Блок. Кармен. Вступление

Кармен – вступление
 
Из Примечаний к данному стихотворению в «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах» А.А. Блока:
«
     1 апреля 1913 г. Блок услышал исполнение партии Кармен гастролировавшей тогда в России Марией Гай (Дн. 1 апр. 1913 г.); см. также: Французская опера. Мария Гай. Кармен// Обозрение театров. 1910. ]1/'g 987. 9 февр. С. 11-12). По воспоминаниям М.А. Бекетовой, "оно ему понравилось, но особенно сильного впечатления он тогда не вынес" ( Бекетова I2 . С. 191).
     Летом того же года, отдыхая на берегу Бискайского залива в Гетари (Франция), расположенном недалеко от испанской границы, Блок побывал на родине Кармен. 19(6) июня 1913 г. он пишет В. Пясту: «Два раза ездили в Испанию – в San-Sebastian и Fuenter-raЬia. (... ) Вокруг нас – баскский, испанский и французский говор"; это же смешение языков, а также провинция Бискайя упоминаются и в новелле П. Мериме "Кармен").»
     В Гетари поэт увидел необыкновенной красоты молодую испанку, названную им "Perla del Oceano" – "жемчужина океана". Под впечатлением ее образа был создан первый набросок стихотворения, ставшего позднее вступлением к циклу ("Как океан меняет цвет ... ").
     Непосредственным поводом к созданию цикла послужила постановка оперы "Кармен" в театре Музыкальной драмы (премьера - 9 октября 1913 г.). Блок посмотрел спектакль осенью 1913 г. (Бекетова I2. С. 192), возможно даже в октябре, так как этим месяцем датирована переработка первоначального наброска к стих. "Как океан меняет цвет ... ".
     Цикл посвящен одной из исполнительниц партии Кармен в театре Музыкальной драмы – Любови Александровне Андреевой (урожд. Тищинская, по сцене Дельмас, 1879-1969).
     …Сохранился рассказ Л.А. Дельмас о работе над образом Кармен. «В 1913 году, – вспоминает мемуаристка, – я была приглашена для роли Кармен. ( ... ) Я только что возвратилась из Парижа, где на родине Мериме и Бизе посмотрела всех Кармен. Французские Кармен меня огорчили и разочаровали. Одной красивой позы без внутреннего огня мало для Кармен. В них не было ни загадочной таинственности, ни реализма, ни "бури цыганских страстей". Пусть смутно, но мне рисовался иной тип яростной, вольной цыганки. ( ... ) Моя жизнь в то время была на распутье: что-то во мне бунтовало ( ... ). Полный душевный разлад ( ... ). Поступив в театр, который открыл для меня совершенно новые художественные традиции, я погрузилась вся в работу». Дельмас Л.А. "Мой голос для тебя ... ". Воспоминания // Аврора. 1971. №1. С. 66).
     [
     «
     …Сбылась моя мечта – я нашла такой театр, которому могла отдать все мое существо, забыв все на свете.
     …Доводим до последней репетиции, начинаю выступления. Афиша – надо ее оправдать. Тревожно – как совладать с порывами сердца. 
     После двух-трех выступлений в «Кармен» получаю письмо (14 февраля 1914 года) – чудесный конверт с печатью А. Б. и роскошный букет красных роз.
     Вскрываю, почему-то волнуясь перечитываю восторженный отзыв о Кармен. «Я смотрю на Вас в «Кармен» третий раз, и волнение мое растет с каждым разом...» и т. д.
     После каждого выступления в «Кармен» – розы, письмо, стихи.
     2 марта: «Не осудите меня и не примите за наглость то, что я пишу Вам ...»
     12 марта – опять письмо: «Прошу Вас, снимитесь наконец в роли и также без грима…»  Подпись «Ваш поклонник».
     В один из вечеров я не пела, но была в театре. Там встретила дирижера Малыю, который вдруг схватил меня за руки и с восторгом сказал: «А вы знаете, что в вас влюблен известный поэт Александр Блок, он сейчас в театре, хотите – я вас с ним познакомлю, он очень интересный, с такими чудными глазами». Я не из робких была, но почему-то смутилась, вскрикнув: «Не хочу, не хочу!»

