Созвездие Синего слона. Глава 24 Тайна

    На следующее утро Федя проснулся от того, что тело его все болело, особенно ныли и чесались те места на шее и запястьях, где вчера находились железные тиски.
    Был выходной день, комнату освещали рыже-розовые лучи солнца. Из открытой форточки подуло морозным свежим воздухом, и прозрачная занавеска на окне слегка оттопыривалась ветром. Федя стал разглядывать усыпанный бликами потолок и, поблескивающую перламутром люстру. Он вспомнил подробности вчерашней ночи и вздрогнул «Я уже дважды ослушался учителя» подумал Федя, разглядывая раны на запястьях и ощупывая шею. «Мне снова нужно скрывать раны, теперь еще и от родителей» подумал Федя, и приподнявшись, с беспокойствлм стал осматривать комнату и вспоминать, где лежит его свитер с высоким горлом.
    Но вдруг в его голове всплыл образ странного человека, который явился ему вчера в больнице. Федя вспомнил свой разговор с ним, и мысли о брате завладели его сознанием. Его мучило много вопросов: был ли Рома когда-нибудь в лесу тридцати шести секунд? И не туда ли он шел, в ночь той трагедии? Возможно, он встречался с учителем в лесу в другое время, ведь Федя видел идущего по рельсам брата уже на рассвете. А что если у Рата есть еще одна группа учеников? Все эти вопросы как рой пчел кружили в его голове. Взволнованный Федя вскочил с кровати. Немного поразмыслив, он решил, что разобраться во всем этом ему помогут вещи брата.

    Мария Васильевна и Владимир Семенович уже должны были уйти на работу. Рассчитывая на то, что дома, кроме него, никого нет, Федя направился в комнату Ромы, где по его предположению должны находиться его вещи. Дверь оказалась заперта. С досадой Федя еще раз безуспешно покрутил ручку двери «Вот те раз! А может, там уже и нет его вещей? Отец мог все отнести в гараж». Федя лёг на пол и заглянул в щель под дверью, откуда пробивался дневной свет «Так, стоят какие-то коробки». Вдруг с кухни донеслись звуки, потом шум включенной воды. Испуганный Барсучков подпрыгнул с пола и настороженно прислушался. Только теперь Федя заметил, что в комнате родителей работает телевизор. На кухне чиркнули спички, и зажглась конфорка — кто-то собирался пить чай или кофе. «У отца выходной!» догадался Федя и в ужасе убежал обратно в свою комнату. «Так, мне срочно нужен свитер с высоким горлом» подумал Федя и вспомнил, где он лежит. Достав из шкафа свитер и нарядившись в него, Федя снова вышел в коридор. «Может отец откроет мне комнату брата? Ага, жди! Лучше уж я открою сам». Владимир Семёнович мог не разрешить копаться в вещах умершего сына.
    Федя прокрался в коридор и стал искать ключ. Сначала он проверил полку, где обычно оставляли ключи. Затем открыл аккуратно ящик тумбочки, но из-за того, что в прихожей было темно и Федя не хотел шуметь, обследовать его достаточно хорошо не вышло. Тогда Федя решил проверить карманы, висевшей в прихожей на крючках, одежды. Сунув руку в карман отцовского пальто, Федя вдруг наткнулся на подозрительный предмет прямоугольной формы. На ощупь Федя определил, что предмет металлический, и имеет выпуклый рисунок на одной из сторон. Федю окатило холодком ужаса. Вытащив из кармана находку, Федя стал рассматривать ее при тусклом свете, видневшимся из кухни. К своему горькому удивлению, он узнал красивый рисунок, на котором изображалась змея, борющаяся с собакой. У него не осталось сомнений, что эту же зажигалку он видел знаменательной летней ночью у незнакомца. Федя пошатнулся и сделал шаг в сторону, но от волнения его руки и ступни вспотели, и на весь коридор раздался громкий звук отлипшей от линолеума пятки.

    — Федя, ты уже встал? — послышался голос Владимира Семеновича.

    Испугавшись, Федя дернулся и выронил из рук найденную в отцовском кармане зажигалку. Как гиря она упала на пол.

    — Что там у тебя упало?

    Окаменев от увиденного, Федя молча стоял и смотрел на злосчастную, поблескивающую, находку. Голова его болезненно пульсировала от страшных догадок и неприятных предположений. Он не мог ни ответить отцу, ни пошевелиться. Он слышал, как на кухне его отец поставил на клеенку стола две чашки, затем снял с керамической сахарницы крышку.
    — Кофе будешь? — беспечно спросил отец из кухни.
    — Да. — прохрипел Федя пересохшим горлом и тут же закашлял.
    «Откуда у него эта зажигалка? Или такие продаются на каждом углу?» борясь с кашлем думал Федя, не сводя глаз с красивого металлического корпуса и до сих пор не веря в происходящее.

