Из писательского дневника. Обучение писателя

ОСНОВНАЯ СТАТЬЯ
http://proza.ru/2023/07/04/785

1. Часто маститые писатели советуют молодым учиться у Пушкина. Хотелось бы спросить у такого умника (да ведь и спрашивал бы, получая в ответ лишь надувание щек), а сам ты учился у него? А если учился, то как. Я пока что этих учеников в глаза не видел.

Речь не о том, что стих русской поэзии -- это пушкинский стих: пятистопный ямб, от которого мы не в зуб ногой ни на миллиметр, с перекрестной рифмовкой, поэтическая лексика -- это пушкинская лексика. Так что кто научился хоть чуть-чуть рифмовать, он уже научился пушкинскому стиху, даже не подозревая об этом. Аналогично русская проза -- это исключительно пушкинская проза, даже когда она тургеневская, толстовская, чеховская (но не достоевщина: так ведь и сумбурить как Достоевский -- не тот идеал, который может маячить перед писателем).

Речь о том, чтобы учиться у Пушкина непосредственно. Но если строго разобрать вопрос, то окажется, что учиться-то у Пушкина нечему. Языку? Но это стандартный язык школьных учебников и хрестоматий. Согласен, к его победе в русской культуре как раз Пушкин-то и приложил решающую руку. Но теперь, когда он снял ее с пульса вопроса актуальности, лучше языку учиться по Розенталю, чем по Пушкину. Дальше очерченных рамок какового Розенталем еще не одному редактору или переводчику переползти и не снилось.

Метафорам? Ни одной оригинальной метафорой наш классик мировую литературу не обогатил, а подтибрил их у греков и латинян, через их французские переложения. Грифцов отлично показал, что даже знаменитый русский пейзаж поэта -- это калька с Гренгуара и Парни, и больше отражает французскую природу, чем нашу родную. Чего стоят только описания речек и ручьев с крутыми берегами, на которых резвятся пастухи и пастушки и которые характерны именно для французской природы, но никак не соответствуют нашим берегам родным, топким и болотистым.

У Пушкина, скажете вы, метафоры парят не сами по себе, а завязаны в тугие узлы стихотворного текста:

     Но вот багряною рукою
     Заря от утренних долин
     Выводит с солнцем за собою
     Веселый праздник именин

Так-то оно так. Да не так. Все это комбинаторика, как говорит Боря Капустин. Может она и есть одно из свойств поэтического таланта, но именно таких свойств научиться которым невозможно, которые, как и способность перемножать в уме с ходу трехзначные цифры, дается от рождения мамой с папой, и хотя и подлежит тренировке и упражнению, но никак не научению.

Но ведь у Пушкина поразительная точность эпитета: "купец, дитя расчета и отваги", "раздался утра шум игривый", "роман классической, старинный, отменно длинный, длинный, длинный, нравоучительный и чинный". Ничего поразительного в ней нет, хотя именно точность эпитета и делает его поэзию при всей кажущейся подчас простоте такой проникающей, как ядерная радиация, причем не альфа- или там бета-, а именно гамма-излучение.

Обратно же эпитет хорош и звенит только по месту. "Он архипастыря зовет к одру сомнительной кончины" только потому и написано здорово, что автор сообщил, о мнимой готовящейся кончине Мазепы. Эпитет должно точно подбирать, но учиться этому так же без пОльзы, как футболисту в сложной ситуации бежать к тренерской скамейке и спрашивать, как там следует играть.

А прозе, так сам поэт не скрывал, учился по Депрео, как тот по Квинтиллиану. И очень жаль, что мы в свое время этих уроков не проходили. Таких, например, правил, будто каждому существительному можно ставить не более одного эпитета (как говаривал Клемансо, чтобы выразить самую сложную мысль на французском языке достаточно подлежащего, сказуемого и прямого дополнения. Если хотите употребить определение, спросите у меня), что нагнетать впечатление нужно не выдумкой устрашающих эпитетов, а их постепенным усиливанием, причем это усиливание должно осуществляться в три приема, не больше и не меньше, что в сложносочиненном должно быть не более одного придаточного или двух коротких, которые скорее должны напоминать однородные члены предложения, чем придаточные и мн. др.

Поэтому лучше учиться не у Пушкина, а обращаться к тем первоисточникам, по которым обучался сам Пушкин.

2. Для писателя чтение -- вот лучшее учение. Постоянно читаю поэтов, большей частью Пушкина и начитаться не могу. Больше всего увлекает выдумка поэта по части речевых оборотов. Пушкин не пишет, "когда я еще молод был и неопытен", а

     Когда еще мне новы были
     Все впечатленья бытия

Вроде бы и то же самое и не тоже.

