Во сне и наяву

Электричка петляла между столбами, деревьями и давно не дымящими трубами средней полосы России, развозя пассажиров по месту их жительства. Трубы не дымились, но на благодушном настроении пассажиров это не сказывалось. Они были спокойны, довольны и добродушно ко всему настроены. Во всяком случае на одной из лавочек одного из вагонов дело обстояло именно так.
Внешний вид двух сидящих на ней мужчин средних лет, правда, был далек от образцового. Оба – в резиновых сапогах. Один – в фуфайке с испачканным рыбной чешуей подолом. Другой – в измятом дождевике. Впрочем в это ягодно-грибное время добрая треть пассажиров выглядела не лучше
На соседней лавочке, рядом с ними, лежала скомканная газета, с торчащей из нее скорлупой от яиц и стоял отвернутый от термоса стаканчик. Все это говорило о том, что они только что закончили трапезу и теперь, пребывая по этой и еще, бог знает, какой причине в благодушном настроении, вели веселые разговоры.
– Мне недавно приснился сон, будто бы подходит к такой заводской трубе, – говорит один, показывая рукой в окно, – корова, с нее ростом, и пьет из нее воду.
– Хоть на что-то сгодится, если предприятия не дымят. Труба, разумеется, а не корова. А меня сегодня во сне в военкомат вызывали. «В Чечню, – говорят, – поедешь!» Я аж подскочил. Больно головой о книжную полку ударился, что над моей кроватью висит. Да еще толстым томом, из полки выпавшим, вдогонку по той же голове получил.
Неизвестно, как долго путешествовали бы по снам друзья, если бы их то и дело не отвлекали частые визиты торговцев порошками, кремами, ручками, батарейками, шоколадками.., а так же исполнителей русских народных и современных эстрадных песен.
– Хорошо поют, черт побери!- оценил тот, что в фуфайке.
– Да уж не хуже, чем сейчас по телевизору многие, – подтвердил тот, что в дождевике.
– Только им туда никогда не попасть, потому что...
Почему им туда было никогда не попасть, мужчине в дождевике узнать было не суждено: в вагон вошла женщина с девочкой, одетой в явно не соответствующие ее размерам лохмотья.
– Люди добрые!- обратилась к пассажирам женщина. – Помогите бедным беженцам, кто чем может.
Лицо ее было изрезано глубокими морщинами. Хотя никто не знает, появились они от тяжелой жизни или от привычки насмехаться над простодушными людьми, верящими в ее горе больше, чем оно, может быть, на самом деле было.
Девочка пошла по вагону и жалобно просила:
– Дяденьки, тетеньки, подайте... Очень кушать хочется.
И все подавали. Кто деньги, кто яблоко, кто помидорку. Дойдя до лавки, где лежала скомканная газета с торчащей из нее скорлупой от яиц, девчушка недовольно хмыкнула и жадно уставилась на рюкзак. Пассажир, тот, что в фуфайке, уже было в него полез, но вдруг остановился.
– Подожди-ка, подожди, – обратился он к девочке, – у меня такое ощущение, что я просто обязан развязать рюкзак и достать оттуда жареную курицу. Хочешь курицу?
– Да, – обрадовалась девочка.
– Сколько тебе лет?
– Девять.
– В школу когда-нибудь ходила?
– Да.
– Я не знаю, откуда ты и твоя мама, но учительница, которая тебя учила, получает столько, что ей хватает только на то, чтобы более-менее прилично выглядеть перед учениками. И если остается на хлеб, она благодарит бога. А ты будешь есть хлеб?
Мужчина достал из рюкзака краюху черного хлеба и протянул девочке.
– Фу, скряга! Мы сейчас яблок и бананов себе купим, зачем нам твой хлеб!
Девочка пренебрежительно отвернулась и побежала к матери.
– Видал?- обратился пассажир к своему другу. – На что ей хлеб, если есть бананы!
Они еще немного поворчали и вернулись к обсуждению веселых снов с коровами и трубами. А электричка продолжала петлять между столбами, деревьями и давно не дымящими трубами средней полосы России. Трубы не дымились, но пассажиры были спокойны, довольны и добродушно во всему относились. А как по-другому, если в этой стране даже нищие от хлеба отказываются!