    — Ну ты где там? Умылся уже? — тёмный силуэт Владимира Семёновича заслонил тусклый свет и показался на пороге кухни. — А чего ты в свитере-то?
    — Замерз. — ответил Федя.
    — А почему в трусах? А с ногами что?
    — Ботинками натер.
    Федя, словно в забытьи, молча нагнулся и охладелой рукой поднял с пола зажигалку. Владимир Барсучков неподвижно наблюдал за происходящим, небрежно опершись левой рукой о косяк двери. Не сразу он понял, что там у сына в руке, а когда понял —  недовольно вздохнул и издал странный звук, каким обычно сопровождают неудачное действие. Федя провёл пальцем по рубиновому глазу змеи, откинул колпачок и чиркнул пару раз. Вспыхнул голубой огонь. Тёмный силуэт в дверном проходе зашевелился, нагнулся к сыну и выхватил у него из рук зажигалку.

    — Зачем ты рылся в моих карманах? Что искал? — напряжённо спросил Владимир Семёнович, но голос его был добрым, такой, каким обычно ругают детей за шалости любящие родители, не сердясь на них. Не дожидаясь ответа, Владимир Семенович спрятал зажигалку в карман штанов и пошел на кухню.
    — Я хотел найти ключ. — растерянно промямлил Федя, пройдя вслед за отцом.
    — Какой ещё ключ? — с расстановкой спросил Владимир Барсучков, оглянувшись на сына.
    — От комнаты Ромы. — живее ответил Федя. — Что это было?
    — Зачем тебе ключ? — вопрос отца прозвучал почти синхронно со словами сына, и оставил их без внимания.
    — Я хотел посмотреть его вещи. —  помолчав немного, ответил Федя. — Ты запер комнату.
    — Да, запер. Потому что твоя мать все время сидит там и плачет. —  быстро ответил Владимир Семенович, надеясь перевести разговор с зажигалки на Рому. — С этим нужно заканчивать. А тебе зачем его вещи?
    — Откуда у тебя эта зажигалка? Она твоя? — Федя пристально глядел на отца.

    Владимир Семёнович отвернулся к окну. Он тяжело вздохнул, потёр волосатую шею и, не поворачиваясь к сыну, сказал:
    — Только маме не говори. Я хотел бросить.
    — Что?! — Федя усмехнулся в негодовании. — Я не о том спросил. Эта зажигалка, она…
    Федя не смог закончить предложение, будто забыл, как произносить слова. На кухонном столе в белых кружках дымился кофе. Федя, пытаясь собрать мысли в кучу, уткнулся бешеными глазами в каплю воды, блестевшую на столе. В ярком пятне виднелся локоть Владимира Семёновича и голубой кусок неба. Владимир Барсучков повернулся к сыну и внимательно посмотрел на него воспитательным взглядом.
    — Не говори ей, иначе мы с ней поссоримся, а бросить я не могу. Сто раз пробовал.
    — Только скажи, откуда у тебя эта зажигалка? — тихо повторил вопрос Федя.
    — Это подарок Ромы. Он мне на юбилей подарил в прошлом году. Тебе понравилась? — Владимир Семенович с интересом смотрел на сына, словно сам сделал эту зажигалку и ждал похвалы.
    — Нет, не понравилась. — холодно ответил Федя.
    Владимир Семенович вздохнул и сел за стол.
    — Жаль, — сказал он, перемешивая сахар в кружке. — Думал тебе ее подарить когда-нибудь, как семейную реликвию. Ну что ж, надеюсь, тебе она никогда не понадобится.
    Не сводя глаз с отца, Федя, задумчиво опустился на стул. Кухню все еще освещали те же самые, отраженные от соседней многоэтажки, розовато-рыжие лучи. Лохматые чёрные деревья, облепленные снегом, протягивали свои голые ветви к окну, словно нищие руки для милостыни.
    — Так зачем тебе нужно в комнату Ромы? — рассеянно повторился Владимир Барсучков.
    — Хотел вещи посмотреть, я же сказал. — после долгой паузы ответил Федя, словно смысл вопроса долго не достигал его сознания.
    «Зажигалка в кармане лежит, а сигарет нет» промелькнуло в голове у Феди «Ну ничего, я узнаю правду».

