Созвездие Синего слона. Глава 35 Мирцам

    Федя ушел гулять в парк и не вернулся. Мария Васильевна оббежала вечером все улицы и дворы в поиске сына, решив, что он упал в обморок и лежит где-нибудь с разбитой головой. Когда Владимир Семенович узнал, что Федя не вернулся, он не стал переживать и сказал жене, что Федя решил переночевать у друга. Владимир Семенович знал, где искать сына. На следующее утро он встал на рассвете, спокойно умылся, причесался и оделся. Он достал со шкафа свой старый солдатский ремень, который пылился под потолком уже много лет, спокойно позавтракал, выпил кофе, надел пальто, обулся и вышел из квартиры.

    Тем временем Федя, выбившись из сил от непривычно долгого пути, уже подошел к лесу тридцати шести секунд. Сердце его колотилось и дыхания не хватало. Волосы стали мокрыми, как будто он только что вылез из реки. Беспокойно оглядываясь по сторонам, он сверился с часами Мухи и пересек границу. Он был уверен, что отец непременно ждет его уже в самом лесу. «Да, я не ночевал дома, и он догадался, что я приду сегодня сюда. Где-нибудь он меня уже поджидает» хаотично рассуждал Федя, направляясь по сухой жухлой траве, освещенной синим предрассветным небом, к голубому вагончику. С каждым шагом, он ожидал нападения. Вопреки опасениям, он спокойно добрался до места. Вагончик одиноко стоял, обдуваемый свежим предрассветным ветром. Деревья шуршали влажной листвой. Ветер гнал по небу лоскуты синих туч. Пахло сыростью и одиночеством.
    Федя подошел к двери вагончика с гнетущим ощущением опасности. Он остановился, взойдя на порожек и, взявшись за ручку двери, резко оглянулся по сторонам. Шуршание деревьев и сумрак мешали ему обнаружить сторонние звуки. Федя рыскал глазами вокруг и никого не находил в этом лесу, кроме себя, но все же чувствовал еще чье-то незримое присутствие. Он не мог убедить себя, что нет здесь никого, кроме него, и не смог себя успокоить. Сердце его с силой долбилось об грудную клетку, и Федя долго стоял в нерешительности перед дверью. Холодная железная ручка уже нагрелась в его ладони, когда он наконец заставил себя войти. Он резко дернул дверь и, вбежав во внутрь, сразу же закрыл ее за собой. Снова притаившись, он прислушался к тишине. Хриплый шепот леса доносился с улицы и только. Не услышав ничего подозрительного, Федя немного успокоился и обратил свое внимание на помещение. Внутри был все тот же, оставленный им, беспорядок. В голове его возникли красочные воспоминания последнего пребывания здесь, и Федя с ужасом коснулся взглядом тех мест на полу, где он сидел с откусанными пальцами. Он рассматривал деревянный пол, и ему казалось, что он снова видит эти багровые пятна липкой крови. Затем его взгляд наткнулся на затаившуюся в рассыпчатом сумраке железную крышку погреба с металлическим кольцом. Федя  содрогнулся. Будто очнувшись, он спохватился, быстро отыскал в этом беспорядке свечу, зажег ее и поставил на пол. Федя присел на против люка и аккуратно очистил рукой от бумаг и осколков железный пласт, под которым плавало раздувшееся тело Ромы. Он долго со страхом смотрел на этот большой железный лист, как на опасного зверя, представляя, как под ним плавает тело брата, и ни как не мог собраться с силами, что б сдвинуть эту пластину и увидеть его. Только он тянулся рукой к железному кольцу, как тут же ужас овладевал им, и он снова одергивал руку. Наконец, он решился и, не думая уже, словно во сне, поднялся на ноги и, потянув за кольцо, приподнял железную крышку и отодвинул ее в сторону. Неподвижная темная вода переливалась спокойным блеском в желтом свете свечи. Застывшими глазами Федя жадно смотрел на этот блеск, в эту бездонную непроглядную черноту, и вдруг, из глубины вынырнуло что-то белое и гладкое. Федя увидел это лишь мельком. Охваченный ужасом, он распахнул дверь и выбежал из вагончика. Его всего трясло от страха и омерзения. Не чувствуя своих онемевших ног, он упал на землю и зарыдал, закрыв лицо руками. Сердце его колотилось и больно щемило, будто душно ему стало в этой клетке. Дыхание его сбилось, запуталось в нервной дрожи ужаса и отчаяния. Сжавшись в комок и наклонившись к земле, Федя отчаянно рыдал и винил себя за малодушие. За то, что он не смог взглянуть на брата, что испугался его обезображенного смертью тела. Он забыл обо всем, и об опасности быть обнаруженным отцом он тоже забыл, когда за спиной услышал шорох аккуратных шагов.
