Бабушка

       Моя дорогая бабушка (жила в Ершове до 1980 года) была очень самостоятельным, хозяйственным и глубоко моральным человеком. Моего сына, Глеба, она увидела ещё до своей смерти. Так, что дожила до правнуков.
       У нее хранили свои сбережения наши родственники и знакомые, не доверяя сберкассе. Она же из этих денег выдавала беспроцентные ссуды верным нуждающимся знакомым или родным людям. Кстати, потом этот "банк" перешел к моей маме.
       В двадцатые годы она сама построила себе мазанку.
       В голодные тридцатые годы отнесла все свое золотое приданное, которое получила на свадьбу, в Торгсин. (Торгсин – это Всесоюзное объединение по торговле с иностранцами. Государственная организация в СССР. Она занималась обслуживанием советских граждан, имеющих «валютные ценности и  обменивала их на пищевые продукты и другие потребительские товары).
       На полученную муку она выменяла корову на свое золото, чем спаслась и спасла своих двух малолетних детей – маму и дядю.
       В Отечественную войну, когда снова в ворота её мазанки постучал голод, она отправилась в Ташкент – "город хлебный". Чтобы обменять соль, которую купила недорого в Баскунчаке, на муку. Это заняло у неё не один месяц.
       Представляю, как ей было трудно, добираться на товарняке, эшелонах, нерегулярно тогда ходивших пассажирских поездах до Средней Азии. А потом возвращаться... И туда и обратно с тяжелым, неподъемным грузом, а ехать приходилось и в тамбурах, и на тормозных площадках вагонов, а то и на крышах вагонов...Так она снова спасала свою семью.   
       Сама она была из крепкой хлебородной семьи, я видел фото этой семьи тех лет – одеты были все в рубище (РУБИЩЕ – это ветхая и рваная одежда). Вся их большая семья, человек 9, работала от зари до зари. А проживала она  между Суслами и Хорями, в "Трубах" – это, как я позднее понял, "отруба" – столыпинские наделы или казенные земли. Они отдавались выходившим из общины крестьянам.
 
       В семейном хозяйстве у них было много скота – прежде всего это волы, на которых пахали землю. В конце лета почва высыхала до звонкости. И вспахать ее осенью могла только пара, а то и четверка волов, запряженных цугом. При вспашке плуг выворачивал комья земли размером до 60 сантиметров.
       А если не вспашешь осенью, весной влага быстро скатится в многочисленные степные балочки и речушки, смочив лишь поверхностный слой почвы. И тогда урожая не жди.
       Были в хозяйстве и лошади для менее тяжелых сельскохозяйственных работ и транспортных целей.

       Весной и осенью поля и проселки превращались в непролазную топь. И только на лошадях, зачастую даже верхами, можно было куда-то проехать.
       Был среди лошадей даже иноходец – это лошадь, которая при скачке одновременно выбрасывает левые ноги, а потом правые. Были и верблюды.
       Не все знают, что верблюды способны очень быстро бегать. По бабушкиным рассказам, один верблюд, кроме скорости, обладал очень гордым и своенравным нравом. Он при скачке не давал себя обогнать ни одной лошади.
       Конечно, были в хозяйстве и дойные коровы. Иначе как выкормишь многочисленную ребятню, скопишь толику денег для всяческих селянских нужд от продажи  сметаны и сливочного масла. Да и взрослые пользовались молочными продуктами, так как скотину резали редко, зимой, в основном. А летом на тяжелых работах без белковой пищи было тяжеловато.
       Держали овец – в основном из-за шерсти, из которой делали теплые носки, варежки, шали и другую «теплую» продукцию.

       Так и жила семья в трудах и заботах. Все дела стараясь делать сама, и, лишь в страду нанимала работников.

       Когда же пришли их раскулачивать, мой прапрадед как сидел в углу, так там и умер. А через месяц не стало и прапрабабушки. Они там и похоронены были, в поле. Лет 40-50 назад их могилки не пахали. Остальные члены семьи разъехались и их не преследовали.
       В 2011 году я своим родственником Евгением Алифиренко побывал на этом кладбище. Оно никем не охранялось, не огорожено, завалено мусором....Печальное зрелище. Мы долго искали могилы прадедов-дедов. Но кроме нескольких покосившихся и лежащих в траве полуистлевших деревянных и железных крестов ничего не нашли. На крестах в лучшем случае был указан год погребения.

       Простите, наши предки, что не сумели мы сохранить ваши дорогие могилы...