    Не получив доступа к личным вещам брата, Федя решил пообщаться с тем, а точнее с той, с которой Рома проводил много времени. С той, кому он доверял. «Маша знала его лучше нас, по крайней мере того Рому, каким он был последние годы». Барсучков договорился о встречи с бывшей девушкой брата около студенческой общаги.
    Маша училась в медицинском институте, где раньше учился и Рома. К началу её большого перерыва Федя пришёл в сквер, который находился под окнами общежития. Сразу за ним находился мединститут, где училась Маша. Чёрные лавочки с чугунными боковинами стояли по обеим сторонам вдоль всей заснеженной аллеи. Ветвистые высоченные тополя гнули свои тяжёлые ветви к земле. Барсучков в нетерпении ходил из стороны в сторону и смотрел вдаль аллеи, где виднелась серо-синяя стена общаги. То и дело из-за её угла выходили студенты. Федя всматривался в разноцветные фигуры, пытаясь увидеть знакомое лицо. Солнце сделало снег ослепительно белым, и Федя глядел вперед, преодолевая глазную боль от яркости. Он провёл в ожидании около пятнадцати минут и от холода у него даже начали слипаться ноздри, прежде чем фигура Маши, наконец, показалась из-за синей стены. На голове у девушки торчал модный голубой берет, который оттенял красоту ее нежной, как розовый мрамор, кожи. На чистом лице ее светились румянцем щёки. Ярким пятном выделялись вишнёвые от холода подвижные губы. Увидев перед собой знакомые черты лица, девушка немного оторопела. Однако же, сразу взяла себя в руки и подошла к Феде. По лицу ее пробежала тень грусти.
    — Привет. — когда Маша говорила, её губы шевелились, как два толстых дождевых червя.
    — Как дела? — спросил Федя.
    — Устроилась в вашу больницу на январь. По знакомству, конечно, моя тётя там работает, ну ты знаешь – Вера Петровна. Во время сессии буду у вас подрабатывать. Мне нужна практика. —  Маша чувствовала себя неуверенно, и это бросалось в глаза.
    — Здорово! Может встретимся там. Я почти каждый день бываю в больнице.

    Девушка слушала Федю, сощурившись от яркого света, и глаза ее сделались щелочками. Говорила она холодно, стараясь избежать проявления внезапных эмоций и слабости.
    — Знакомый шарф. — усмехнулась Маша с какой-то ревностной обидой, и кивнула головой на шею Барсучкова, но тут же сконфузилась, решив, что замечание вышло бестактным.
    Однако добродушнвй Федя ничего не понял и, поправив шарф, сказал:
    — Да это ж Ромы шарф! Ты его в коробке с его вещами передала.
    — Что ты хотел? Ты ведь пришёл не за тем, чтобы узнать о моих делах? — звонко спросила девушка и улыбнулась Феде, как улыбаются детям.
    Любого другого такая снисходительная улыбка могла бы обидеть. Но не Федю. Он вообще не замечал этих намеков и полутонов мимики. Да и вообще его сейчас другое заботило.
    — Хотел спросить про брата. — оживился Федя, — Рома вёл себя как-то необычно в последнее время? Может быть, говорил о чём-то странном перед смертью?
    — Какое это может иметь теперь значение? — со вздохом сказала она и жеманно перевела взгляд в сторону.
    — Ну же, думай! Это важно. —  Федя немного занервничал. — Рома оставил кое-что, я должен понять, что это значит!
    — А что?
    — Я нашел в его вещах блокнот со странными рисунками и записями типа: пусть меня кто-то там унесет с собой. — Федя усиленно пытался вспомнить, шевеля глазами и бровями. — Еще я видел там какие-то точки и линии...
    На лбу у девушки появилась вертикальная морщинка между бровей. Светлые глаза её с бесцветными ресницами округлились и уткнулись неподвижно в сугроб под ногами.

    — Он увлекался астрономией. Может быть, он уходил куда-нибудь ночью, ты не знаешь?

    Девушка покраснела и замотала головой. Потом задумавшись, стала кусать губы, и вдруг, что-то вспомнила:

    — Ты не поверишь, он сказал, что возможно скоро умрёт. Я ответила ему: «Замолчи! Нельзя так говорить!». А он улыбнулся так добро и спокойно сказал, как бы в шутку: «Наверное, судьба у меня такая. Это произойдёт в любом случае, скажу я об этом вслух или нет».