    Федя вздрогнул и притих. Медленно приподнявшись с земли, он резко обернулся. Волосы его торчали во все стороны, лицо было красным и, неприлично для подростка, заплаканным. Глазами полными испуга и ненависти он взглянул на отца. Взгляд Феди оказался таким пронзительным и колким, что Владимир Семенович немного опешил, узнав в сыне свою черту безумия и одержимости. Холодная, надменная улыбка покривила уголки его губ, но оставила лицо спокойным и мрачным. Не изменяя этого душевного состояния, Владимир Семенович медленным шагом прошел мимо сына, все еще сидевшего на земле. Федя опустил голову и услышал страшный маленький металлический звон. Этот звук был для него равносилен звуку удара топора по его шее. Это звякнула бляшка ремня.
    — Я знал, что ты придешь сюда рано или поздно. — сказал он строгим голосом. — Видно много я тебе воли дал.  Мало наказывал в детстве, жалел. А зря.
    Федя взглянул на отца глазами, наполненными раболепным страхом, затем увидел в его руке знакомый ремень со звездой, которая так часто отпечатывалась на его теле в детстве.
    — Позови его, пусть он придет! — строго потребовал Владимир Семенович.
   — Кого? — робко промолвил Федя, не глядя на отца и, этим глупым вопросом раздражил его.
    — Душу звезды.
    Федя удивленно глянул на отца «Он все знает!» Вдадимир Семёнович рассмеялся, увидев потерянный взгляд сына. Он рассмеялся громким добрым смехом, как смеются над глупостью детей, считая их забавными.
    «Ишь, как заливается! Так и не скажешь, что он может быть безжалостно-жестоким!»
    — Ну чего ты смотришь на меня, как мышь на крупу? Удивляешься, откуда я обо всем знаю? — Владиммр Семенович сново по-простецки рассмеялся. — Так ты же мне сам все и рассказал. Забыл? Ну забыл, да. Понимаю. Книгу я тоже нашел, ты мне сказал, где она лежит. Но глупо было оставлять ее под кроватью, а если бы ее нашла мама? А?
    Глаза Феди округлились. Он усиленно пытался вспомнить, когда такое могло случаться, что он все сам отцу рассказал. Он снова с непониманием взглянул на отца.
    — Хватит, чему ты удивляешься? Что я смог тебе язык развязать? Я еще и не такое могу, не сомневайся. Федя, ты пытался провести меня? Ты ученик моего ученика. Не позубам тебе кусок, который ты отхватил, гляди, подавишься. Ну чего ждешь? Давай, зови его, раз он к тебе приходит!
   — Я не могу его позвать. Он приходит, когда хочет. — злобно ответил Федя.
    — Ну ты попробуй, а то придется мне позвать.
    — Марцам, к ноге! — присвистнул Федя и покосился на отца.
    — Смешно. Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому!