[
     Блок. Из записной книжки:
     «…Вечером иду, волнуясь, в «Парсифаля». В первом антракте говорю с Н. А. Малько. Спрашиваю его, знает ли он ее. Он знаком. – «Если хотите, я вас познакомлю». Второй антракт мы опять говорим с ним. Я сажусь, уже занавес поднят (старец и Кундри у молодого деревца). Он проходит мимо меня в первый ряд, трогает меня за плечо и говорит мне на ухо: «Андреева-Дельмас хотела с вами познакомиться». Я почти перестаю слушать, верчусь. Через несколько минут нахожу ее глазами – она сидит сзади и правее меня. Во время перерыва (залу не освещают) она выходит, и я вижу, узнаю со спины это все чувствующее движение бесконечно дорогих уже мне плеч. Я досиживаю, думаю: ушла. Конец, я выбегаю, она сидит у лестницы с кем-то (актером?).
     Я пробегаю мимо, одеваюсь, выхожу, тороплюсь по Офицерской. Встреча с Вас. Гиппиусом, который, по-видимому, замечает во мне неладное. Хожу против ее подъезда. Подъезжает автомобиль, выходят мужчина с дамой. Нет, еще буду ждать. Идут двое, а сзади них – одна. Подходя к подъезду, я вижу, что она хочет обогнать переднюю пару и пройти скорее. Да, и оглядывается в мою сторону. Вся – чуткость. Швейцар бежит поднимать лифт. Через минуту на мгновение загорается, потом гаснет первое окно – самое верхнее и самое крайнее (5-й этаж). Я стою у стены дураком, смотря вверх. Окна опять слепые. Я дома – в восторге. Я боюсь знакомиться с ней.   Но так не кончится, еще что-то будет.
     »

     Из Примечаний к стихотворению «Среди поклонников Кармен…» в «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах» А.А. Блока:
     «
     26 марта Блок отметил в записной книжке: "Ужасный вечер. Она приходит в первом антракте "Богемы". С ней – легион" (ЗК. С. 220).
     »
     После этого «ужасного вечера», понаблюдав за легионом ее поклонников,  Блок решился отправить Дельмас свои стихи: «"Если Вы позволите посвятить Вам эти новые стихи, Вы доставите мне величайшую честь. Мне жаль, что я должен просить Вас принять мое бедное посвящение, но я решаюсь просить Вас об этом только потому, что, как ни бедны мои стихи, я выражаю в них лучшее, что могу выразить".»
     ]

     …Я всегда любила стихи, знала их достаточно. Признанаться откровенно – А. Блока никогда не видела, но стихи его некоторые зналa. Иногда задумывалась: почему в них часто такая грусть, такал Глубокая печаль, но не светлая, как у моего любимого АJiександра Сергеевича Пушкина. Вероятно, у него трудная жизнь?
26 марта. Письмо, книги, первые посвященные мне стихи. «Простите мне мою дерзость и навязвость... как ни бедны мои стихи, я выражаю в них лучшее, что могу выразить...»
     Так я получила «Как океан меняет цвет…» и «Сердитый взор бесцветных глаз…»
27 марта: «Сегодня я решился позвонить Вам по телефону, чтобы попросить представиться Вам...» и т. д. Оставил, номер телефона и просьбу позвонить. Присланы розы, опять розы – эмблема красоты, радости жизни, «восторга любви и счастья обладанья. («Роза и Крест» А. Б.).
     Прихожу домой поздно, во втором часу ночи, звоню по указанному телефону. Отвечает мне робкий голос: «Хочу увидеть и познакомиться с вами». Уcловилиcь встретиться.
     …Страшно волнуясь, ожидаю на лестнице его прихода. Чувствую, что это он. Очень молодо, нервно вбегает вбегает ко мне, целует руку и молчит. Я тоже молчу. Весь облик поэта меня поразил: блондин, здоровый цвет лица, высокий, прекрасный лоб, пепельные кудри с золотым оттенком, смело очерченный замкнутый рот, очень красивый; глаза – лиловые васильки, подернутые мечтательной грустью, с большим любопытством и жадностью рассматриваюшие меня. Волевое, умное выражение его лица и далее всегда было зорким, будто видел он человеческую душу.
     Долго молчали, оба сконфуженные, не могли освободиться от первоначального смущения – трудно было заговорить о настоящем. Хотелось до мельчайших подробностей рассмотреть черты лица друг друга. Видя его скованность, я прерываю молчание и предлагаю посидеть и поговорить о том, что его во мне интересует. Ничего из этого не вышло, кроме нескольких незнчаших фраз относительно того, как я отношусь к критике.
     Мне всегда казалось, что поэт – это нежный инструмент и прикоснуться к нему можно толыю с очень чуткой душой. Понемногу стало проходить скованное состояние, и мы разговорились Александр Александрович казался мне очень замкиутым и неприступным, но со временем я узнала его и другим, светлым, свободным.
Без сердечного волнения не могу вспомнить эту первую полубезмолвную встречу...
     И вот мы с ним стали часто встречаться. Улицы, улицы, сколько было бесед! Темная Нева. Весна, и бурная, и тихая, и все по-разному. Все синий, синий край.
При повышенной впечатлительности он иногда со мной мрачнел, таил свои мысли, с ним становилось трудно – так хотелось снять с него нависшую тяжесть, сложность жизни. Я же совсем была иная. Буйные порывы мне свойственны, мрачное и тяжелое мне было непонятно. Я любила радость жизни. Не скрою, что жизнь меня баловала: я чувствовал всегда крылья, хорошее настроение не покидало меня и окрыляло.
     Я гордилась его дружбой, как и он. Часто говорил: «Пойдемте вместе. Я хочу погордиться вами. Завтра опять получу письмо от барышни: «Видели Вас с дамою, у нее рыжие волосы».
     … Помню «Соловьиный сад». На книжке, мне подаренной, надписал: «Той, которая поет в Соловьином саду».
     … Однажды, стол на мосту перед его домом, – «Мост вздохов», как назвал его А. Б., – я увидела в открытое окно А. Б., склоненного над столом в минуту творчества.
     Вдруг он вскочил, решительно поставил поставил точку, оглянулся и увидел меня. Лицо его горело, глаза блистали. Он, очевидно, переживал написанное. Пауза. Ласково позвав меня к себе, он сообщил, что писал поэму «Возмездие». Я очень волновалась, думал, что невольно нарушила его вдохновение, но оказалось, что нет.  Он был рад встрече.
     …Последняя встреча с Блоком. Шел трудный 1921 год. Жизнь еще не вошла в свою колею, давали о себе знать годы войны, разрухи. Блок умирал. На душе тревожно и безотчетно грустно: уходит поэт, уходит весна, розы, вербы, колосья…
     На дворе знойный, сухой август. Безумно тягостно ожидание. Мне звонят из квартиры Блока, сообщают о его состоянии. И вот последний звонок: «Ал. Ал. хотел Вас видеть».
     Знакомая квартира. Заплаканные лица матери, жены. Дверь в комнату, где лежит Ал. Ал., приоткрыта. МатЬ приоткрывает ее тихонько, и я вижу до неузнаваемости изменившееся лицо. Исхудалый, иссохший, с мученическим выражением лица, он лежит, в полузабытьи, и губы его что-то шепчут.
     Приоткрыл глаза, может, увидел меня, перекрестил. Еле слышно губы прошептали: «О господи!»
     Позднее мать прислала последнюю записку А. Б.  Вот текст ее:
     «Ночь с 4 на 5 января. Странно. Теnерь она входит в жизнь – точно я жить уже и без (нее) не могу.
     Камелия – тоже странный цветок. Розовый. Она раскрыта, а рядом – тяжелый нераскрытый бутон – с шумом падает на пол, так что пугает (3а спиной).
     И совсем раскрытый цветок тоже падает на пол. Господи, принимаю покорно и эту любовь, вторую и последнюю – для нее и для меня, – которую Ты даешь.»
     »
     Смерть 30 апреля 1969 года помешала Любови Александровне Дельмас закончить свои воспоминания…
     ]