    Глаза Маши немного заплыли слезами и, глянув в сторону, она судорожно выдохнула горячий воздух изо рта.

    — Почему ты не сказала мне раньше? — взволнованно спросил Федя.

    Девушка пожала плечами и продолжила, смотря в сторону:

    — Иногда мне казалось, что он знает все тайны вселенной. И да, он увлекался астрономией. Он мне говорил, что видит мир не так, как все остальные. Рома часто рассказывал мне про звезды.

    Маша залилась нервным смехом, прикрыв рот рукой в бледно-синей вязаной перчатке. В глазах её блестели не выкатившиеся слёзы, будто от смеха. Озадаченный мыслями, Федя не смотрел на девушку и не видел ее настроения. Он почесал затылок, оглядываясь по сторонам безумными глазами, полными решимости. Вдруг девушка перестала смеяться и стала серьезной. Она схватила Федю за руку, которой он чесал затылок, и задрала рукав его куртки. Она удивленно нахмурилась, рассматривая часы Феди.
    — Ты видела такие часы у него? — спросил ее Федя.
    Она нервно покивала головой и, сдвинув ремешок часов вверх, взглянула на Федину отметину в виде слона.
    — У него была такая же татуировка. — сказала девушка. — Только с собакой.

    — С собакой? — Барсучков воодушевлённо вглядывался в лицо Маши. — А в тот вечер, когда его сбил поезд, ты знаешь, куда он уходил и зачем?

    — Сбил поезд? — нахмурилась Маша. — Я думала он в поезде ехал.

    — Ой, да, я просто перепутал. — неловко засмеялся Федя и махнул рукой. — А что это за схемы он рисовал в блокноте? Ты видела?

    — Да, я как-то заметила, что он рисует линии и точки. —  заинтересованно заговорила Маша. — Он сказал, что это надо для дела, и что б я не думала, что он сходит с ума.

    — Вот как! — сказал Федя усмехнувшись. — Если вспомнишь еще чего, позвони мне, хорошо?

    — Хорошо. —  сказала девушка.

    Федя задумчиво сунул руки в карманы и хотел уйти. Но не прошел и пяти метров, как вдруг услышал хруст снега за спиной. Он оглянулся и, в этот момент Маша бросилась ему на шею и обняла. Федя растерялся и смог сказать только, каким-то жалким голосом, противным самому себе:

    — Ты чего это?

    И вдруг он почувствовал холодные пальцы Маши на своих щеках, а потом поцелуй. Мягкие и липкие губы девушки притиснулись к нему. Поцелуй получился неловким и не очень приятным, и таким по-детски скромным, будто Маша сама не поняла, чего хотела. Феде казалось, что это все происходит не с ним. Несколько секунд он смотрел на её смущенное лицо с прилипшими к щекам волосинками, на покрасневший от мороза нос, на прищуренные от солнца глаза.
    — Не надо так делать, ладно? Роме бы это не понравилось. — сказал Федя серьёзно и ушел.
    Он знал, что Маша смотрит ему вслед, но не оглянулся.

    Вечером в комноту Феди пришел отец. Без предупреждения он включил свет, когда тот слушал музыку, лежа на кровати. Заметив отца, Федя мгновенно поднялся и внимательно посмотрел на него. Владимир Семенович поставил перед Федей стул и со вздохом уселся на него. По этому стулу и вздоху Федя понял, что его ждет какой-то тяжелый нудный разговор.

    — Знаю, тебе тяжело. Я тоже по нему скучаю. — неспешно начал Владимир Семёнович издалека, потирая подбородок. — Но так вышло, смерть всегда беспощадна, и кем бы мы ни являлись в жизни, все мы уязвимы перед смертью. Такова природа.

    — Да, я знаю. — пробормотал Федя, уважительно слушая отца, хотя, в этом разговоре он не нуждался. К тому же, Владимир Семенович имел привычку говорить медленно, рассудительно, растягивая слова, что Федю сильно раздражало. Он легче воспринимал быструю речь, и не мог сосредоточиться на медленной. Он успевал забыть начало предложения прежде, чем отец сформулирует мысль и доскажет ее до конца.

    — Прошлое нельзя изменить. Поэтому будь осторожен. Ты у меня теперь единственный сын. Не хочу, чтобы ты подвергал себя какой-либо опасности. И знай, что я всегда готов тебя выслушать и дать совет. Что бы ни случилось, мы с мамой всегда тебе поможем. — Владимир Семёнович похлопал Федю по плечу и вышел из комнаты.