     Владимир Семенович занес ремень над сыном. Федя отвернулся и, прижавшись к земле, закрыл голову руками. Он знал, что отец не остановится, пока не выплеснет гнев, нужно было только потерпеть. Услышав звук замаха ремня, Федя вздрогнул и стиснул зубы, заранее уже ощутив призрачную боль от тяжелой железной бляшки. Через секунду последовал удар по ребрам. Федя сжался в комок. Следующий удар пришелся по бедру. Владимир Семенович стал произносить какие-то слова. Голос его звучал зловеще, вызывал дикий страх из самых недр души. Вдруг Федя в ужасе ощутил, как кровь его закипела, будто по жилам его потёк расплавленный металл. Эта ужасная жгучая боль распространилась по всем сосудам, заполнила собой все внутренние органы. Федя почувствовал, как его тело все свело и стянуло от этой боли, и ударов он больше не чувствовал. Ему казалось, что из него вытаскивают раскаленные металлические нити, которые прорасли в нем, как корни дерева в земле. Владимир Семенович умолк и остановился.
    — Твоя главная ошибка в том, что ты проглотил его кровь. Да, и об этом ты мне тоже сам рассказал. Когда я оперировал тебя, я просто поразился тому, в каком состоянии находятся твои внутренности. Там все покрылось фиброзной тканью, все сраслось и стянулось между собой. Думаешь легко было все исправить? А я смог. — степенно рассуждал Вдадимир Семенович. — Удивительно, конечно, что твой организм вообще смог самостоятельно восстановиться после такого эксперемента. Я всегда думал, что будь у меня хоть капля его крови, я бы смог управлять им. Но я и предположить не мог, что кто-то додумается проглотить ее. И знаешь что? Пожалуй, это лучшее, что могло произойти! Потому, что теперь я могу воздействовать на него, через тебя. Мое заклинание заставило его чувствовать то же, что чувствуешь ты. Сейчас, должно быть, он корчится от боли, которую ощущает впервые за все свое существование. — Владимир Семенович с гордостью усмехнулся. — Хотел бы я на это посмотреть!
    Федя все это слушал, не поднимая головы. Но вдруг что-то произошло. Он ощутил странную перемену, будто пространство исказилось. Он ощутил тошноту и головокружение. Федя мгновенно поднял голову и увидел перед собой Мирцама. Невозмутимый и спокойный он смотрел вперед. Федя проследил за его взглядом и понял, что он смотрит на его отца. Они глядели друг на друга с ненавистью, как злейшие враги. Федя увидел в лице Мирцама странную перемену — он был зол и напряжен.

    — Как тебе боль? — с чувством собственного достоенмтва спросил Владимир Семенович неотрывно глядя в глаза Мирцаму, стоящему в нескольких метрах против него. — Это тебе подарок от меня. Новые ощущения. Привыкай.
    Мирцам засмеялся.   
    — Что это значит? — удивился Владимир Семенович.
    — Это разве боль? Ты не знаешь, что это такое. Я покажу тебе. — спокойно и убедительно отвечал он.
    Воздух наполнился напряжением, сжался и загудел, как будто вокруг недвижные горы сдвигались с места. Уши у Феди заложило и он, увидел, как отец выронил ремень из рук. Взгляд Владимира Семеновича стал ошалелым, лицо исказилось ужасом и дурью. Голова его затряслась, как у немощного старика, ноги подогнулись и, открыв рот с дрожащей челюстью, он безмолвно упал на колени и схватился за голову, будто обезумел. Подкатив глаза, Владимир Семенович упал навзнич и стал корчиться в судоргах и хрипеть. Увидев, что с отцом происходит что-то непонятное и безумно-пугающее, Федя бросился к нему и попытался привести его в чувства. Он кричал и просил его очнуться, отнимал его руки от головы. Но Владимир Семенович будто стал каменным, все мышцы его напряглись и застыли в недвижеом напряжении. Глаза покрылись сеткой каппиляров, зубы скрежетали, лицо побагровело. Федя оглянулся к Мирцаму:
    — Остановись! Прекрати! Убей меня, но я тебе не помогу, если ты навредишь ему! Оставь его в покое!
    Все прекратилось, давление спало. Владимир Семенович закричал и зашевелился. Со стонами облегчения он катался по земле и растирал себя руками.
    — Из всех уродов ты самый уродливый. — вдруг сказал Мирцам.
