Знаки, гл. 27

       Очутившись на улице, я сразу отметил правоту Иванова относительно времени суток. Солнце, которое утром освещало синий бархат витрины, успело спрятаться за соседними домами, прикрыв магазин, тротуар и половину улицы прозрачной резной тенью.
       Следуя указанию Иванова, я переставил часы на четыре тридцать пополудни, намереваясь внести уточнения при первой же возможности, ибо точность хронометра – залог объективности независимого наблюдателя. Окинув ясным и зорким взглядом макрозапутанность локальной протяженности и чувствуя себя так, словно избавился от тяжелой и продолжительной болезни, я размеренным и твердым шагом двинулся навстречу новой жизни.
       Новой жизни нужна новая точка отсчета. Итак, вот Я – дискретный субъект аналогового полюса Разума, обозначенный в его каталогах как Краснов Виктор Петрович. Продукт Космоса и одновременно его творец, его бесконечно малая часть и вместилище его бесконечности, его хранитель и реставратор, его садовник и розовый куст, миссионер на путях его совершенства, душеприказчик его цели и воли, звено в бесконечной цепи его замыслов и свершений, независимый наблюдатель и повязанный соучастник, певец сингулярности и усмиритель коллапса. Я – открыватель и повелитель символов и знаков, создатель и разрушитель постулатов и аксиом, кладовщик необратимых возможностей и летописец невероятных взаимодействий, альтернатива однозначности и выбору, инструмент в собственных руках. Я способен генерировать протяженность в системе псевдодинамических координат, менять точки восприятия и нести в себе множество личностей. Я не жонглирую словами и не путаюсь в лабиринтах смыслов, ибо то, что я вижу - я знаю. Я подшиваю проявленное и жажду сокрытого.
       За пару десятков отпущенных мне лет я должен успеть позаботиться о Вечности. Для этого мне дано достичь просветления. Достигнув просветления, я обращу его в рабочее состояние, всегда ровное и бесчувственное. Мне неведом плен темных страстей и нерациональных желаний, но я умею, во имя миссии, быть таким же, как все, оставаясь при этом самим собой.
       У меня есть семья, как залог бессмертия вида, но нет личной жизни. У меня есть единомышленники, с которыми меня связывают отношения крепче, чем жизнь и важнее, чем смерть. В моем сердце нет места чувствам, но я умею радоваться свершениям и быть верным общим целям.
       Где я – там Вселенная. Да не угаснет вовек красное солнце Атланы!
Вот такой непростой человек шагал в шестнадцать тридцать пять по улице Ленина, вспарывая безжалостным глазом испуганную оболочку земной цивилизации и раскладывая ее дымящиеся внутренности по полкам синтетического анализа. Еще утром я был ее частью. Но слетели покровы и обнажили неказистые подпорки и перекладины ее конструкции, застав врасплох закулисных дел мастеров, циничных и самоуверенных. Рухнули горы мусора, копившиеся с рождения, рассеялся дурман лжи, растаяла карамель притворства и открылся мир хронического несовершенства. Ничего интересного. Так, космическое захолустье. Четырехмерная резервация. Заповедник покалеченного разума. Неудачная попытка перевоплощения субстанции. Астения креативизма. Даже интенсивная терапия информационной экспансии была бы здесь бессильна.
       Улица Ленина уперлась в широкий проспект, и я остановился, пережидая автомобильный поток. Почти сразу же ко мне подошел нетрезвый землянин с лицом похожим на поношенную перчатку. Почему-то этот сорт людей всегда подходит именно ко мне.
       - Я извиняюсь, пара рублей не найдется для ради праздничка? – спросил мужчина, изображая скорбное достоинство.
       - А разве у нас сегодня праздничек? – удивился я.
       - А как же?! - удивился в ответ мужчина, с укором глядя на меня.
       - И какой?
       - Здрасте! – слегка обиделся мужчина. - Шутите, что ли?
       - Нет, не шучу, - ответил я вполне серьезно. - Праздничек у нас завтра.
       - Завтра у нас продолжение банкета, - с укоризной поправил собеседник, - а праздничек сегодня!
