Раздавленный праздник

Митя был поражён! Его маму нёс к кровати на своих мощных волосатых руках чужой человек. На маме был полураспахнут её любимый шёлковый халат и, кажется, больше ничего! У незнакомца был голый торс, а в чём он был снизу, не известно: свисающая пола длинного халата мамы прикрывала его снизу. Оба, и мама и чужой, были веселы, мама даже в журчащем смехе красиво откинула голову назад, обнажая белую шею. При этом волосы её свисали и колыхались при каждом его шаге. Шагов было немного, всего четыре, спальная родителей была небольшая, а потому кровать, занимавшая большую её часть, была близко к двери. Близко и к окну, близко и к шкафу, в котором прятался Митя. Чужой тоже был весел. Он не смеялся, он гыкал, но гыкал весело и дважды ткнулся лицом в грудь мамы. «Они играют» - подумал Митя, и ему захотелось выскочить из укрытия, куда он влез тоже ради игры, он хотел удивить и обрадовать маму, она же не знает, что вернулся папа из командировки и забрал его из сада. Митя, сияя радостной улыбкой, уже собрался выскочить из шкафа, с запланированными словами «А вот и я!», но не успел это сделать. Его опередил папа, ворвавшийся в спальню с некрасивым словом «Сука». Слово это Митя знал, знал, что оно означает женскую особь собак, знал, что мужская особь собак  называется кобель, но сейчас из уст папы это слово звучало в другом назначении: папа этим словом обозвал маму или чужого, этого Митя не понял, но понял, что оба, и мама, и чужой в эту минуту были ненавистны папе.
Из шкафа Митя вылез,  дождавшись, когда из родительской спальни все ушли. Праздник, который минут десять назад радостно расцветал в его душе, исчез. Праздник не померк, не угас, праздник был раздавлен.