Жизнь российская Книга-1, Часть-3, Гл-20

Глава 20

"Воришка в метро"
А вокруг другие нехорошие люди



     Не поймали вора сегодня, поймают завтра.

     Пословица русская



В вагоне метро было свободно.
Василий Никанорович расположился посредине длинного дивана. Один!

Хорошо!! Благодать!!! Чудесно!
Никто не мешает, не толкает и не притесняет.

И бомжей в вагоне нет. Красота! Великолепно! Дивно!

Не пристаёт никто. Не липнет. Не достаёт с разными вопросами и расспросами.

Но… Не всё так хорошо, как хотелось.

Гарь от тормозных колодок распространяется. Лезет она отовсюду. В глазах щиплет. В носу свербит нещадно. Кашель достаёт. Не комильфо!

А ещё и от подземных вод… аромат… какой-то… нехороший идёт… небравый… дюже вонючий… Канализационный… Немного достаёт… говнецом попахивает… и псиной извне наносит. Мутит… Тошнит… Наизнанку выворачивает.

Что за наказанье господнее? За что такая кара?
Кто скажет? Никто. Молчат все. Вероятно, сказать нечего.
Минусы какие-то одолели. Плохое достало. До ручки.

Стоп. Не всё плохое. Есть и положительное. Зато никто не просит подать на хлеб, на лечение, на билет до дома. Никто не лезет в душу со своими болячками и домашними неурядицами. Здорово!.. Вот как прелестно. Всегда бы так!
Свобода!! Спокойствие!! Благоденствие!!!

Кульков закрыл глаза и стал думать о хорошем.

Но не дали ему мысли в ход пустить. Вернее, не дала ему это сделать женщина, которая на станции вошла в вагон с двумя чемоданами и тремя сумками. Как она это всё сумела держать в двух своих руках… – непонятно. И непонятно, почему она со своей этой многочисленной поклажей направилась ни к кому-нибудь ещё, ни к молодой девушке, сидевшей на соседнем диване с книжкой, ни к высокому интеллигентному мужчине, который красивой тростью рисовал на полу какие-то невидимые каракули, ни к мальчику с толстым ученическим портфелем и ни к бабушке с кошёлкой, из которой выглядывала лысая-прелысая голова голой-преголой кошки (голой – в смысле без волосяного покрова), а именно к Василию Никаноровичу, который сидел отдельно от всех. Чем её он привлёк, – неизвестно. Тем не менее, она поставила чемоданы чуть ли не на ноги Кулькову, сумки бросила на диван, а сама плюхнулась рядом, как мешок кой с чем вонючим. Потом от неё воняло! Буквально через секунду она гневно произнесла то, что Кулькова в шок повергло:

– Мущина! А вы не могли бы подвинуться! Не видите, что ли… Чего мне мешаете?
– Не понял… – пролепетал обескураженный Василий. – Как это… подвинуться? Куда? И для чего? Как это я вам мешаю? Вы, мамзель, почему так себя ведёте??

– Чиво?? Чиво ты сказал, скотина?? Какая я тебе мамзель?? Ты чиво городишь? На проститутку намекаешь? На шлюху! Да я тебе щас! Я… Я… Я… Вот гадина! Вот гад!
– Ой, простите, пожалуйста… Я хотел сказать: мадам.

– Ну вы гляньте на него! На хамло это. Он хамит ещё!! Расшиперился, понимаешь, тут на весь диван. Да ещё права качает… Нахал гундосый.
– Женщина! Вы что себе позволяете? Вон! Вокруг места свободного полно! А вы тут на меня с ногами залезли! Да ещё с чемоданами своими обшарпанными… Вон! Ногу мне отдавили. Да и вообще… ведёте себя неприлично! Не! по! женски! Понятно?

– Нет! Так дело не пойдёт! Надо полицию вызывать! Люди! Помогите! Люди!!
– Вы что, мадам! Белены объелись?

– Люди! Спасите! Убивают! Грабят! Насилуют! На помощь!

Присутствующие при этом граждане никак понять не могли: так ли это на самом деле? кто прав, а кто виноват? что делать? как им поступить?

Василий Никанорович не стал дожидаться, пока наступит следующая грозная фаза психического наступления этой вздорной и склочной бабы, место которой не здесь, не в метро, а в психушке… Да-да… в дурдоме… Он быстренько вскочил, перелез через эти чёртовы чемоданы и пересел на другое свободное место… подальше от это гадины.