       - Суббота, что ли? – примирительно предположил я.
       - Здрас-сте! – совсем расстроился землянин. - Суббота вчера была, а сегодня воскресенье, и к тому же международная солидарность трудящих всего мира! Пить надо меньше, дорогой товарищ!
       - Что такое? Воскресенье? Вы хотите сказать, что сегодня не тридцатое апреля, а первое мая, не так ли? Вы не шутите? – уточнил я ровным голосом.
       - Слушай, мужик! Ты думаешь, если я выпил, то со мной можно издеваться? – отбросил церемонии мужчина. - Думаешь, за твои вонючие пять рублей из меня клоуна можно делать?
       - Ошибаетесь, гражданин, я вовсе так не думаю. Я действительно не подозревал, что сегодня первое число мая, и для меня это очень важное открытие. А потому от имени и по поручению Вселенной спешу поблагодарить вас за ценную информацию.
       Мужчина уставился на меня, как бык на осеменителя. Лицо его налилось кровью, а его и без того красные глаза покраснели еще больше. Я вдруг отчетливо ощутил его намерения. Он был не прочь кинуться на меня, но ему не хватало решимости, и он уже приготовился криками довести ее до кондиции.
       "Смир-р-р-но! – неожиданно для себя молча скомандовал я, глядя ему в глаза: - Кррр-у-у-гом! Шагом-м-м-арш!"
       Мужчина втянул вытаращенные глаза в плечи, развернулся и, не оборачиваясь, устремился прочь.
       "Выходит, я отсутствовал не шесть часов, а тридцать, – подумал я, глядя ему вслед. - Необходимо подтверждение. Но почему же Иванов был так неточен?"
Я выбрал среди прохожих мужчину посолиднее и велел ему: "Подойдите и сообщите сегодняшнее число и местное время!" Мужчина подошел ко мне, вскинул к глазам запястье и объявил:
       - Сегодня – первое мая. Местное время – шестнадцать часов сорок пять минут. Разрешите идти?
       "Спасибо. Идите" - отпустил я его.
       Что ж, информация, безусловно, своевременная. Первое, что из нее следует - почти стопроцентная вероятность неприятного объяснения с женой. Хотя процесса адаптации это не осложнит. Перейдя на солнечную сторону проспекта, я неторопливо заскользил среди праздной толпы горожан, ловя бессвязные обрывки их мыслей и слов и чувствуя себя, как стерильный бинт среди половых тряпок. Как, однако, раздражительно беспечны и поверхностны эти люди. Как ничтожны ввиду малой значимости движущие ими мотивы. Как оскорбительно скудны их устремления. Как удручающи и бесхитростны их желания. Как легок и неутомителен их путь к обновлению и совершенствованию, что пролегает через Магазин, к которому они следуют на Автомобиле. Еще утром я был их частью. А теперь… Теперь я избавлен от словоблудия их корявых суждений. Какое облегчение - быть необязанным разгадывать тайный смысл их многозначительной ерунды. Насколько легче быть свободным от груза обязательств в отношении прихотей третьих лиц. Как радостно ощущать отсутствие безнадежной зависимости совместного существования. Какая неоспоримая гигиеническая польза – находиться в стороне от липкой паутины их условностей и предрассудков.
       Как, однако, с ними скучно. Неужели мне придется жить среди этих раскрытых ртов, хлопающих ресниц, раздерганных волос, лающих голосов? Среди их мельтешащих ног, цепляющихся рук, выпирающих частей? В чем моя миссия? Может, в том, чтобы отворачивать их от участи жуков, упрямо ползущих из зеленых зарослей прямо на дорогу, где они рискуют быть раздавленными первой же машиной? Ибо жук должен жить только в зеленых зарослях. Или помочь жуку стать кем-то другим, чтобы жить в другом месте? А может, моя миссия в том, чтобы защитить от нашествия жуков Дорогу? Так или иначе, но миссия должна быть активной и целенаправленной, ибо пассивное созерцание назойливых мух опасно для психики созерцающего.