    Федю эти слова поразили, он не мог понять, что это значит и, удивленный, бросил взгляд на отца. Владимир Семенович приподнялся с земли. Он выглядел растрепанным и опьяненным эйфорией. Он хитро улыбнулся, но от волнения улыбка его вышла непонятной, злобной и потерянной, как у сумасшедшего.
    — Да, ты всех нас ненавидишь! Я знаю, как ты видишь этот мир. Могу представить! — он смело поднялся на ноги, но колени его ежесекундно придательски подгибались от слабости. — Должно быть, мы все уроды в твоих глазах. Тут все из праха звезд. — он указывал рукой вокруг себя и активно жестикулировал, как буйный пьяный, задыхался от волнения и сильно потел. — Все равно, что если б я попал в мир, где все состоит из людских останков: из костей, шкур и пепла. Мне бы тоже не понравилось. Монстры — так ты нас видишь! Я прав? — он засмеялся простодушно, но волнение и осторожность чувствовались в его смехе.
    Федя обеспокоенно смотрел на отца, на то, как участилось его дыхание, как подкатывались его глаза, и как он держится рукой за грудь, пытаясь отдышаться, будто бежал марафон. «У него сейчас случится приступ» ужаснулся Федя.
    — Что ты с ним делаешь?! — Федя озлобленно оглянулся на Мирцама.
    — Ничего.   
    — Пап, перестань, он же убьет тебя! Давай уйдем! — сказал Федя, но Владимир Семенович в полуобморочном состоянии злобно отпихнул сына в сторону.
    — Глупости! Я не уйду, пока не добьюсь своего. Слишком долго я искал встречи с тобой!
    — Чего же ты хочешь? — насмешливо спросил Мирцам, спокойно прохаживаясь вокруг и поглядывая на Владимира Семеновича, как на совершенно жалкое и, не представляющее никакой угрозы, существо.
    — То же, что и все. Лучшего для своих детей! — выкрикнул Владимир Семенович, утвердитедьно тыча пальцем и плюясь слюной и потом. — Забери нас в мир живых.
    — Тебе там не понравится.
    — Отчего же? Тебе ведь нравится? Если там так плохо, зачем тебе туда возвращаться? Оставайся тут. Либо мы все туда вернемся, либо никто.
    — Я не могу этого сделать. — с презрением ответил Мирцам. — Это невозможно.
    — Но в книге написано, что можешь!
    — Книгу писал глупец, такой же, как ты.
    — Глупец, который вернулся в мир живых!
    Лицо Мирцама измениоось, он резко глянул на Владимира Семеновича и остановил на нем свой огненный взгляд.
    — Да, все так и было! Созвездие Центавр тебе о чём-то говорит? Думаю нет, у вас там другие имена.
    — Я понял о ком ты говоришь. — сказал Мирцам, сохраняя напряжение в лице. — Но ты сам не понимаешь, чего требуешь.
    — Тогда, добро пожаловать в наш мир! Чести просим! — размахивал руками Владимир Семенович и кланялся. — Я тебе помогать не стану!
    — Ты мне и не нужен. Слон укажет мне путь. — сказал Мирцам, кивнув на Федю.
    Владимир Семенович рассмеялся довольно смело и самолюбиво, будто говорил с себе равным.
    — Думаешь я так просто позволю тебе использовать моего сына?
    — Придется позволить!
    — Только через мой труп.
    — Мне не нужен твой труп. Я не собираюсь противостоять тебе. Ты слишком жалок.
    — Ну это мы посмотрим!
    — Да ты с ума сошел! — Федя схватил отца за плечо. — Он уничтожит тебя! Остановись! Ты не представляешь, на что он способен!
    Владимир Семенович отпихнул от себя Федю:
    — Я-то представляю. А вот он не представляет, на что способен я!

    Увидев решительный настрой отца, Федя с опаской попятился в сторону. Владимир Семенович вскинул руки и, погрузившись в сосредоточенное, самозабвенное состояние, стал произносить заклинание. Воздух вокруг пришел в движение и уплотняясь, исказил картину мира. С обеих сторон от Владимира Семеновича, заблестело множество маленьких искорок, которые тут же собрались в крупинки, словно ртуть. Они слились в аморфную перламутровую массу, перетекая в воздухе, как жидкость в невесомости. И вдруг из этой металлической массы стали рождаться одно за другим острые копья и, по моновению рук Владимира Семеновича, лететь в Мирцама, словно выпущенные из лука стрелы. Но Мирцам с легкостью отбивал их не прилагая усилий.