Через минуту успокоился, забыл про склоку. «А ну их всех к монаху!» – шептал Кульков. Ему было стыдно и обидно. И он хотел сменить «пластинку».

Он снова закрыл глаза и опять стал думать о хорошем. Да! он постарался вернуться к хорошему. Хорошее – оно всегда лучше плохого. Плохого и так полно было в его жизни. Да! Хватало этого худого… И даже с гаком!!

Итак, – только хорошее! Вот он с мамой и папой бабочек ловит. Летом. По лугу цветущему бегает. Тепло. Светло. Красиво. Хорошо! Прекрасно! И на душе радостно!!

Вот он уже ученик. Читает. Считает. Каракули чернилами в тетрадке с косыми линиями выводит. С наклоном правильным. Изучает другие школьные дисциплины.

Вот его принимают в пионеры. Пионер – всем ребятам пример! Как Тимур и его команда. Вожатая повязывает красный галстук и прикрепляет на вельветовую курточку бордовый значок со звездой, серпом, молотом и языками пламени от костра. На ленточке девиз: Всегда готов! Это ответ пионера на призыв: Будь готов! Здорово!! Теперь он ко всему готов. И всегда. Хорошо! Прекрасно! Превосходно!

Вот к ним в город приезжает сам Покрышкин, однофамилец родной тётушки из далёкого Таганрога. Трижды Герой Советского Союза! Знаменитый лётчик. Ас! Их школе, которая принимала его как героя Великой Отечественной войны, он подарил легковую машину. Новенькую «Победу». Чудо! На стенах в фойе и по коридорам висят портреты прославленного пилота, боевого лётчика и картины воздушных боёв с его непосредственным участием. Память народная. Замечательно!

Вот Вася уже комсомолец. Новые заботы. Новые права. Новые обязанности.

А вот он уже в десятом классе. На вечере, посвящённом Великой Победе, он танцует с Люсей. Ему нравилась эта девочка. Такая умненькая. Славненькая. Светленькая. Нежненькая. Приветливая. Добродушная. Сердечная.

А теперь… Теперь он сидит за партой, а к нему рядышком подсаживается Люся… и… прижимается… Крепко-крепко… Ох… Как хорошо… Как же это приятно…

Вася улыбнулся и подался всем телом к милой сердцу девушке.

Но… резко почувствовал, что это не она. Нет! Это не Люся! И вовсе не девушка!!

Сквозь опущенные веки, через слипшиеся ресницы он скосил глаза и увидел, что сбоку от него сидит незнакомый молодой чернявый паренёк азиатской внешности. На одну руку у него накинута куртка из плащевой ткани, а другой он шарится в карманах. Но не в своих… а в чужих.

Да! Это так! О, господи! О, всевышний! О, боже… Он шарил в Васиных карманах!

Как это так? Такого же не должно быть! У всех на виду. Божьим светлым днём.

Это же нечестно… Это же стыдно. Это же преступно. Это же бесчеловечно.

Василию Никаноровичу стало нехорошо. Худо. Ему стало неприятно. Противно. И обидно. За страну. За державу. За себя. За окружающих. За воришку этого, которого жизнь заставила заниматься таким отвратительным делом. Да ещё прилюдно.

А может, это фобия такая у него? У парня-то… Отрицательная.

Нет! Это не фобия. Не болезнь. Это наглость. Это нахальство. Это грех! Это срам! Это позор! И чувство полной безнаказанности. Это преступная деятельность. При всём честном народе заниматься таким неблагочестивым делом. Откровенным воровством!

А может, люди, что сидят вокруг, это его сообщники? Его пособники? Или эти… подельники? Они же все всё видят и молчат. Никто за руку его не схватит. Никто его не пожурит. Эх… равнодушие… Или преступная халатность… Или содействие…

Почему?? Неужели они все вместе этим занимаются?.. Незаконным промыслом…

Но так же не может быть. Не бывает так… Не подобает… Не должно! Не может такого быть, чтобы целый огромный вагон подельников выходил на воровской промысел в подземный городской общественный транспорт.

Но тогда что это?? Непонятно. Ответа нет.

И Кулькову опять стало обидно.

За общество! Что оно позволяет людям так опускаться ниже плинтуса.

За себя тоже! Что он, балбес, сидит, чувствует, что творится сущее и наглое безобразие и ничего не предпринимает. За руку не ловит. По морде не бьёт.