    Слова отца озадачили Федю. Он ясно услышал одну лишь фразу, что прошлое нельзя изменить. «Точно так же говорил Рат!» вспомнил Федя и задумчиво уставился на закрывшуюся за отцом дверь комнаты.
    Еще не было четырех часов, как за окном затянувшееся серыми тучами небо уже начало темнеть. Снег, словно мошкара, кружился в свете фонарей. Федя уснул в шестом часу вечера, слушая музыку. Владимира Семеновича вечером срочно вызвали на работу. Проводив мужа, Мария Васильевна заглянула в комнату сына и увидела его спящим. Она не стала его будить, только убрала наушники и накрыла Федю одеялом.

    Проснулся Федя часа в четыре утра и ни как не мог снова уснуть. Серое ночное небо, светящееся от снега, смотрело на него из окна. «Примерно в это время Рома шел тогда по рельсам» промелькнуло в его голове «Только теперь светлеет поздно. Если он шел в наш лес, то почему утром? Ведь туда, по словам Рата, можно попасть лишь в то время, когда там бываем мы, то есть в два часа ночи. Или есть еще один карман времени и временная петля? Я должен узнать». Почувствовав прилив сил и бодрость от размышлений и догадок, Федя вскочил с кровати, оделся и вышел из квартиры. Полный уверенности он направился к границе леса.
   Половину пути Федя, погрузившись в размышления, прошел легко и незаметно для себя, пока его энтузиазм не истощился. Резкий ночной ветер обжигал холодом, в лицо врезался колючий мелкий снег, похожий на осколки стекла. Прозябнув до костей, Федя уже пожалел, что вышел из дома, и его спонтанное решение пойти к лесу тридцати шести секунд казалось ему нелепым и беспричинным, но передумывать было поздно — вдалеке уже виднелся столб, обозначающий границу леса. Небо казалось невероятно светлым от снега, только к горизонту оно темнело. В этой серой темноте ночи на темном бетонном столбе четко виднелись, нарисованные белой плотной краской, цифры «36». Федя остановился, не доходя до этой отметки метров пяти, и стал с осторожностью осматриваться. С обеих сторон рельсов торчал мрачный лес, разлегшийся своими черными макушками на светлом снежном небе.
    Лес этот выглядел не так, как лес по ту сторону столба. Этот лес казался жалким, маленьким и совсем не страшным. А тот лес всегда наводил ужас громадностью деревьев и жутким воем, доносившимся из его нутра.
    Холодный зимний ветер завывал, кружа в воздухе крошечный, по твердости похожий на песок, снег. Лицо у Феди превратилось в ледышку, глаза заплыли слезами от ветра и холода. Рассматривая снег под ногами, Федя заметил свежие следы. Он присел на корточки и внимательно рассмотрел их, затем тревожно оглянулся. На белом гладком снеге, словно на выглаженной простыне, виднелись лишь эти следы, несчитая его собственные, и они уходили за границу леса и там исчезали. «Кто-то совсем недавно пересек границу леса. Значит, он скоро оттуда выйдет. Ведь время проведенное там, составляет всего несколько минут в реальном времени» решил Федя. Ему хотелось дождаться этого человека и узнать, кто он.
    Федя отошел подальше к лесу и спрятался в канаве под кустами. Наручные часы Феди показывали пять часов утра, и небо все еще оставалось серым, только с восточной стороны, над макушками леса, стало заниматься синеватое зарево. Не прошло и двух минут, как на горизонте вдруг показался человек. Он целенаправленно шел к границе леса. Федя притаился и внимательно следил за темной фигурой.
    Когда незнакомец подошел близко к столбу, Федя пригляделся и к своему удивлению, узнал в нем Илью Коровкина. Завернутый в поднятый воротник черного пальто, он взглянул на свои наручные часы и пересек границу. Стоило ему сделать шаг вперед по рельсам, как он тут же исчез на глазах у Феди. В ту же секунду Федя выскочил из кустов и побежал к столбу. Сверившись с часами тридцати шести секунд он тоже пересек границу.
    Сделав шаг, Федя оказался в месте более светлом, будто вошел в освещенное помещение из темного коридора. Морозная зимняя ночь, резко сменилось пасмурным осенним утром. Федя оторопел от резко изменившегося освещения и, замедлив шаг, стал жадно изучать глазами все вокруг. Он заметил, что его окружает все тот же знакомый ему лес тридцати шести секунд, только погода и время здесь изменились. Теперь Федя впервые мог увидеть это, уже так хорошо знакомое и виденное им много раз, место в цвете, ведь ночь всегда съедала все краски. Над головой Феди растянулось тяжелое бархатное синее небо, растрескавшееся на крупные куски, через просветы которых виднелось такое же синее небо, только немного светлее. Землю покрывала пропитанная сыростью рыжеватая длинноперая трава. Воздух пах дождем и утренней свежестью, рождая в душе приятное ожидание приближающегося дня. Федя вспомнил это теплое еще, осеннее время года и почувствовал тоску по этой погоде. Черно-серые деревья с жухлой красноватой листвой стояли мокрые, словно недавно прошел дождь. Сделав несколько шагов вперед, по толстому слою прижатой к земле травы, Федя увидел у рельсов знакомый ему вагончик. В темноте ночи он всегда выглядел светлым пятном, не имея собственного цвета, теперь же, в освещении утреннего неба, Федя увидел, что он ярко-голубой. Сегодня, здесь и сейчас, он не был облезлым и помятым, стены его как будто еще не разъела ржавчина, а краска не облетела. Поверхность его выглядела ровной и гладной. В чистом окне, с еще целыми стеклами, горел желтый свет. Увидев этот свет, Федя резко остановился и вспомнил об осторожности. Он еще раз оглянулся по сторонам и, убедившись, что за ним никто не следит, двинулся вперед.
    В окне мелькали чьи-то тени, свет дрожал и изменялся. Федя аккуратно, насколько ему позволяла грация, приблизился к вагончику и услышал за дверью знакомые голоса. От услышанного, в груди у него защемило, кровь в голове пульсировала так сильно, что Феде казалось, что он едет в поезде и качается из стороны в сторону. Боясь делать какие-то поспешные выводы по звукам, и желая увидеть все собственными глазами, Федя подкрался к самой стене, чтобы посмотреть в окно. На секунду он прильнул спиной к холодной железной стене, что б перевести дыхание, и осторожно заглянул в окно. Внутри, в освещении дрожащего теплого света свеч и масляных ламп, напротив стены, увешанной различными картами и схемами, стояли двое мужчин. Федя мог разглядеть только их спины. Один из них казался взрослым, а в другом Федя узнал Илью Коровкина. Илья что-то увлеченно рассказывал. Вдруг тот, что постарше резко повернулся в сторону окна и Федя с ужасом узнал лицо своего отца. В глазах у Феди потемнело. Его страшные догадки, в которые он не хотел верить, сбылись. Обомлевший от разоблачения отца, Федя поспешно спрятался за стену, и так резко прильнул к ней, что ударился головой. Сразу сообразив, что совершил оплошность, Федя, как вор, пригнувшись, пробежал под окном и спрятался за стену вагончика. Услышав шум, Владимир Семенович обеспокоенно притих и шикнул Илье.
    — Что? — удивленно прошипел Илья, который ничего не заметил.
    — Тише! — раздраженно шикнул Владимир Семенович. — Здесь кто-то есть!
    — Я ничего не слышал. — беспечно усмехнулся Илья. — Наверное ветер.
    — Какой еще ветер? — разозлился Владимир Семеноыич.