    — Какой ты скучный. — сказал он.

    Владимир Семенович рассверепел. Он снова взмахнул руками и вызвал новыми своими взмахами и заклинаниями сильный ветер. Будто призывая на помощь все силы природы, он сзывал к себе необходимые частицы со всей округи. Пыль и камни закружились вокруг него и он утонул в движущемся и опасном потоке воздуха и молний. Федя прильнул к стене вагончика. Он увидел, как множество нитей, блестящих и тонких засверкали вокруг в этом облаке пыли, окружившем отца. Раздался пугающий звук натягивающихся металлических струн и гудение длинных железных пластин. Мирцам поднял глаза на большой переливающийся звенящий вихрь перед собой. Федя заметил озадаченность в его лице.
    — Не знаешь что это? — заговорил Владимир Семенович, окруженный смерчем из металлических нитей. — Я изучал свойства железа и создал особенный сплав, на который ты воздействовать не сможешь.
    Мирцам с неверием глядел на тонкие блестящие нити перед собой.
    И вдруг из этого страшного хауса блеснули и вытянулись вперед два тонких и упругих железных прута. Они двигались как волны, и казались непредсказуемыми и резкими, как молния в ночном небе. Владимир Семеноыич начал произносить страшные слова на непонятном языке и Мирцам схватился за голову и закрыл глаза. Железные тонкие прутья пронзительно звенели и беспорядочно выскакивали, как искры из хаотично движущегося, металлического клубка, который окружил его.
    «Почему он ничего не делает? Что с ним происходит? Неужели отец оказался прав?» Федя пораженно глядел на Мирцама и увидел, как металлические жгуты поочередно стали вонзаться в него, рассекая одежду и плоть, как острие шпаги. «Не может быть!» пораженно прошептал Федя, наблюдая, как кровь постепенно обогряет белую одежду Мирцама. Все больше металлических нитей вонзались в его тело, и обвивались вокруг него.

     — Остановись! — кричал отцу Федя, но перекричать чудовищный звон металла не смог. Он не мог ни докричаться до него, ни приблизиться. Все страшнее и непонятнее становилось все вокруг. Природа будто сошла с ума. Ураганный ветер кружил в воздухе, ломая ветки и закручивая вихрь вокруг Мирцама. «Я должен поговорить с братом! Может он знает, как это все прекратить?»
    Федя забежал в вагончик и, резко остановился на пороге. Со страхам глянул он в сторону черной дыры в полу. Он боялся смотреть туда, но видел краем глаза белое и вздутое тело брата, плавающее над поверхностью темной воды. Маленький кусок свечи все еще горел на полу. Федя смотрел на это пламя, тонущее в жидком воске в углублении огарка свечи. Уничтожив свечу, оно быстро стало уменьшаться, погружая все вокруг во мрак. Резкие звуки звенящих железных нитей, казалось, усиливались с приходом темноты, но Федя все не мог заставить себя взглянуть на брата и начать ритуал, о котором прочел в книге. Он видел, как угасло пламя свечи, и все вокруг погрузилось в темноту. Федя, вырвался из вязкой паутины нерешительности и страха. Он устремил взгляд в то место, где должен был находиться в темноте его брат и стал произносить заклинание, которое призывало душу в тело покойника. В темноте перед собой Федя увидел, как проявляются красные светящиеся знаки. Эти знаки появились на теле Ромы и сделались такими яркими, что от их свечения стали различимы в темноте очертания предметов. Федя увидел розовые пятна тела мертвеца среди красноватой ряби черной воды. Красный свет предавал всему особенное очарование и идеальность форм. Бугристое и вздутое от воды и распада тело покойника казалось гладким и, будто бы теплым, живым и уже не вызывало у Феди столько ужаса и омерзения. Вдруг раздался всплеск и, ощутилось беспокойное, резкое шевеление, не присущее живому, а скорее похожее на судороги, умирающей на суше рыбы, или на удар об стену, распахнувшейся ветром двери. Федя непроизвольно отскочил назад и, влипнув в шкаф с книгами, услышал резкий хриплый вздох исходящий от мертвеца. Тело Ромы с открытой черной дырой рта приподнялось из воды. Красные светящиеся знаки заполняли всю поверхность его кожи и выглядели так, как будто были вырезаны не ней.
