Непаханое поле

  Рисунок автора

                Люди не умеют хранить чужие секреты,
                да они никогда и не стремились это
                делать. Чужой секрет, это тяжелая ноша,
                избавиться от которой можно только
                переложив груз на другого.
               
                Валерий Олейник

         Вечер подходил к завершению, осенняя погода принесла моросящий дождь и пасмурное настроение.  Легко гонимые сухой поземкой, опавшие листья, стелились по дорогам города, превращаясь в горки мусора.
 Редкие прохожие вынуждены были идти ускоренным шагом, петляя и обходя стороной  кучи листьев.
            Луна периодически заходила и выходила  между огрызками рваных туч, которые промозглый ветер не успевал разгонять. В городе Сыропупянске, люди прятались по своим квартирам, живя с надеждой, что завтрашний день будет лучше предидущего и принесёт им столько радости, что хватит на месяц вперёд.

        Адвокат на пенсии, Зверев Алексей Петрович, высокий, крепкий мужчина, с наметившимся брюшком, бородкой клинышком и лысиной на полголовы, сидел за столом, в своей квартире на улице Красных партизанов. Зверев увлечённо писал огрызком карандаша в толстой тетради. Остановившись и потеряв мысль, Алексей Петрович снова начинал грызть кончик карандаша, мечтательно смотря на стену, на которой висела копия картины  «Большая одалиска» французского художника Энгра.

          Картину адвокату подарили друзья, на его сорокалетие. Голая прислужница в гареме, повернулась спиной к зрителю, пытаясь веером прикрыть часть тела ниже спины, при этом она так вывернула ногу, показывая зрителю подошву ступни. Эротика красивого тела, мастерски переданная художником будила воображение адвоката, заставляя его летать в облаках, периодически, по зову жены, опускаясь на землю.

         Картину Энгру заказала младшая сестра Наполеона, по непонятным причинам она от неё отказалась, поставив художника в неудобное положение. Полотно Энгр продал какому-то графу. Сейчас оригинал находится в Лувре.

       Жена Зверева, Мария Викторовна, сразу возненавидела картину, несколько раз в порыве ревности  хотела ее порезать, выкинуть с балкона и даже закрасить, но по соображениям здравого смысла решила: «Пусть лучше муж любуется служанкой на стенке, чем секретаршей на столе в своём кабинете».

        Алексей Петрович разомкнул челюсти и карандаш снова поплыл по странице тетради, оставляя бесценный след в истории жизни города Сыропупянска.

         Закончив писать Зверев с восторгом позвал жену.
         — Маша, Маша, иди сюда, ты услышишь такое, что у тебя волосы дыбом встанут... — помолчав бывший адвокат добавил: «И не только волосы...». Глаза Алексея блестели, на лице появилась довольная улыбка.

         Маша вошла в зал, недовольно пожевала губами и сказала:
         — Алексей, в этом ты весь, с чего ты взял, что мне интересно?
         — Да с того, — разозлился Алексей Петрович, — это бомба, о которой ещё никто не знает, а ты никому не рассказывай, это секрет.

         Маша, невысокая, симпатичная, с красивым рисунком губ, универсальной, стильной прической — длинный боб, с короткой челкой, в очках от Гуччи. Женщина присела на диван и приготовилась слушать. Ей было явно неинтересно, она смотрела на хрустальную люстру, заметила там паутину и разозлилась на своего мужа, затем перевела взгляд на свои накрашенные ногти, решив, что пора идти подправить маникюр. Алексей начал читать с листа:

         — В пятницу, после обеда, меня вызвали в тюремную больницу, где умирал закоренелый преступник, медвежатник Владислав Колупаев, по кличке Шнур.

          Колупаев лежал на койке, худой и изнеможённый, его тело высохло и уже ничем не напоминало громилу Шнура, щёлкающего чужие сейфы, как косточки от миндаля.

         — Слушай сюда, начальник, я уже одной ногой в могиле, но у меня есть незавершённое дело на этом свете, если ты поклянёшься, что поможешь мне и выполнишь, о чем попрошу, станешь богатым человеком, возможно самым богатым в этом городе.

            Шнур побледнел и скривился, видно было, что боль накатила, схватив костлявой рукой за горло.

            — Я протянул зеку стакан воды,— произнёс адвокат и добавил:
«Владислав Сергеевич, я тебя слушаю, обещаю сделать, о чем ты просишь».
           — Поклянись своей жизнью, — прохрипел умирающий.
           — Клянусь жизнью, — сказал я твёрдо.

           — У меня в Москве дочка, зовут Марина, она наркоманка, найдёшь ее и вылечишь, купишь ей квартиру и будешь за ней присматривать, понятно, а теперь о главном.
           Шнур снова скривился от боли и тихо, вполголоса, продолжил:

           — Десять лет назад я бомбанул завод ювелирных изделий, мы с подельниками вынесли золота на три ляма зелёных. Дружки мои соскочить не успели, на выезде охрана из всех положила, я на машине ушёл, меня тоже зацепило, но пуля прошла навылет, зажило как на собаке, короче... — Шнур застонал и надолго замолчал, затем пришёл в себя, снова скривился от боли и прошептал: «Меня замели по другому делу, навесили на меня пятнашку, но золото я успел закопать, в городе, на пустыре...».

