Метаморфозы

                Ночь

          После вечернего урагана, грозы и металлического грома с ночного неба опустилась тишина. Не под силу оказалось буйному ветру распутать макраме моих грустных дум, но ночь-искусительница растворила их, поманила обещаниями, обострила ощущения, опьянила любовью.
          Под покровом темных небес прошлое обернулось бесплотной тенью. Тень не страшна. Она слаба. И скоро исчезнет. Нет ничего постоянного.

          Я ощущаю новизну каждого мгновения. Забываю, какой была раньше. Но знаю, какой хочу стать и как прожить отпущенные мне годы.
          Получится ли? Верю в это.

          Тишина. Горы, освещенные бледным лунным светом, – как призраки египетских пирамид. Смотрю в ночное небо и мысленно лечу в его светящуюся паутину.
Мир непрерывно меняется. Каждую секунду он иной. И каждая секунда – в прошлом.

               Время само утекает всегда в постоянном движенье,
               Уподобляясь реке; ни реке, ни летучему часу
               Остановиться нельзя. (1)

          Я осознаю изменчивость любви.

          Аристотель писал о шести ее видах, дал им названия. Овидий поэтическим словом поведал о них.

          Какая она разная, любовь: в юности и в зрелом возрасте, в мыслях и наяву, днем и ночью.

          Ночь играет с нами в чувства. Намекает на их быстротечность и изменчивость. Обещает открыть тайну. Я верю ей и поддаюсь чарам. Эта любовь-игра длится до рассвета. Людус – называет Аристотель такую любовь. Она не терпит длительных ухаживаний и желания узнать друг друга ближе.

          Ночь-изменница забывает меня и перемещается на другую часть света, где уже сгущаются сумерки.
               
                Утро

          А у меня хрустальный рассвет. Дыхание свежего утра касается меня.

          Выхожу на веранду и замечаю смену декораций. На фасаде театральной сцены – горы. Их головы в белых панамах. Туловища в зеленом бархате. Тропы – как морщины на лице старика.
          Линии хребтов четко очерчены, словно таинственный мастер старательно выписал иероглиф «счастье». Горы кажутся гораздо ближе, чем на самом деле. Так в детстве все ясно и досягаемо. Мечты кажутся исполнимыми (обязательно!) и нет им преград.

          Горы зовут, обещают показать с высоты изменчивый мир. Сменяются мгновенья, часы, дни, времена года, возраст человека. 

          Что же постоянно?

          Чувственная любовь? Эрос – так нарек ее Аристотель. Философ считает, что в такой любви главное – нежность и преданность, а затем уже физическое влечение. У такой любви долгая жизнь.
          Или Прагма – рассудочная любовь? Чувства – не главное. Важна практическая сторона.

          Но как без нежности?

          Жизнь без нее серая, словно туман, что заколыхался над горами. Наблюдаю, как дымчатые пряди спадают с вершин. Небо опускается ниже и обнимает грустную Землю – ласково и нежно.

                День

          После полудня солнце прогоняет грусть – и мир сияет.
          Так в юности изредка наплывают облака сомнений. Но они, как и горы в полдень, теряют окантовку, светлеют и растворяются в синеве.

          Мы начинаем восхождение. Я не смотрю вниз. Говорят, когда идешь по каменистой дороге, не стоит оглядываться.   

          На жизненном пути много камней, но прошлое позади. Сдерживаюсь и не смотрю назад.
   
          Я слышу голос горного потока, вздохи елей-долгожителей, шепот присмиревшего ветерка. Природа дает таинственный импульс для духовного изменения. Она, как хирург, вынула из моего колеса жизни сломанную спицу, и прекратилась колющая боль.

          Речка встретила на пути валун. Обнимает его страстно, бьет в ревнивой злобе, терзает, точит. А он терпит, принимает ее, своенравную. Иногда река успокаивается и ласково поглаживает камень. Беспокойная у них любовь. Аристотель назвал ее Манией, одержимостью.
 
          Подъем тяжелый. Мы устали и выбрасываем из рюкзака то, что мешает идти. Избавились от гордыни, зависти, неверия. Преодолеваем скалы трудностей, уворачиваемся от ветра обид и обходим колючие травы страданий.

          Мы на вершине.

          Искристый воздух сияет и звенит тонко, как ангельский колокольчик.
   
          Смотрю вниз. Город в серой дымке. Там остались тревоги и суетность, мелкие страсти и большие невзгоды, самообман и себялюбие. Там забыто чувство полета.
          Человек умеет создавать для себя ад на земле.

