камень, споткнулся и упал, больно ударившись об острый камень и разбив колени. Я застонал от боли и выругался в темноту.

       Когда я поднялся, рыбака уже не было видно, баркас стоял пришвартованный, но пустой, — куда он делся?», — снова подумал я, растерявшись от неожиданности. Вместе с тем я почувствовал, что промок до нитки, замёрз пронизанный ветром, что нужно идти домой согреться иначе заболею.

       Шторм не утихал, раскаты грома становились тише, уходя далеко на север. В той стороне сверкали и молнии.

        «Похоже до утра ветер стихнет и волнение прекратится, — подумал я медленно бредя в сторону дома, так и не найдя ответ на главный вопрос: «Зачем рыбак один вышел в бушующее море?».


Валерий Олейник