Чёрная муза

В 20… году к Земле приблизилась планета Нибиру. 

Встретили нибируанцев как положено: чем бог послал. Довольные приёмом, пришельцы решили отблагодарить землян, превратив их в огромную процветающую космическую империю.

Многое в этой империи стало землянам в диковинку. Например, вместо президентов делами заправлял верховный жрец Тохунга Вакаиро, а политикой нового государства стало внедрение  в массы искусства.

Глава новой империи не был сторонником экспансивных мер и, не выпуская из рук свои регалии – резец из жадеита и молоток из китовой кости, ухмыляясь, хвастал своим приближённым, что поглощение идёт безболезненно и в процентном отношении опережает безжизненные Нептун, Сатурн и Плутон.

Тех, кто отвергал творческую деятельность, ожидал труд в самой непривлекательной его форме. Остальных, кто имел к художествам поверхностное отношение, определили в земледельцы. Последних сколачивали в сельскохозяйственные комплексы, но не все нововведения были приняты должным образом. В глубинках упорно держались традиций и не желали украшать коньки изб ликами с высунутыми языками и распахивать поля по спирали.

Самыми ревностными поклонниками нового режима стали, конечно же,  творческие личности. Скульпторы и резчики вознеслись до таких же высот, до каких глубин низвергнулась в пропасть раса потребителей.

Художников завалили заказами. Шутка ли – перерисовать все картины из музеев и частных коллекций!

И только писателям пришлось не сладко.

Коренные нибируанцы свято чтили ритм и комбинаторность звуков, и к слову относились с таким почтением, что запретили издание и распространение старых бумажных книг.

По всей империи дома писателей перестраивались в дома каменщиков или нефритовые дома, ибо слово, высеченное в нефрите, приравнивалось к слову божьему. Писатели, засучив рукава, наращивали в спортзалах мышцы и носили в портфелях не бумагу и карандаш, а стамески и напильники.

Тохунга Вакаиро поощрял начинания молодых авторов.

В крупных городах возвели жреческие школы, в которых писать мог научиться каждый. Каменные парты в студиях освещались через разноцветные витражи таким образом, что температура каждого сиденья была индивидуальна. Столешницы украшались стилизованной резьбой, изображающей этапы возведения писателя в верховное божество, а металлические инструменты для письма издавали симфонические звуки.

Поощряемые неустанным вниманием, авторы старались, как каторжные. Вскоре была объявлена первая имперская литературная премия, которую получил начинающий писатель Ваиата Ароха за роман «Мере», состоящий из двадцати восьми нефритовых букв.

Для писателей с периферии был объявлен конкурс в главном городе империи Мерзке. На конкурс принимались бумажные рукописи, которые в случае одобрения укорачивались и увековечивались в нефрите.

Поначалу для тех литераторов, которые противились созданию настоящей нибируанской литературы, настали чёрные времена.

Фантасты и мистики ушли в подполье. На туреху-зомби, понатури-демонов и всяких атуа наложили табу, потому что высекаемая в камне макута воплощалась в реальность. К примеру, тохунга, прочитавший макуту, лишался своей маны и становился тумау.

Но, тщательно изучив местные нравы, нибируанцы внесли поправку в свой управленческий кодекс, значительно ускорив естественный прирост тумау – рабочей силы. Фантастов и мистиков выделили в особую касту, служившей великой цели – умножению благ нибируанцев.

Самой уязвимой сочли детскую аудиторию, и поэтому в скором времени были переписаны сказки и сняты новые нибирийские мультфильмы, где прежняя форма наполнилась новым содержанием.

Большой популярностью пользовался миф «Приключения Туреху»:

Жили-были два понатури, и не было у них детей. Так Тане-махута наказал их за то, что жадные демоны украли у духов костра из нижнего мира горящее полено. Долго тужили понатури, долго жгли папоротник в зелёном лесу, но ребёночек не выходил. Тогда понатури-папа сказал понатури-маме: «Поскреби по патаки, помети по фате, собери человеческие кости, рыбью чешую, собачье мясо и слепи ребёнка». Понатури-мама сделала всё в точности, и в положенный срок на свет появился наследник. 
Но недолго радовались родители. Тане-махута, узнав о пополнении в семействе, сильно разгневался и, произнеся каракиа, превратил младенца в туреху. Кроха ушёл от папы с мамой с корзиночкой, куда вместо овощей положил отрезанные головы родителей-понатури. По пути маленький туреху заморочил голодную душу зайца Ваируа, потом обманул опасного призрака Кехуа и глупого Атуа, любителя корейской кухни. И лишь оборотень Патупарехе лишил юного туреху разрушительной маны…