    Федя пытался прислушаться к голосам, что бы понять, что происходит, но шум его собственного взволнованного дыхания, которое он пытался безуспешно сдерживать, мешал ему. «Что это значит? Почему отец и Илья здесь?! И что они замышляют? Я должен узнать!» Федя успокоился и снова подкрался к окну, но заглядывать туда он больше не рискнул. За стеклом слышались неразборчивые голоса. «О чем они болтают? Я должен что-то придумать!» Федя спрятался за вагоном и рискнул совершить невероятное. Он попробовал поменяться душами с этим железным вагончиком. «Так я узнаю, что там внутри происходит!» решил Федя. Он сосредоточился и произнес заклинание. Не с первой попытки, но ему это удалось. Федя совершил обмен с железной сторожевой будкой. Он почувствовал, как потерял ощущение себя и тут же облачился во что-то холодное, неподвижное и, как будто вывирнутое нутром наружу. Уши и глаза его слились во едино по ощущениям, вместе с тактильными чувствами. Он мог видеть, слышать и чувствовать все, что находится внутри и снаружи него.
    Внутри вагончика Федя обнаружил настоящую лабораторию. Здесь находилась куча разных старинных и современных предметов. На стенах висели разнообразные карты и схемы: там была и карта звездного неба, и карта мира, и карта города, в котором проживал Федя. Стены перегружали многоярусные полки, ломившиеся от различных баночек, биноклей, микроскопов, астролябий, компасов, циркулей разных форм и размеров, и прочих инструментов и приспособлений. Около окна Федя заметил глобус, с изображением звездного неба, что его очень удивило — такую штуку он видел впервые. Под полками располагался стол с ящиками. На столе тоже стояли предметы из разных сфер наук.
    Продолжая исследовать помещение, Федя увидел на полке под столом, банку с маринованными змеями, и сушеных лягушек в корзине. На самом столе в колбах и трубах, варилось и клокотало какое-то зелье. Рядом лежали непонятные карты, на которых Коровкин что-то отмечал и записывал. Слева от двери виднелся стеллаж с книгами, в истлевших обложках, а справа стоял закрытый шкаф со множеством дверей. На стенах висели масляные лампы, а на столе стояли свечи. Помещение было неплохо освещено, однако до пола свет не доходил.