           После произнесённых слов, тело Шнура выгнулось, он вскрикнул, вытянулся всем телом и затих.
          Я думал он временно затих, начал его тормошить, но Колупаев  был уже мертв. Вот так Маша, три миллиона баксов зарыты где-то рядом, на пустыре, я так и не узнал на каком и где именно.

* *
         В  этом же доме, на одном этаже, только в соседнем подъезде проживала соседка Зверева, Клавдия Фёдоровна Пискунова. Пожилая женщина жила вдвоём со своей собакой, темно-коричневой таксой по кличке Лиза. Умная собака, как только слышала повышенные голоса в квартире Зверевых, начинала громко лаять, становиться двумя лапами на стенку, вертеть хвостом, предупреждая, что сейчас начинается самое интересное.

         Услышав призывный лай Лизы, Клавдия Фёдоровна хватала приготовленную для этого мероприятия фарфоровую чашку Дулевского фарфорового завода, у которого по неосторожности была отбита ручка, а на самой чашке красовалась роспись акриловыми красками, огромная роза на фоне синего неба.

          Схватив чашку, Клавдия Филипповна плотно прислоняла ее к разделительной стенке, приложив ухо, она превращалась в гончего сеттера, почуявшего добычу.

          Клавдия Филипповна давно оценила волшебные свойства фарфора, перепробовав все, что было под рукой: стекло, керамику, железные кружки и даже плотно приложенное ухо к стене, не давало таких результатов.

          «... — В пятницу, после обеда, меня вызвали в тюремную больницу, где умирал закоренелый преступник, медвежатник Владислав Колупаев, по кличке Шнур, — услышала соседка признание адвоката, начало истории ее заинтриговало, Клавдия Филипповна напряглась, ухо женщины буквально «вросло» в дно чашки.

          «...Слушай сюда, начальник, я уже одной ногой в могиле, но у меня есть незавершённое дело на этом свете, если ты поклянёшься, что поможешь мне и выполнишь, о чем попрошу, станешь богатым человеком, возможно самым богатым в этом городе», — слова о богатстве вдохновили Клавдию Филипповна, она схватила чашку второй рукой и сильнее вдавила в стену.

          Услышав, сколько золота уголовник зарыл на пустыре, и не узнав, на каком, соседка от злости даже хлопнула ладонью о стену.
          «Да, что б тебя, невозможно работать! — воскликнула Клавдия Филипповна, — что я сыночку своему скажу, Олежке, что-бы брал лопату, невестку мою чудодейственную, недоделанную, и шёл пустыри перекапывать?».

           Весь вечер Клавдия Филипповна простояла возле стены, держа фарфоровую чашку и приготовившись слушать дальше. Время ушло далеко за полночь,  но соседка так больше ничего толком не услышала.

          На следующий день, в субботу утром, Пискунова надела своё длинное, брендовое, осеннее пальто из плотного, серого трикотажа, с накладными карманами, с крупным, отложным воротником с застежкой на одну сторону.  Женщина повязала на голову платок и одела чёрные очки. На руках у не были чёрные кожаные перчатки. Свою скрытную миссию она назвала: «Битва за золото».

          Выйдя из подъезда и оглянувшись по сторонам, Клавдия Филипповна двинулась на соседнюю улицу, где жил ее сын Олег, вместе с невесткой Катей, — будь она неладна.

          Закрывшись на кухне, мать Олега поведала ему историю с зарытым кладом. Сын уже три месяца не работал, перебивался случайными заработками, клянчил деньги у матери и мечтал быстро разбогатеть.

          — Олег, у нас появился реальный шанс стать богачами, сколько ты ещё будешь сидеть без работы, твою пигалицу палкой не заставишь, что-то делать, зато болтаться с подружками по кафе и ночным клубам — это аж бегом.
          — Мама, не ходит Катя ни в какие ночные клубы, я за ней не слежу, но ей верю.

          — Доверяй сынок, но проверяй, — убеждала мать сына.
           Катя стояла под под дверью и все слышала.
           «И за, что мне бог послал такую свекровь, что я ей плохого сделала, правда и хорошего ничего, но в этом она сама виновата, — подумала девушка.

           — Олег, слушай сюда и никому не рассказывай, даже своей
любимой жёнушке, это великая тайна, послушаешь маму и станешь богатым человеком, купишь дом, дачу, джип, какой хотел, жену, наконец поменяешь, будешь жить как у бога за пазухой, ну и о маме не забывать. Женщина рассказала историю, которую она услышала от адвоката.

             Притихшая Катя ушам своим не поверила, она вовремя отошла от двери и сделала вид, что читает газету, газет она никогда не читала, поэтому держала ее вверх ногами.

            Когда свекровь вошла в зал, Катя подняла на неё глаза, мило улыбнулась и спросила:
            — Мама, останетесь с нами позавтракать? Я приготовлю овсяную кашу  и яйца по майонезом.