И только в провинциальном городе Эрске местные писатели не желали обращаться в божественный сан. Борьба с непокорными велась пока мягко, но уже ощутимо. Тем, кто отказался менять земное имя на нибируанское, постепенно закрывались доступы в общественные места, супермаркеты и на центральные улицы. Непокорным пришлось ходить пешком, выращивать томаты на подоконнике и менять престижные должности на презираемые.

Писатели Эрска тужились в литературных потугах, но рождённая в муках фентезийная мана разрушительного действия не имела.

И вот в это непростое время жительница города Эрска Маня Иванова написала роман о деревне.

Маня Иванова была обычной девушкой, может быть, чересчур крупной блондинкой с голубыми глазами. Маня любила иногда крепко выразиться, писала с ошибками и до власти нибируанцев мечтала о славе Урсулы Ле Гуин.

Но мечтать было мало, и Маня, жертвуя молодостью, корпела над фантастическим романом "Гибель Антареса", который, однако, в местечковой среде подвёргся серьёзной идейной критике.

Ватрушкин, главный редактор журнала «Литературный Олимп», корил Маню:

- Вот что ты пишешь, Маня! Что у тебя за герои! Вот летят они на Антарес спасать, как их… братьев, значит, по разуму. Год они летят, два летят, от скуки маются, с ума сходят, а потом друг друга порешать начинают… ну разве это интересно? Ну, прилетают они на этот Антарес, а гуманоиды им талдычут, у нас, мол, и так рай, нам гуманитарная помощь не нужна. Но земляне-то в рай не верят и устраивают на Антаресе свои порядки, а потом, помыкавшись, летят назад к Земле и плачут. Зачем ты об этом пишешь, Маня? Почему они у тебя бросают родной край? Что же такого плохого в этом краю? Ты же читателю врёшь, Маня, а читатель этого не любит! Надо писать жизнеутверждающее, оптимистическое, надо возрождать настоящие ценности, труд, радость созидания! Эх, Маня, мне бы твой потенциал, слог-то у тебя великолепный, но фабула…

Маня не вняла вразумлению умного человека и послала роман про гибель Антареса на большой конкурс в Мерзк. Роман не попал даже в лонг-лист, муж от неё ушёл, с работы её выгнали, детей у неё, слава богу, не было.

Отчаявшись, Маня уехала в деревню к бабке и там, греясь у печки долгими зимними вечерами, пришла к твёрдому выводу, что надо менять мировоззрение. Маня сожгла роман про то, как земляне уничтожили Антарес, отыскала в деревенской библиотеке раздолбанную пишущую машинку и села писать новую историю. Маня так увлеклась, что пропустила пришествие нибируанцев и все перемены, связанные с этим.   

Закончив своё произведение, Маня вымылась в бане и поехала в город. В электричке вместо билета у неё спросили паспорт.

- Какой на хрен паспорт? – Наехала Маня на щуплого кондуктора с бегающими глазками. – Ты из милиции что ли? Где твоё удостоверение?

Кондуктор растерялся, но потом решил, что это коренная нибируанка, которая  решила развлечься в глубинке. Светлые волосы до талии, бледная кожа, яркие голубые глаза – точно, он её видел в модном глянцевом журнале «Космопропилен». Да и земляне, в отличие от нибируанцев, не хамили.

Кондуктор извинился и принёс Мане бесплатный чай.

Беспрепятственно добралась писательница до редакции «Литературного Олимпа», где её встретили довольно прохладно.

«Эти бабёнки везде пролезут», - думал нынешний редактор Пищалкин, неприязненно разглядывая визитёршу. - «Ишь, вырядилась. Морду наела, приспособилась. Мало ей славы столичной».