    Владимир Семёнович открыл дверь вагончика и вышел на порог. Какое-то время он внимательно всматривался в предрассветный сумрак, затем достал сигарету и закурил.
   Федя очень нервничал, опасаясь, что отец может отойти по малой нужде за вагончик, и увидит там тело сына. Но Владимир Семенович, докурив сигарету, вернулся обратно в помещение. Лицо его все еще искажалось напряженной обеспокоенностью. Он вел себя нервно и раздражительно, то и дело заглядывал в окно и прислушивался к мерещащимся ему звукам. Коровкин бросил карандаш и, с растерянным, но внимательным лицом, повернулся к фединому отцу:

    — Ну что? Думаете кто-то мог сюда пробраться? — просто и безучастно спросил Илья.
    — Не знаю. — хмуро ответил Владимир Семенович.
    — Может птица какая или зверь мимо пробегал. — пожал плечами Илья.
    — Да какая птица?! Какой зверь?! Здесь ни души! — эмоционально ответил тот. — Что там у тебя, покажи.

    Владимир Семенович подошел к Илье и посмотрел на карту, в которой что-то отмечал Илья.

    — Что за ерунда? — Владимир Семенович опустил на глаза очки и нагнулся низко над столом, пытаясь что-то рассмотреть.

    — А что не так-то? — растерянно Илья вглядывался в свои заметки.

    — С этой стороны Большая медведица видна, а ты Весы рисуешь! — водил пальцем по карте Владимир Семенович. — Ну как так можно ошибиться?

    — Ой, я напутал просто. — виновато промямлил Илья. — Извините, я знаю, что Рома был лучше меня, но я не виноват, что так все вышло.

    Слова Ильи прозвучали странно и не к месту. Владимир Семенович ничего не ответил, лишь еще раз проверил работу Ильи.

    — У нас мало времени! Возможно, у нас только один шанс будет! Нужно все быстрее сделать, Рома долго не протянет. Скоро его душа покинет этот мир навсегда.
    Услышав эти слова, Федя буквально вздрогнул, и вагончик затрясся, как палатка на ветру.
    — Ну вот, опять. Ты слышал? — сказал Владимир Семенович Илье.
    — Ветер? — предположил Коровкин и пожал плечами.
    «Что значит «долго не протянет?» удивился Федя «Мой брат жив?» Но то, что увидел и услышал Федя дальше, его поразило гораздо сильней.

    Владимир Барсучков подошел к шкафу с многочисленными ящиками.

    — Я сейчас исправлю. Завтра на гору пойду, еще раз сверю все. — говорил Илья, склонившись над картой и поглядывая на то, как Владимир Барсучков открывает шкаф и достает какую-то книгу.
    Когда Владимир Семенович повернулся к свету, Федя с удивлением обнаружил, что отец держит в руках страшную книгу Рата. Только выглядела она в этот раз более сносно: кожа, обтягивающая обложку книги, казалась живой, на ней отсутствовали пятна и следы гнили. При боковом освещении маленькие ворсинки на поверхности ее кожи золотились, как пушок. Спереди на обложке располагался все тот же рот с острыми частыми и тонкими зубами, торчащими криво, как заостренные длинные спички. Увидев книгу, Илья с надеждой взглянул на Владимира Семеновича:

    — Учитель, можно мне посмотреть?

    — Нет! Занимайся своим делом. Нам нужно быстрее закончить карту!

    Федя как мог готовился к ужасному зрелищу, не зная, что ему предстоит увидеть. Находиться в теле вагончика так долго было опасно и трудно. Федя чувствовал, как начинает дрожать от предчувствия чего-то ужасного, и не ошибся.

