Shenannigans Кн. 4 06 Краткость

Посты. Запощу, перепощу. Всем спасибо за репост. Репост приветствуется. Что это? Сленг на основе заимствования.

Сейчас, если скажешь по правилам, «репоуст», засмеют. Покажешь транскрипцию в словаре, назовут скандальным чуваком, исключат из сообщества. Скажешь вместо «роутер» - «раутер», посчитают идиотом, неучем. Смещение самооценки малообразованного в позицию решающего как быть языку?
Погрешности транслитерации. Почему – «Стамбул»? Ведь это «Истанбул»! Константинополис – Стамполис – НеСтамполис. Понятно все это. Но местные жители ведь говорят «Истанбул»!  Это же их страна! Почему мы произносим название страны не так, как хозяева этой самой страны?  А значит не только неправильная транслитерация, а и цари причем.

А сегодня, если под фото в Инсте, больше трех сложноподчиненных предложений, чувак теряет волю к пониманию прочитанного, а то и вообще – к чтению.  Смотрит в тему, если она есть, в течение cотой доли секунды рассматривает фото, и пролистывает ваш пост, предварительно (возможно) поставив лайк за участие в ярмарке тщеславия. И если вы готовили пост в течение года, то обидно, конечно.
Ну, так а вы палец о палец не ударили, чтобы создать быстрый доступный прикол, под которым появились бы двести-триста лайков. И значит, вы не в теме. «А я хочу быть в теме», - говорите вы. И кидаетесь мэйкать некст нью пост (поуст). Что-то легкое. Чтобы охватить как можно больше подписчиков. Привлечь к чему-то, неважно к чему, главное, чтобы вас знали и помнили, а лайков было много.

***
Вообще, поколения россиян умудрились сознательно и бессознательно закрепить массу отвратительных и, совершенно очевидно, бездарных процессов и слов. И, стоп! Английские заимствования не имеют к этому никакого отношения. Англизированный сленг большей частью понятен, содержит некоторый процент системных транслитерационных ошибок, но в целом остроумен, оправдан и сокращает время изъяснения. Он является лакмусом относительной образованности, остроумия и стильности (стильности, правда, не всегда). Крики о засорении русского языка англизмами – неадекватны. В русском своего сора хватает. Не надо сваливать на заимствования основную вину. Ээх! Ребзя.
Юмор. «Жись одна, пей до дна!» - это шедевры фольклора. Это изумруды!
Сравните: пивасик! Боже мой! Какой отстой! «Вискарик». Какое безвкусное решение! Даже крупная форма не спасёт: пивас, вискарь. Уродство!
Отвращение вызывает переделывание именно слов родного языка, и мы слышим «училка», «препод», «мент», и др... «У него мать - училка», «У него отец – препод», «У него отец - мент». Эти уродства произносятся каждый  день миллионами людей, засоряя этику пространства. Только вдумайтесь: оскорблять людей, которые учат детей и следят за порядком. Что это за народ, у которого такие слова считаются нормалом? То есть, в российском обществе правит хам? Да, совершенно очевидно. Что напугает хама? Закон, ребзя! Если хам знает, что за грубое поведение посадят, он будет сдерживаться.
Надо что-то менять в правовой системе. Слишком тупо и бедно у нас одним, и очень уж удобно другим. Например, ввести смертную казнь за изнасилование. Как вам? Придушили одного насильника, и другие уже подумают можно ли так издеваться над людьми. Подбежал психолог,  говорит: таким образом проблему не решишь. Вот ведь, надо же: не решишь. А родители изнасилованной тринадцатилетней девочки так не думают. Следователь – тоже. И кто же это такие законы принимает у нас? А-а. Вот ведь как. Ээх!



Простите, но таков вес нашего сегодняшнего всего. Таково значение формата, который захватил даже старичье. Семидесятилетняя москвичка в винтажных джинсах, высунув язык, позирует на мосту, в фойе, в парке и гостиной, одна или в обществе, а потом с этими снимками бежит в ВК, Инсту и ФБ. И все! Ни тебе чеховского, ни тебе тургеневского. Ни даже на хрен тебе ильфовского-и-петровского. Да при чем тут вообще ссылка на имена классиков! Какая литература? Какое на хрен образование! Грязно послал химичку на выпускном и поехал наутро по делам. А-а-га!
Просто фотовыставка с иногда (чрезвычайно редко) удачными краткими текстами. Если в вашем посте или истории - больше двух предложений, вы никому не интересны. Вы слишком затратны по времени. Однако, если вы сняли свой зад в ареале унитаза, ваш пост перепостят, а значит лайков будет в разы больше. А? Ребзя?

Тело с красивыми ногами играет на фортепиано и постит это, зная, что в первую очередь ноги красивые, а игра на ф-но – во вторую. Обёртка. Бизнес. Понимать надо. Тренер научит понимать современный мир. Ему двадцать три года, и он закончил академию тренерства по приладке нетренеров к новой жизни. Он говорит слово «гендерный», а когда вы переспрашиваете, мол, что такое «гендерный», двадцатитрехлетний социо-на-хрен-тренер говорит вам: «Это от английского слова «генде» - пол». «А-а, gender!» - восклицаете вы, произнося [джэнда] и прощая себе небольшой налёт австралийского акцента. «Не «джэнда», а «генде»!» - поправляет вас дегенерат с высшим образованием, тряся купленным IELTS-сертификатом. И вы уходите искать людей с пониманием вещей или хотя бы с нормальным произношением.
Инстачувак с  гитарной крошкой обещает научить играть. Герла, кантрюющая на электричке, сложила ляжку на ляжку, потому что так больше народу увидит, а значит, будет и клиент, и денефка. И лайки.
Сраный лайк сегодня стал валютой, монетой, пристанищем нашего тщеславия. Мы работаем за лайки.
Мы можем неделю выдумывать оригинальщину, чтобы заработать сраных двести лайков. А потом… неделю радоваться такой удаче. Ребзя! Эй! Щёлкаю пальцами перед глазами. Вы в себе? Мы в себе?

