Shеnanigans. Кн. 4 05 Релиз

Тем, что уехала, Ева дала мне время подготовить материалы для релизов. Три альбома пылились в незаконченном состоянии, каждый песен по пятнадцать. Папка с вообще  неспетым и неотредактированным материалом весила около пятисот гигабайт, и я бросился открывать файлы.
Сначала я пребыл в шоке от авангардистского налета во всем, что открыл спустя месяцы и даже годы. «Как, оказывается, ты можешь писать!» - шептал я себе сквозь мурашки и слезы  самопоклонения. Час спустя я уже спокойно и цинично проводил селекцию стихов, отбирая те, что можно петь и безжалостно «мочил неликвидку».
Было решено из десяти отобранных спеть все, а потом отобрать пару, чтобы вставить их в последний альбом, где не хватало чего-то растакого.
Только я начал распеваться, как приехал Фёдор Шнипперсон-младший. Сначала я разозлился и хотел прогнать его, но потом вдруг понял, что тот появился как раз в момент отбора песен, а значит, это зарядит альбом еще одной, и определенно важной, энергетикой. Я бросился к входной двери.

- Ты так долго не открывал. Я уже собрался уходить, - нейтрально заметил этист из Онгудая.
- Занимался селекцией стихов в студии. Не сразу распознал твой стук, как стук в двери, - ответил я, понимая, что такой ответ может понять только этист.
- Если бы ты не открыл, я бы ушел жить в баню. У тебя отменная баня здесь, - запросто продолжал Фёдор.
- Хочешь – топи её сегодня. Я присоединюсь позже. Сейчас нужно напеть пару пилотов для завтрашней рутины.
- Хорошо. Я пошел. У меня есть пиво, медовуха и коньяк. Что будем пить?
- Пиво.
- Согласен.
Такие люди, как Фёдор легки в подаче и в отношениях, поскольку не лезут в душу, при этом неплохо понимая что с вами происходит. От этого к ним проникаешься особым теплом. Это всегда практичные люди, многое знающие и умеющие.  С их появлением всё, что вы задумали, начинает немедленно исполняться, будь то тяжелая физическая работа или неподдающийся стих.
Фёдор просмотрел выбранные строки и сразу предложил отказаться от одного из стихов.
- Почему ты против? – спросил я.
- Веса в нем нет, - только и ответил Фёдор.

В искусстве у некоторых бывает такой талант инженера, что ли. Если автор – это птаха, мечущаяся из угла в угол в поиске правильного поворота рифа, то Фёдор – это специалист по окончательным решениям. Такие, как Фёдор говорят, мол, это оставь, остальное грохни. И ты им веришь. Потому что во многом с ними согласен. Просто кто-то должен сказать. И он приходит.

Около бани Фёдор встретил ежика и долго втискивал ему кусочки хлеба. Тот, свернувшись в колючий клубок, отказывался, но когда мы открыли пиво, вечерний гость зафырчал носом.  Оказалось, что на самом деле его заинтересовали яблоки, колбаса и гренки. Фёдор набросал ежу гостинцев на траву прямо около входа в баню, и колючий добряк с подоспевшими родственниками поужинал с удовольствием.
Утром я еще спал, когда услышал внизу пошаркивания и покряхтывания. Спустившись в гостиную, я увидел Фёдора, оскребающего потолок. Часть мебели была вынесена на террасу, а часть накрыта полиэтиленом.

- У тебя тут потолок сто лет неделанный. Вылуп на вылупе, - проворчал Фёдор.
- Мне что делать? Чем тебе помочь? – осведомился я.
- Я сам. Может быть только попрошу передвинуть что-то из мебели, - только и сказал Фёдор.

По мере того, как  я записывал скетчи, Фёдор продвигался в соскребании старой побелки с обширного потолка. Чуть позже он на часок исчез и вернулся на грузовике с мешками, которые были полны всякой ремонтной всячины. Не успели мы разгрузить грузовик, как в такси приехала Мария. Она поздоровалась с Фёдором, и я понял, что они знакомы.
Мария подключилась к нашим активностям и принялась готовить обед.
Когда у меня садился голос, я присоединялся то к Фёдору, то к Марии, помогая, чем возможно и тому, и другому.

Через несколько часов мы уже были дружной командой по ремонту дома и релизу альбома. К нам присоединилась и приехавшая в гости Соня, которая, кстати, немедленно принялась охаживать Фёдора, и ему это, кажется, нравилось. Мария нейтрально строила своё все, и ничего ей больше не оставалось. 