"В Ленинграде утро наступает в июне почти сразу -- едва полчаса -- за вечером

      И не пуская тьму ночную
      На голубые небеса
      Одна заря сменить другую
      Спешит, дав ночи полчаса

Метафоры Пушкина малоизобретательны. Здесь ему за Шекспиром или даже Шиллером не угнаться. Но их очень ловко связывает между собой; "солнце прячется в тумане", "солнечные лучи не проникают в хижину финского рыбака"

      Неведомый лучам
      Приют убогого чухонца
      В тумане спрятанного солнца

3. Когда под воздействием "Крокодила" я написал первые рассказики с потугами на сатиру, я, тогда еще самонадеянный пузырь, не признавал алтайских писателей (куда им до Моралевича), понес эти опыты, однако, Юдалевичу. Ибо знал, что молодые писатели начинают свой путь с легкой руки старших, и знал, что таковые на Алтае есть Юдалевич и Квин. И сегодня, много лет спустя, люди второй половины жизни безошибочно вспомнят несколько имен алтайских классиков, хотя, по большей части, затруднятся с ответом, что именно ими написано.

То есть для жителя нашего края алтайская литература была ощутимым феноменом, в какую бы сферу дела или увлечения не забросили его интересы. Вступающий на критическую почву, избранный судьбой на место жительства в даже в краевой столице, не говоря уже о нашем маленьком Новоалтайске, обзязательно, как на путеводную звезду, мог ориентироваться на несколько ярких у всех на слух имен алтайского небосклона.

Сегодня таких общезначимых имен нет. Молодые люди, сколько бы я не силился в трезвых и юбилейных беседах выдавить их литературные знания о родной почве, ничего даже полуопределенного промычать не могли, разве лишь знали что-то о Бузиновском и Владикаре, но это наши постоянные университетские авторы, слава о которых дальше академического круга не уходит.

Причем, не стоит обольщать себя игривой надеждой, будто нынешние молодые читают меньше их застойных сверстников. Весов не имею, но гирьки показывают далеко не на безвоздушное пространсто на оппозиционной чашке. Я бы добавил, что те, кто читал раньше: т. н. интеллегенция, те читают и сейчас, кто не читал раньше: рабочие, а ныне торговцы, те не читают и сейчас.

4. Вчера вел занятия литстудии в университете. Разговор зашел о том, как выбирается тема

Вот вы хотите описать свои впечатления о чужом городе. Впечатления разнообразны и как у пивного ларька в мое время толкаются и налезают одно на другое. За что ухватиться? Выберите несколько предметов и лучше всего опишите их в нескольких очерках.

-- Именно так и выписали ваши миниатюры об алтайской литературе.

-- Ты попал в самую дырочку. Именно так. Что значит написать о литературе? Всякая литература состоит из нескольких обязательных форм, которые как бы образуют систему: поэзия, проза, драматургия -- прежде всего. Поэзия -- он лирическая, философская и гражданская. Все это в соответстующих формах -- lyric, ода (в советскай литературе плакат), размышление и мелкая всякая дрянь: эпиграммы, поздравления. Кто у нас главных лирик? Леня Мерзликин. А подать сюда Леню. Получай о нем миниатюру.

-- Ну с одописцами-то проблемы нет.

-- Да у уж чего нет, того нет. Я выбрал Башунова, местного славянофила и Гену Панова, когда-то комсомольского поэта, горлопана, главяря, чьи лирические томики не перешагнули даже порога его жизни, не говоря с нынешним поколением, как живой с живыми.

-- А философские стихи? Я их что-то не вижу.

-- И я тоже. По этой части в алтайской литературе явная недосдача. Ну и так же я и остальных разварганил.

-- А куда вы дели Егорова?

-- Как куда. Всякая система литературы не мыслима без своего Гомера, без эпики. В новое время эпика из поэзии перекочевала в прозы: в романы, чаще исторические. Лев Толстой написал "Войну и мир", Шолохов свою "Войну и мир", только донского масштаба:

-- А Егоров свою "Солона ты земля", только алтайского масштаба.

5. Нет в мире совершенства. Это касается в том числе инженеров. Я вот в студенческие годы мастерски научился делать тепловой расчет, и меня очень многие коллеги из наших двух групп просили помочь. А вот с черчением никак. Как я окончил политех, до сих пор не пойму. Вечно сдавал курсовые в последний срок: грязные, замурзанные -- а часто и после срока.