Перестань мы сегодня работать за лайки, рухнет не только Инста. Рухнет тот инет, который сделал их нас рабов. Рухнет тот мальтшик, который сосчитал нас с нашими глупыми людскими инстинктами, страстишками, интрижками. Он сосчитал, а не мы. Почему - не мы?
И снова мама объясняет дочери: фотку положила, подписала. Жди лайков. Вот пришел первый лайк. Какое счастье.


***
Придя к выводу, что мои длинные занудные вирши, хоть в звуке, хоть в строчках нужны только мне одному, я решил что-то сделать и для людей. Тридцатисекундные клип-отчеты из необработанного сырья занимали в производстве не более пяти минут. Я выкладывал их порциями одна штука в день, и под каждой появлялось пятьдесят лайков сиюминутно. За несколько дней число подписчиков выросло вдвое, а еще за пару недель я столкнулся с дикой популярностью, причем, в области, которую никогда не разрабатывал и, по большому счету, не признавал, как сферу творческую.
Я смотрел на кучку бреда, выложенного мною под идиотским ником за месяц и вызвавшего ажиотаж, а потом шел в свои звуковые сады и рассматривал вещи, на которые потрачена жизнь. Неужели это правда? Сделал бирюльку и – герой, а записал альбом – ешь его сам? Прошли времена, когда немелкие формы были нужны? 

«Нету времени у людей слушать твои песни. Пиши краткие стишки и попошлее. Быстренько загнал их под памп и свободен. Дешево и сердито», - шептал я себе, возвращаясь в Москву.

Рассматривая этот, такой разный, город со своего балкона я успокоился.

А ещё через пару дней наступило отдохновение, и пришёл прежний настрой. Стоило только настрою закрепиться, как нарисовалась Ева.
- Привет! Как ты? – тепло и тихо произнесла она.
- Пишу панк-оперу, вернее, балет, - ответил я.
- Панк-балет. Это интересно, - отреагировала прекрасная гостья.
- Да-а, - протянул я, понимая, что «О, как я рад, что она пришла!»
- Как ты позрелел, - сухо сказала Ева, коснувшись запястьем моего виска.
Есть женщины, которые удивительно тонко действуют в такие секунды. И ты понимаешь, что только она, только она может взболтать твою кровь. Этим Ева и занялась со мной в следующие два часа.

Я лежал, свесив руку под West Hollywood Radio на Radio Garden. Звучала типичная голливудская скрипично-саксофонная сюита. Ева двигалась, едва заметно, вероятно выполняя какие-то действия во сне. Я уже потихоньку вставал, чтобы принести еще бокал вина, когда обнаружил, что кровать стоит на краю пропасти. Я только и успел, что  схватиться за выступ на спинке кровати  одной рукой, а за ничтожный, сантиметровый выступ скалы - другой. Но это не помогло. Вес тела даже для двух рук в таком положении был слишком велик. Ева спала, не подозревая, что происходило в полуметре от неё.  Руки мои соскользнули с выступа и края спинки, и я начал падать.
В этот самый момент в моем полете, со стороны воздуха, возникла Ева. Она взяла меня за шею и тряхнула так сильно, что мне стало больно и  страшно. Я посмотрел на неё возмущенно и вопросительно.
- Что случилось? Ты так кричал! – спросила испуганная Ева.
- Так ты умеешь летать? Ты умеешь летать? – изумился я.
- Я летала в твоем сне? Надеюсь, не в качестве ведьмы? – засмеялась Ева.
- Ты спасла меня от неминуемой смерти. Спасибо! - бормотал я.
- Ну, это и так понятно! Пожалуйста! – ответила Ева.
- Я падал с кровати в пропасть, а ты спала. Я принялся звать тебя, но не мог произнести ни звука! - продолжал я.
- Здорово! Предлагаю посмотреть фантастический фильм. Хватит записывать музыку. Тебе уже снятся кошмары, - сделала заявление Ева.

Я согласно кивнул с опаской поглядывая вниз. И вместо пропасти увидел простыню. "Это был сон! Слава богу!" - с облегчением подумал я.

***

Оба принялись выбирать фильм. Я очень скоро осторожно произнес слов Interstellar, и Ева сделала вид, что не услышала. У самой же на экране лэптопа появлялись «Солярис», «Пятый элемент», а позже “Back to the Future”. На “Back to the Future” Ева пошла в «Актеры и роли». А оттуда в биографию Майкла Джей Фокса. Там она пробыла ровно одну секунду и вошла в порталы Трейси Поллан.

- Я совсем забыла насколько это все-таки крутая работа, - будто себе сказала она.
Остаток дня мы провели за просмотром фотографий этой драматической голливудской пары, а потом заказали пиццу и взапой просмотрели первый и второй фильмы нашумевшей когда-то трилогии, хоть Трейси там и не было. Мы командно осудили Земекиса за его свинское поведение по отношению к Клодии, которую он заменил вполне пригодной Элизабет на роли Дженнифер, а на третьем фильме вырубились и, нарушая культуру просмотра, ворочались под крики героев на кровати, как слепые кутята. Под утро следующего дня я с закрытыми глазами сходил в туалет, выключил оборудование и рухнул в кровать, где лежала женщина-кинокритик.