Вася даже не предполагал, что такое может случиться с ним. Именно с ним! Он никак не мог поверить, что сейчас, в эти самые секунды, рядом сидящий молоденький воришка тщательно обследует его карманы. Его собственные! И не боится ничего…

Что делать? Как быть? Схватить за руку? Дать ему по роже? Закричать? Заорать? Завизжать? Привлечь внимание окружающих?

А может, это ошибка? Что, если этот чурек сейчас руку в своём кармане держит? В своём собственном? Вот стыдоба будет! Он же (Вася) тогда за это (за то, что так плохо подумал о честном человеке, о чуреке этом) должен будет сквозь пол провалиться… Или в окно вылететь… Исчезнуть… Испариться…

Кульков слегка пошевелился. Парень притих, прекратил рукоблудство.

Василий успокоился и вытянул в проход ноги.

Парень продолжил копошиться…

В это время поезд стал тормозить – к станции подъезжал.

Азиат поднялся с дивана и медленно направился к дверям.

Кульков машинально сунул руку в карман – кошелька нет! Но был же!! Где он?.. Долго не раздумывая, схватил ворюгу за шкирку и заревел на весь вагон:

– Где мой кошель, гадина!! Отдай, скотина!! Верни, урод!!
– Не знаю! Я ничего не знаю! Я ничего не брал! – раздалось жалобное мяуканье и блеяние в ответ.

Василий рванул мазурика с такой силой, что тот не удержался на ногах и грохнулся на пол. Спиной вниз. Харей вверх.

– Я ничего не брал!! Это не я… – продолжал вопить воришка, размахивая руками и защищая ими своё поганое сморщенное лицо.

– Товарищ… Вон… на полу что-то валяется… – обратилась к Кулькову женщина, сидевшая напротив.

И точно. У противоположных дверей лежал портмоне. Это был его гаманок. Не узнать его было нельзя. Никак! Коричневый, слегка потёртый, под кожу крокодила, подаренный на позапрошлый день рождения Тоней. Его женой. Его Тонечкой.

Что делать? Как поступить?

Василий молниеносно пробежался глазами по сидящим вокруг пассажирам, ничего подозрительного не заметил, отпустил жулика и поднял свою драгоценную вещицу.

Проверил… – деньги на месте. Вроде бы все… Пересчитывать времени нет.

«Успел выбросить, гадёныш! – мелькнуло в голове. – Дать бы тебе по роже! Чтобы знал на будущее, как воровать…»

Тут поезд остановился, двери распахнулись, азиат выскочил из вагона и растаял в бескрайнем метрополитеновском пространстве.

Карманник улетучился. А неприятный осадок остался. Камнем он болтался на душе Василия Никаноровича. Тяжёлым таким булыжником.

Кульков был очень и очень обозлён на пришельца из воровского мира. На вора. На гада. На преступника. Материл и его, и себя на чём белый свет стоит. Ну как же, мол, это так… Как же это он, такой опытный, обожжённый со всех сторон суровой жизнью, сразу не раскусил узурпатора? Почему не поймал его с поличным? Почему за руку не схватил? Отчего не наказал вора? Воришку… Грабителя… Разбойника… Ката…

Почему не сломал тому руку или шею… чтобы неповадно было. Или не расквасил нос… чтобы помнил…

Тут снова пришла неординарная мысль: а один ли этот кат в вагоне был, один ли он по подземке валандался? Может, всё же… были у него сообщники? Но, кто?? Может, эта женщина, сидевшая напротив? Которая на кошелёк, валявшийся на полу, указала.

Она же вслед за ним из вагона выскочила. Точно! Так и было. Он же видел. Может быть, именно она сообщница? Может быть, она наводчица? Или другой кто… Как это узнать? У кого спросить? К кому обратиться?

«Ладно. Чёрт с ними. Бог их накажет. А мне он помог…» – на этом обворованный старший охранник прекратил внутренние терзания и мучения и вышел из вагона.
Это была его станция.

Ещё немного, ещё чуть-чуть… и он будет на службе.
Путь знакомый и привычный.



Продолжение: http://proza.ru/2023/08/31/886

Предыдущая глава: http://proza.ru/2023/08/30/353

Начало 3-й части: http://proza.ru/2023/08/21/655

Начало 2-й части: http://proza.ru/2023/06/22/378

Начало романа: http://proza.ru/2022/09/02/1023