Напротив почти все наши девчонки классно чертили, с расчетами дело обстояло похуже. А вот с пространстенным воображением дело было совсем швах. Никак не догоняли, как разложить сложный узел по трем или пяти проекциям, а уж об аксонометрии и речь не веди. А с технологической проработкой вообще дело было швах. Даже Юра Сыромятников, который знал тензорный анализ и дифуры (дифференциальное и интегральное исчисление) и потому тот расчет, который мы расписывали на полтетради притом общей, он выполнял на нескольких страницах, озадачивая преподавателей, часто пасовал перед проблемой технологичности. "Ну куда ты здесь косынку влепил", -- матерился Добротин, главный технолог котельного завода и страшный матерщинник, -- "ну как к ней сварщик подлезет? Разве что 21 палец будет туда совать".

Словом, многое нужно знать и уметь, чтобы быть инженером. И даже лучше все это умение иметь на среднем уровне, чем в чем-то отличаться, а в чем-то пролетать.

То же и поэтом и писателем. Нужно уметь и композицию строить и художественными средствами владеть, что можно научиться точно так же, как научиться чертить и расчитывать узлы.

Но я немножечко о другом. Пока ты молод, ты пытаешься опираться на собственный опыт и собственне впечатления. Так и надо. Но далеко на этом капитале не уедешь. Все время говорить о своем, ты быстро начнешь повторяться. Даже если ты многое что повидал и многое пережил, ты обо все будешь писать с одной колоколни.

Поэтому не стесняйся использовать чужие сюжеты, чужие метафоры. если ты выработал собственный стиль, то все подашь под собственным соусом. возьми раннего Чехова. Унего что ни неделя, так и рассказ готов. Так же Мопассан, О'Генри.. А откуда он их брал. Да просто списывал, то со школьного сочинения, то с жалобной книги, а больше всего у него ходячих анекдотов. Но в каждом анекдоте звучит своя чеховская, я бы назвад ее щемящьей, интонацией, отчего даже самые его смешные рассказы, когда их вспоминаешь, вовсе не смешны. Даже такие как "Сирена", или "Винт".

6. Есть прирожденные писатели, а есть прирожденные критики. Я такой. Много лет я работал в патентном отделе и считался неплохим патентоведом. Да мне и самому нравилась эта работа. Я очень хорошо мог видеть оригинальное в технических решениях, и нещадно критиковал наших конструкторов за их крокозябристые решения, и наоборот отстаивал то, что мне казалось интересным и достойным. Так же, прекрасно зная техническую литературу в своих сферах: сварка и холодная штамповка, в меньшей степени котельное прозводство, -- я сразу обрывал ненужные претензии на оригинальность. Ну а сам то я, такой знаток и критик, могу хоть изобрести? Даже зло брало, и я не раз пытался хоть что-нибудь придумать. Напрасно. Творческого запала у меня явно не было. Правда, я был соавтором нескольких изобретений, куда конструкторы настойчиво вписывали меня в соавторы. В этих случаях я либо выступал в роли критика, либо подсказывал интересные решения частных вопросов. Но эти решения были придуманы не мною самим, а подсмотрены в других источниках.

7. Иное дело литературная критика. Здесь у меня идей полон рот. И, когда я писал свои критические статьи, рецензии и обзоры, я всегда писал из головы, ни у кого не заимствую ни идей, ни словестных оборотов (конечно, из критикуемого автора предварительно выписывал для примера цитаты). Значит ли это, что я был абсолютно оригинален? Ни в коем случае. Как будто бы человек вообще способен сам что-либо без чужой помощи выдумать. Когда писатель никому не подражает, он все равно общается со своими коллегами, читает классиков -- а я для своего удовольствия читаю только классиков, я и без того по уши перечитал всякой дряни в своей редакторской судьбе. Талант и способности даются от природы, но только в непосредственной работе они могут проявиться. А всякая деятельность имеет свои очерченные практикой границы и свои выработанные приемы. Уже сама литературная форма: статья, рецензия, обзор -- придуманы не тобой и не на тебе закончатся. Когда мы говорим о культурном наследстве, мы чаще всего имеем в виду т. н. шедевры, конкретные создания конкретных гением. Но уже сами литературные формы -- роман, к примеру -- это само по себе культурное достояние. А в последнее время я стал наоборт сознательно подражать другим. Вот и данные заметки рождаются из чтения Гете. Я прочитал Эккермана -- что значит прочитал? да я его постоянно читаю -- отметил те места, которые совпадали или наоборот противоречили моим мыслям, и стал как по шпаргалке писать свои заметки, иногда дословно приводя источник, а иногда пользуясь им лишь как поводом, отклоняясь от него совешенно не в ту степь.