    — Рома! Рома! — вырвалось изо рта Феди, будто собачий лай.
    — Где я? — прохрипел мертвец полным ужаса и отчаяния голосом, сплющивая и расширяя черную прореху рта. — Мне страшно!
    — Рома! Это я, твой брат! Отец и Мирцам там пытаются убить друг друга! Что мне делать?! — Федя говорил и задыхался от волнения, и голос его пропадал через слово, так что ему приходилось повторять сказанное несколько раз.
    — Где я? Мне страшно! — продолжал реветь мертвец, будто не слышал Фединых слов.
    — Это я, Федя! Ты слышишь?
    — Что происходит?
    — Рома, отец хочет, что б Мирцам взял нас с собой, в мир живых!
    — Я тоже этого хотел! Пожалуйста, помоги мне. Я существую вневремени. Я устал. Каждый раз отец призывает меня в это место, во мрак, в мое истлевшее тело... А я следую за ним, везде, где он, там и я... — прохрипел Рома, будто захлебывался.
    — О чем ты?
    — Я всегда рядом с ним. Теперь, я всегда рядом. Я рядом с душой звезды. Не зови меня больше.
    «Что он такое говорит? Он рядом с ним?»
    — Но они убьют друг друга, там! — полушепотом сказал Федя. — Что мне делать? Как их остановить?
    Но душа Ромы уже покинула его тело. Ярко-красные светящиеся символы исчезли, и вагончик снова утонул во мраке. Тело мертвеца вновь плавно погрузилось в воду, оставив на поверхности светлый, кажущийся зеленоватым, бугорок лба. Какое-то время Федя смотрел на этот бугорок, осозновая услышанное от брата. Сглотнув комок нервов, Федя нагнулся над ним и стал произносить заклинание, которое отпускает душу от тела. Протянув дрожащую руку перед собой, Федя дотронулся до скользкого и мягкого, холодного лба покойника и начертил на нем пальцами знаки. Красным ярким светом, словно отзвук, выделился на том месте знак и медленно погас.
    — Прощай. Надеюсь, ты счастлив. — прошептал Федя.
    Оглушенный тишиной и покоем, синеватый мрак прятался в темных углах помещения. Оставшись один, Федя заметил полную тишину. Никогда беззвучие так не пугало его. Ошеломленный этой тишиной, Федя резко поднялся и спотыкаясь и заплетаясь в ногах, выбежал на улицу. Первое, что бросилось в глаза Феде — это темная фигура отца. Он стоял к нему спиной, протянув вперед руки и совершая ими какие-то напряженные и небольшие действия. Федя, не сводя с него глаз, обошел его вокруг на расстоянии и увидел Мирцама, замотанного в клубок колючей проволоки и железных струн. Он все еще стоял на ногах, и светлые глаза его были открыты и бесстрашно глядели вперед. Владимир Семенович, увлеченный процессом скручивания металлических струн, не видел сына. Мирцам неподвижно глядел перед собой, как птица  которую сжали в руке. Федя медленно подошел к нему, пытаясь заставить себя поверить в то, что видит.
    — Отойди! — крикнул ему Владимир Семеноаич.
    — Нет! — Федя оглянулся и бросился к отцу. Он схватил его за руки, пытаясь докричаться до него
    — Остановись! Ромы больше нет! Ты всех нас убьешь! Мирцам бессмертен!