Припёрлась и старшая соседка, которая со мной подчеркнуто не здоровалась с прошлого Рождества. Придя якобы за чаем, она приглядывалась к моим гостям. Фёдор, добрейший из людей, рассказывал ей о секретах шпаклёвки потолков и даже пригласил попробовать. Повизгивая от страха и кокетства, безвозрастная москвичка Агата Львовна согласилась и провела шпателем по потолку несколько раз. После негромких и искренних поздравлений этиста, она спустилась со стремянки и начала приспрашиваться, не мог бы Фёдор и ей отремонтировать дом.

- Простите, нет! Я этист и лишь пробую себя в ремонтах. Это скорее разновидность медитации, нежели профессиональный труд, - негромко наговаривал Фёдор свой текст.
- Но я вам хорошо заплачу! – не отлипала соседка.
- Деньги тут ни при чем, - отвечал Фёдор.
- Сколько готовы заплатить, если не секрет? – решил поинтересоваться я.
- Я заплачу по максимуму, пять тысяч за квадрат!  - гордо произнесла Мадам Баттерфляй.
- А сколько у вас квадратов? – не удержался и вступил в переговоры гость из далёкого Онгудая.
- У меня шестьсот квадратов. И есть ещё квадраты в Москве. И мне нужен такой, как вы. Мне с вами хорошо! – не унималась соседка.
- Фёдор, я бы согласился с условием пятидесятипроцентной предоплаты, - сказал я.
- Неплохое предложение, учитывая симпатию хозяйки и ваш колоссальный жизненный опыт, - добавила Соня.
- Присоединяюсь, - заключила Мария.
- Не вопрос. Я деньги отдам завтра! Вы согласны, Фёдор? – спросила хозяйка двухэтажного коттеджа.
- Согласен, - после недолгого раздумья ответил этист.

***

То, что Фёдор понравился Агате Львовне, не удивляло меня. Мощный и симпатичный мужчина чуть за пятьдесят, с типажом Пирса Броснана, Фёдор часто становился объектом внимания фемин самого разного возраста и положения. Вот и сейчас, речь шла вовсе не о ремонте, хотя Шнипперсон-младший знал толк в устроении интерьеров и выполнял задания Агаты Львовны с редким усердием, ответственностью младшего брата и мастерством профи.

В нашей же гостиной теперь под потолком корячился я, шпаклюя пресловутые вылупы. Как ни странно, у меня получалось хорошо, и девушки охотно помогали мне. Когда же дело дошло до покраски этого самого потолка, то меня просто отправили в студию допевать «свои опусы», а покраску потолка девушки по-сойеровски узурпировали. Я, конечно, был недоволен, таким обстоятельством, и меня одновременно все это рассмешило, когда я вспомнил с чего, собственно, всё начиналось.

Итак, релиз. Что нужно, чтобы выпустить очередной кусок своего чего-то там в свет? Лучший ответ – умереть. Умереть от стыда, что «там и тут плохо спето и сыграно», что «там и тут плохо сведено», что «там и тут – полное дерьмо». И это твое дерьмо, и ты – часть этого дерьма. Это дерьмо – часть тебя. И «на хрена бы все это нужно было, когда вокруг одно дерьмо?!»
Это средний текст релиза. Если вы слышите другой текст, значит до настоящего релиза дело так и не дошло.   

Все остальное – это среднее фуфло, где речь о музыке вообще не идёт. Речь скорее о деньгах, влияниях, сексе, туризме, напитках, еде, чартах, ротации, etc..

Ещё одной деталью релиза является предрелизовый период. Это – сколько раз ты себя пошлешь во время энного прослушивания очередного сведения.  Божественный период. Часто заканчивается отказом от произведения. И через десять лет встретив файл в коробке, ты слушаешь и говоришь себе гордо: «Вот почему тогда нельзя было это выпускать! Вот почему тогда нельзя было это выпускать!»
В зеркале ваше торжествующее лицо. Вы делали эту песню целый год. Потом забраковали ее. И сейчас, через десять лет гордитесь этим обстоятельством.
Утром вы просыпаетесь с идеей подачи этой песни, пришедшей во сне. Кидаетесь к инструментам. Перепеваете и переигрываете все. На это уходит два часа. Два часа на сведение. И… Релиз. Общее время – меньше десяти часов. И никаких сомнений, самоуничижений, многократных прослушиваний. Спать.  Спать. Хорошо…