Пищалкин хорошо помнил Манин "Антарес" и несправедливо счёл, что теперь-то Маня купается в лучах славы, в то время как Ватрушкин, плача, перебирает морковку на овощной базе, а он, Пищалкин, не сегодня-завтра и сам пойдёт на поклон к овощному Тохунгу, семью-то кормить надо.

- Хорошо, мы посмотрим ваш роман, - напыщенно ответил Мане редактор. - Может быть, и напечатаем, если "выстрелит", а если нет, то тоже можем напечатать, за ваши средства, разумеется.

- Тема-то у вас жизненная, животрепещущая, модная, наконец, - кисло добавил Пищалкин вместо прощания.

Польщённая Маня чувствовала себя на седьмом небе от счастья. Правду говорили корифеи про то, что надо строить рай на Земле мирными методами, жаль, что столько лет она потратила на эти инопланетные миры, вместо того, чтобы заниматься настоящим делом!

Маня беспрепятственно приобрела в магазине разных товаров, даже брошку купила бабке в виде чудища с вытаращенными глазами. И только открывая покосившуюся калитку, вспомнила, что денег продавцы с неё не взяли.

«Это потому, что я красивая и талантливая», - довольно улыбаясь, подумала Маня. – «Каждому по способностям, как говорится».

А в это время в «Литературном Олимпе» после прочтения романа о деревне разгорелась перепалка.

- Это же наш шанс! – Кричал поэт Лампочкин. – Эта дура сама не понимает, что она написала. Роман, конечно, дрянь, абсолютно нибируанский по духу. Такие в эпоху интернета пачками в мусор сваливали! Его переделать надо. Даже не переделать, а слова в нём заменить и на нибирийский этот чёртов конкурс отослать. Там же мана на мане, и маной погоняет! Они ж дураки, хоть и умные, свалились на наши головы, поработить решили, а по сути, они как Манька – думают, что самые красивые и талантливые, вот этим мы их и прищучим!

- Что-то я не пойму, куда ты клонишь, - недоверчиво качал головой Пищалкин.

- Да ты покопайся в памяти! – Не унимался Лампочкин. – Манька же разрушительная, как макута эта нибирийская. Она же чёрная вдова, или, так сказать – чёрная муза. Меня утром осенило! Сначала она ходила в студию к Бумажкину. И где теперь этот Бумажкин? Ты такого помнишь? Его даже в библиотечном каталоге на букву «б» нету! Потом она ходила к Лукошкину. Сгинул Лукошкин, пропал! Ты глаза-то не таращи. А Полотенцев? Сбежал. Тапочкин? Спился. Думаешь, она с целой планетой не справится?

Через некоторое время Маня, надув губы, сидела в редакции и никак не могла понять, хвалят её или ругают.

- Это гениальный текст, Маня! – Размахивая руками, внушал ей Лампочкин. – Но, как и любой другой гениальный текст, он требует серьёзной доработки. Время же не стоит на месте, оно как вентилятор работает, и всё засасывает в себя, и постоянно свеженькое ему подавай, новенькое…

- Мы про слова тебе толкуем, Маня, - терпеливо разъяснял суть речи поэта главный редактор «Олимпа».

- У меня все слова на месте, - возмущалась Маня. – Не хотите печатать, давайте сюда мой роман, я других спонсоров найду.

- Что ты, Маня, - Пищалкин прижал рукопись о деревне к груди. – Ты пойми: слова у тебя на месте, но это не те слова. Вместо твоих слов надо другие поставить, вот, к примеру, ты пишешь:

«Сытая крыса развалилась на крыльце амбара». А всего-то надо преобразовать: «Киоре сидела на крыльце патаки». Или вот это: «Собачка Тузик, радостно виляя хвостом, побежала за крестьянином». Еда за едоком не бегает. Нету у нас больше тузиков, Маня, не поймёт тебя тумау.  Надо так писать: «Радостно виляя плавниками, кальмар поплыл за хозяином морей». Вникла, Маня? А роман переделать мы тебе поможем. Я и псевдоним уже придумал: Ио Мана. 

Маня, скрепя сердце, согласилась.

Роман отредактировали и послали на рассмотрение в Мерзк. Через неделю планета Нибиру отчалила от Земли в неизвестном направлении. Больше о нибируанцах никто не слышал.