       А прапрадеды, по рассказам бабушки, жили в селе Баланда (ныне город Калининск, Саратовской области), которое было образовано в 1680 году украинцами из Черниговской и Харьковской губерний. Прадед, по рассказам бабушки, был чумаком (Чумаки  — это солеторговцы, категория населения, проживавшая на территории  Юга России в XVI-XIX веках). Он возил соль из озера Эльтон до слободы Покровской – ныне г. Энгельса Саратовской области. Сначала он жил там один, потом и вся его семья туда перебралась.

 
       После женитьбы мы с с моей женой жили на квартире с одним, поначалу тихим услужливым старичком, Степаном Иванычем.
       Он рассказал нам, как в бытность свою комсомольцем, раскулачивал одного кулака в слободе Покровской.
       И назвал в разговоре фамилию – Алифиренко и имя, Павел. Кажется, и назвал и отчество. А ведь это бабушкина фамилия, подумал я. Я знал, что наша родня жила в этой слободе. Получается, что он раскулачивал бабушкиного дядю! Его с семьей выслали эшелоном в Соловки, где и они сгинули. Вот так бывает в жизни...

       Бабушка рассказывала мне, что ее семья ездила в Саратов в конце XIX века. И останавливалась на Волге, в гостинице женского Крестовоздвиженского монастыря. В студенческую пору я видел эту гостиницу – рядом была рядом с краеведческим музеем, на углу.
       Сестрой-игуменьей была в это время бабушкина двоюродная сестра, сохранилось и ее фото. Из-за несчастной любви она ушла в монастырь и сделала большой вклад в него из своего приданого. Потом была назначена игуменьей.
       Тогда еще сохранился и сестринский корпус (монастырь взорвали раньше) – огромное мрачное многоэтажное здание, с множеством узких окон. В нем каждая монахиня жила в отдельной келье.
       Потом в этом здании жили учащиеся-речники, наверное, уже не поодиночке. На месте всего этого былого великолепия осталась гостиница Словакия и въездные нарядные узорчатые ворота в монастырь с полуколоннами. Они были сделаны из кирпича. В стиле нарышкинского барокко, как и рядом стоящий Троицкий собор и угловая небольшая церквушка, в которой раньше располагалась глазная клиника.
      

       Как-то бабушка мне рассказала историю  мятежа против Советской власти в Ершове.
Дальнейший рассказ ведётся с её слов и не нашел точного подтверждения в исторических источниках. Частично были использованы и материалы Интернета.
      В годы гражданской войны, точнее в 1920,  в поселке был расквартирован запасной полк РККА (Рабо;че-крестья;нская Кра;сная армия – формирование вооружённых сил РСФСР в 1918 – 1922 годах и сухопутная составляющая вооружённых сил СССР в 1922 — 1946 годах). Командовал им, а точнее 9 кавалерийской дивизией, некий Сапожков, личность довольно известная в те времена почти на уровне Чапаева, как я посмотрел в Интернете.
      Полк взбунтовался против советской власти и произвёл какие-то противоправные действия. Затем Сапожков, как рассказала бабушка, помирился с советской властью. И выехал в Саратов, где принял новое высокое назначение. По историческим же материалам он был убит в сражении с красными.
      Это различие в трактовке его судьбы вполне можно объяснить неверием в конечное торжество правды  и верой торжество несправедливости, за которую отвечают невиновные у нашего крестьянства.
      А вот на этом факте бабушка настаивала – видимо, у неё были точные ведения. После сдачи полка, несколько ночей за тогдашней бойней на окраине поселка слышались винтовочные залпы - это расстреливали рядовых сапожковцев. По некоторым данным, каждого десятого. От тех событий не осталось ни воспоминаний, ни каких-то памятников. Но это вполне могло быть в то жестокое время.   

      О бабушкиной родне можно писать много – один  ее дядька по матери брал Зимний и был редактором большевистской газеты. Я застал его в живых. Бравый и ладный, умный и веселый был мужик.

      Никогда не видел бабушку праздной, а всегда при деле. Таких огромных сладких помидоров, которые выращивала она, я в жизни больше не ел.

      Этим небольшим посвящением я хочу отдать долг памяти моей дорогой бабушке, Евгении Петровне Ковалевой, большая часть жизни которой была связана с Ершовом. Когда я прохожу мимо церкви, я всегда ставлю свечку за упокой ее безгрешной души, как она просила меня перед смертью.

   

       Фото автора. На фото моя бабушка.