    Владимир Семенович продолжал шептать какие-то слова и крутить руками. Федя, не сводя глаз с отца, стал трясти его и требовать остановиться. Он повторял снова и снова свои слова, пока мутные глаза отца не обратились к нему. Отсутствующий взгляд его сделался испуганным и пронзительным. Он будто  услышал слова сына и понял их смысл. За спиной Феди раздался тяжелый звук падения, и шорох металлических проволок. Он мгновенно оглянулся и увидел, что Мирцам лежит на земле в ворохе металлических железных струн. Федя оставил отца и побежал к Мирцаму, но приблизившись к нему, замедлил шаг, опасаясь найти его мертвым. Нерешительно он исследовал взглядом кровавый ворох железных колючих проволок и жестких струн. Опутанный ими, будто в колючих зарослях, находился он. Лицо его пугало белизной и невозмутимостью. Неподвижный взгляд открытых светлых глаз был устремлен в небо. Федя опустился на землю и наклонился к нему.
    — Не трогай меня. — звонко прошептал Мирцам и перевел взгляд на Федю. Глаза его подкатились, как будто сильная усталость погружала его в блаженный и глубокий сон. — Он поверил мне?
    — Ты умираешь. — ответил Федя.
    — Я никогда не умру. — сказал Мирцам.
   Федя судорожно схватился за колючую проволоку и стал распутывать ее, что бы высвободить Мирцама. Но действие это было бездумно и отчаянно, поэтому не имело результата. Еще раз взглянув на Мирцама, Федя увидел, что глаза его закрыты и мышцы лица расслабленны, как у мертвого. Федя окинул рассеянным взглядом всю его окровавленную фигуру. Громоздкое тело, этого совершенного и грациозного прежде существа, теперь лишенное тонуса жизни, словно кусок мяса лежало перед ним. Федя совершенно пораженный осознанием его смерти, глядел на его лицо, как лишившийся разума и неосознанно продолжал сжимать в руке колючую проволоку. Он почувствовал, как реальность от волнения ускользает от него, как все вокруг падает и переворачивается. Горячий комок гнева родился в его груди. Федя поднялся на ноги и, пытаясь держать равновесие в шатком пространстве, как на двух подпорках вместо ног, направился к отцу. Он набросился на него и стал бить кулаками, куда придется, не понимая, что делает.
    — Ты убил его! Как ты мог?! Убийца! — кричал Федя, и все повторял одно и то же, как обезумевший. Владимир Семенович, смотрел на неподвижное тело, словно удивляясь и не понимая, что произошло. Он не уклонялся от сына, а лишь вытягивал шею, когда тот закрывал ему обзор. Федя, устав колотить отца, отошел от него и оглядев его возмущенным и ненавистным взглядом, снова побежал к Мирцаму, но отец остановил его. Он поймал его за руку и с силой развернул к себе, намереваясь что-то сказать. Федя ничего не хотел знать и видеть, он попытался вырваться, но Владимир Семенович обхватил его руками и завалил на землю.
    — Куда?! Стой! — пытался он докричаться до сына, пока тот, размахивая руками и ногами, надеялся высвободиться. — Хочешь погибнуть? Его нельзя трогать! Ты сгоришь!
    — Мне все равно! — кричал Федя.
    — Нет! Нет! Что ты несешь? — успокаивал он сына, придавливая его к земле. — Ну, все! Все кончено! Он не сопротивлялся, ты видел? Он же мог дать мне отпор, но не стал! Я для него слишком жалок, так он сказал!
    Обездвиженный Федя лежал на земле и, поняв, что оказался в беспомощном положении, снова зарыдал. Когда Владимир Семенович потерял бдительность, Федя оттолкнул его и бросился к Мирцаму, но вдруг резко остановился. Он увидел, что его нет. На земле лежали лишь железные окровавленные струны и колючая проволока.
    — Где он? — с надеждой в голосе выкрикнул Федя и оглянулся на отца. Тот, глядя на ворох железных струн, пожал плечами и с задумчивым равнодушием ответил:
    — Он никогда не умрет. — затем, помолчав, добавил. — А вот Ромы больше нет.

Продолжение:
http://proza.ru/2023/08/03/1078