    Владимир Семенович встал посреди вагончика и, нагнувшись, отогнул от пола металлическое кольцо, затем со скрипом оттянул его и сдвинул в сторону большой железный лист. Федя сразу не заметил, но на полу располагался большой прямоугольный люк. Владимир Семенович открыл его и присел на пол с книгой. Что там находилось внизу, Федя не увидел, потому что пол скрывала тень, но чувствовал какой-то холод и влагу.
    Владимир Семенович взял со стола свечку и поднес к дыре в полу. Слабое дрожащее пламя свечи помогло Феди разглядеть, что нишу в полу доверху заполняла какая-то прозрачная жидкость, которая блестела от слабого желтого света. Владимир Семенович нагнулся ниже со свечой, и стенам вагончика предстала жуткая картина, напоминающая чудовищный сон: на поверхность всплыло тело Ромы. Глаза его были открытые и немного помутневшие. Кожа чуть распухла. Весь он напоминал надувную куклу. У Феди от ужаса и омерзения помутнился рассудок, и он больше не мог находиться в теле железного вагончика, где под его ногами плавает тело брата. Федя мысленно произносил заклинание, что б вернуться в свое тело, но разговор отца отвлекал его внимание, и у него долго не получалось вернуться.

    — Как ты, сынок? — чуть не плача прошептал Владимир Семенович, низко наклонившись к телу сына. — Сейчас, потерпи, сейчас легче станет. Скоро все закончится!

    Илья искоса с ужасом и любопытством взирал на своего учителя, совсем забыв про карту. Владимир Семенович низко нагнулся к Роме и поцеловал его в, показавшийся над поверхностью воды, лоб. Затем открыл книгу с черными листами и светящимися буквами, и стал читать. В это время Федн удалось вдумчиво произнести заклинанин, и возвращаясь в свое тело, он увидел напоследок, как на теле брата, которое снова погрузилось в тень, стали проявляться красные светящиеся символы, похожие на те, что рисовала Муха на песке. Послышался всплеск и страшный хриплый вдох. Из жидкости вынырнула голова мертвого Ромы, и цветом и мимикой, напоминающего манекен. Он казался испуганным и очень слабым.

    — Папа! — прохрипел он. — Что происходит?!

    — Ничего, сынок, потерпи, скоро все закончится! Я знаю, как его поймать! Я заставлю его, взять нас с собой. Если не нас, то хотя бы тебя! — Владимир Семенович зарыдал, над дырой в полу.

    Рома вновь стал неподвижен, словно окоченел, и погрузился в воду. Коровкин все это время с ужасом и отвращением наблюдал за происходящим. Когда же Владимир Семенович снова задвинул железным листом обиталище тела Ромы, и встал с пола, Коровкин, незаметно отвернулся и повис над своими чертежами, словно ничего не видел.

    Федя в это время уже вернулся в свое тело и со всех ног бежал к границе леса. Споткнувшись об шпалу, и перевернувшись через голову, обессиливший Федя то ползком, то на двух ногах, бежал, как сумасшедший прочь. Перебравшись через границу леса, он снова, несмотря на дикую усталость и ломоту в теле, побежал без оглядки так быстро, насколько ему хватило сил и энергии. Он не мог остановиться, ведь вслед за ним из леса могли в любой момент выйти отец с Ильей.
    Добежав до первых домов и свернув в переулок, Федя обессилено упал прямо в снег. Он настолько устал, что какое-то время не мог шевелиться. Он дышал так усиленно, что легкие и горло его невыносимо болели, и казалось, вот-вот разорвутся. Куртка его была мокрой даже снаружи, как будто он только что вышел из воды. От волнения его всего колотило, горло сжимал ком и нму хотелось разрыдаться от увиденного ужаса. «Что это такое было?» спрашивал сам себя Федя, глядя на пар изо рта, белым облаком застилающий ему вид на светлеющее небо «И этот человек мой отец?!» Переведя немного дыхание, Федя смог подняться с земли. Из-за усталости и пережитого ужаса, он ощущал в теле странную иллюзорную легкость, как будто он превратился в бескостную, в безмышечную ватную игрушку. Ему казалось, что сделай он шаг, его обессилевшие ноги тут же согнутся, и он снова упадет и уже не встанет. «Но разве это мой отец? Разве этого человека я знал всю жизнь? Нет, это сумасшедший! Как теперь жить с ним под одной крышей и делать вид, что я не знаю о нем правды?»
    Несмотря на невыносимую усталость и боль, Федя, как мог быстро добрался домой, что бы успеть вернуться раньше отца.