          А здесь, на вершине, – очищение и парение свободной души. Здесь – высокие чувства.
          Мысли летают – как птицы. Кажется, я знаю ответы на все вопросы. Но на смену им появляются новые.
          Метаморфозы мыслей…

          После полудня горы темнеют. Так середина жизни все чаще окутывается дымкой печали.

         Отяжелевшее солнце склонилось ниже, осветило город сочными лучами, и он засиял, будто умытый святой водой. И показалось мне, что атланты приподнимают его над землей, чтобы он впитал целебный солнечный свет.

          Свет любви я вижу в твоих глазах.
          Глаза – как экран – отражают мысли и эмоции. Я знаю, ты думаешь о Сторге – крепком любовном чувстве. Сторге свойственно проявление заботы, внимания и нежности к родному человеку, даже в ущерб себе. Такая любовь не меняется, если открываются и недостатки человека.

          Мы знаем цену высоких чувств.
               
                Вечер

          К вечеру спускаемся вниз. За нами, словно верные пажи, шествуют зарождающиеся сумерки.
          Пламя заката охватило горы и сожгло тёмные тени моих печалей и разочарований. Отблеск неземной зари стер все мелкое, грубое, некрасивое и наделил все, чего касался, колдовским сиянием.

          Взрослые горы надевают корону из перламутровых облаков. Они приобрели мудрость. Человек иногда обретает ее к закату жизни.

          Путь туда и обратно… Он разный. Как и наши цели. Когда они достигнуты, нельзя останавливаться на вершине. Спуск тяжелее. И вскоре придется решать: оставаться внизу или собирать силы для нового восхождения.

          Это метаморфозы жизненного пути.

          Если он тяжел и труден, как в тумане, не стоит отчаиваться. Ветер перемен пробьет брешь в серости. И приоткроет верную дорогу.

          Последний луч вспыхнул, как осенняя любовь, и сквозь серую пелену сумерек пробились огни города. Так искрится светом любовь-взаимопонимание.

          Я подумала о самом совершенном виде любви, возможно, в силу возраста.

          О ней говорит Овидий в «Метаморфозах». 
          Филемон и Бавкида прожили жизнь от свадьбы до старости в бедной хижине. Когда Юпитер и Меркурий, как обычные странники, искали приюта, в селении им никто не открыл двери. И только Филемон и Бавкида приняли их и предложили скудную еду – все, что имели. Но произошло чудо: много яств появилось на столе.
          Боги открылись, кто они, и привели стариков на вершину горы. Увидели супруги, что внизу вода затопила все жилища. А их хижина превратилась в храм.

          Боги предложил супругам попросить все, что угодно. Филемон и Бавкида пожелали до конца своих дней служить жрецами в храме и умереть в один день.
          Желание стариков было исполнено. Когда закончился их жизненный путь, они превратились в два дерева: в дуб и липу, растущие из одного корня.

          Первые христиане такую любовь, полную самоотдачи, называли божественной. Аристотель ¬ Агапе.

           Когда мы были внизу, перед городской дорогой, мне на руку упало белое перышко. Это ангел-хранитель подарил мне намек на счастье.
               
                Ночь

            Ночью горы – как хребет гигантского животного, выползающего из темноты. Я думаю об их изменчивости в течение дня. Они растворяются в темноте. Но небеса милостивы. Проявляются звезды. Выплывает луна. Серебрит хребты – украшает их сединой.
          
            Я замираю от этой мистической картины космоса. И наша Земля – космос. И я – его частица.
            Забывая земные слова, слушаю голос Невидимого. Я буду плыть в космическом пространстве до рассвета и, встречая солнце, пойму, что за суетливой будничностью не замечала прекрасного.
         
            Течет лунный свет по листьям, по траве, по моим косам. Вселенная дышит и постоянно изменяется.

            Меняюсь и я…

            В пятнадцатой книге поэмы Овидий устами Пифагора говорит о многообразии и обновлении:
               
               … Остановиться нельзя. Как волна на волну набегает,
               Гонит волну пред собой, нагоняема сзади волною, –
               Так же бегут и часы, вослед возникая друг другу,
               Новые вечно, затем что бывшее раньше пропало,
               Сущего не было, – все обновляются вечно мгновенья. (2)

             Как жить в этом изменчивом мире?

             С любовью. Только с любовью.


Цитаты из поэмы Овидия «Метаморфозы»