            Клавдия Филипповна оглянулась на сына.
           — Нет, мне пора, проводи меня, сынок.
          Когда сын с матерью вышли на улицу, Катя сразу позвонила своей матери, она рассказала историю с золотом и спросила, что ей делать?

          Деятельная мать Кати сразу придумала план действий, но сначала нужно к этому привлечь ее брата, дядю Петю. Дядя Петя разбирается в золоте, он даже сидел по статье, за скупку краденного.
          У дяди Пети была не менее деятельная жена, у которой были свои родственники и даже один когда-то работал в полиции.

          К вечеру о золоте, зарытом на пустыре, уже знали человек двести. На следующий день, прямо с утра, полгорода взрослого населения с кирками и лопатами, мешками для золота, вышли на пустыри и начали интенсивно копать.

          В воскресенье вечером перекопанные пустыри, готовы были к посадке деревьев. Люди оглядываясь друг на друга продолжали копать, с надеждой думая, что только им повезёт. Но, увы — клад так никто не нашёл.
* * *
          Через две недели бывший адвокат, а ныне начинающий писатель Алексей Зверев опубликовал свой первый, лично им придуманный и написанный рассказ, в местной газете «Правда Сыропупянска».

         После того, как рассказ был опубликован, общественность города потребовала от писателя, чтобы он открыто признался, где уголовник Шнур зарыл золото?

Сын Клавдии Филипповны поссорился со своей матерью. На участке, где он пытался отрыть клад, молодой человек лопатой перебил правительственный кабель, тем самым лишив власти города связи с руководством оттуда, а в наше время любой город без указаний сверху становится парализованным инвалидом.

           Парень так усердно долбил сухую землю, что на руках натер кровавые мозоли, сломал черенок лопаты, разорвал подошву ботинка и потерял веру в справедливое вознаграждение. Но Олег легко отделался, правда ему пришлось продать машину, чтобы погасить крупный штраф. Кате это не понравилось и она, на радость Клавдии Филипповны, ушла от своего мужа, оставив записку: «Прощай Олег, я ухожу навсегда, передай привет своей маме, в следующий раз пусть она передаст тебе точные координаты клада. Откопаешь золото, может я и вернусь».

       Адвокат Зверев стоял возле окна и смотрел на пустырь, раскинувшийся под окнами его дома. За пустырем стеной поднимались новые многоэтажки с ещё пустыми глазницами — проемами для окон. Многоквартирные дома ждали новых владельцев, а пока их охраняли строительные, стреловые краны, вытянув длинные носы с опускающимися крюками. Сам пустырь, перекопанный вдоль и поперёк, в серой дымке заходящего солнца, казался вспаханным полем. Зверев на минуту представил себя Ясоном, бросающим в тёплую землю зубы дракона.

         «Похоже я посеял надежду, только вот выросло из неё чудовище, теперь золотое руно надолго останется в моих мечтах» — подумал Ярослав Петрович, горько усмехнулся, задумчиво посмотрел на небо, присел к столу и начал писать новый рассказ.

         На сухом, жестком лице расправились морщины, сделав весь облик адвоката довольным и мечтательным. Он подпер левой ладонью голову, продолжая писать правой. Постепенно строчки выстроились в стройный ряд, мысли Ярослава Петровича приобрели ясное выражение, сюжет будущего рассказа формировался на глазах, словно у каждой написанной буквы выросли крылья. Вдохновлённый писатель испытывал счастье творческого процесса, такого с ним не было даже тогда, когда удавалось «отмазывать» от правосудия отпетых мошенников, плативших ему огромные гонорары.

        «Солнце поднялось над горизонтом, — писал Зверев, — мир наполнился звуками тишины и покоя, через мгновение он взорвался  красками радуги, как только первые лучи утренней зари осветили край неба. Птицы пели песни начинающемуся дню, люди просыпаясь, улыбались друг другу, а я,  необыкновенно счастливый, наполненный потоком жизненной энергии, тягой к творчеству, свободен от условностей  мира, могу делать то, что захочу, не соглашаясь ни на какие компромиссы».

        Ярослав Петрович поднял глаза на картину. Одалиска по прежнему смотрела на него призывно и загадочно. Звереву даже показалось, что девушка зашевелила пяткой. В животе адвоката заурчало, Зверев почувствовал голод, с кухни доносился запах свежесваренного, ароматного кофе, запах добавил ощущение интимной связи прошлого с настоящим.

        Жена крикнула с кухни: «Слава, завтрак на столе, поторопись, остывает!».
         Закончив фразу словами: «Человеческое счастье не в том, чтобы периодически вкусно есть и наслаждаться жизнью, а в том, чтобы делать это с постоянной, максимальной пользой для ума и сердца».

Ярослав Петрович поднялся, расправил плечи, затем посмотрел на тетрадь, несколько раз дернул себя за мочку уха, пожевал губами, снова присел и дописал: «Счастье многогранно и даётся тому, кто в него искренне верит, поэтому оно живет для избранных, таких, как» — Зверев хотел написать: «таких как я», но вместо этого поставил многоточие, поднялся и энергичной походкой направился на кухню.




Валерий Олейник
Октябрь 2023