     В отзывах на постановку Л.А. Дельмас почти не упоминалась, это объясняется тем, что премьершей была другая исполнительница –  М.С. Давыдова (ЛН. Т. 92. Кн. 4. С. 580).
     …Как свидетельствует М.А. Бекетова, "сезон 1913-14 года ознаменовался" для Блока «новой встречей и увлечением ( ... ) он увидел в роли Кармен ( ... ) Любовь Александровну Дельмас и был сразу охвачен стихийным обаянием ее исполнения и соответствием всего ее облика с типом обольстительной и неукротимой испанской цыганки» (Бекетова /. С. 191-192).
     Так же как и тетка, мать поэта, сообщая одной из своих корреспонденток о новом увлечении сына, подчеркивает неразрывную связь в сознании Блока в то время, когда писался цикл, образа новой возлюбленной с созданным ею на сцене образом Кармен: "А Саша ( ... ) полюбил Кармен. Он ее так и полюбил во время представления в Музыкальной драме, во время ее воплощения Кармен ( ... ) А теперь уже и катанья, и гулянья, и цветы. И целые дни заняты ею. А она опять стихийная" (ЛН. Т. 92. Кн. 3. С. 431).
     [
     Упомяну и реплику Любови Дмитриевной по поводу Дельмас:
     «…и только ослепительная, солнечная жизнерадостность Кармен победила все  травмы и только с ней узнал Блок желанный синтез и той и другой любви…»
           (Л. Д. Блок. «И быль и небылицы о Блоке и о себе»)
     ]
     …Весь март 1914 г. Блок погружен в атмосферу "Кармен". Он перечитывает новеллу Мериме (ЗК. С. 208), покупает оперное либретто (ЗК. С. 213), в музыкальных магазинах ищет фотографии Дельмас в роли Кармен, посещает спектакли театра Музыкальной драмы и ожидает Дельмас у ее дома после спектаклей.
     18 марта 1914 г., написав второе стихотворение, навеянное Кармен ("Бушует снежная весна ... "), поэт решил создать цикл и посвятить его Дельмас.  Восстанавливая в записной книжке события марта 1914 г., связанные с Любовью Александровной, Блок записал: «18 марта ( ... ) Да, я напишу цикл стихов и буду просить принять от меня посвящение» (ЗК. С. 219).
     27 марта 1914 г., посылая Дельмас несколько стихотворений из будущего цикла, поэт писал: «Если Вы позволите посвятить Вам эти новые стихи, Вы доставите мне величайшую честь. Мне жаль, что я должен просить Вас принять мое бедное посвящение, но я решаюсь просить Вас об этом только потому, что, как ни бедны мои стихи, я выражаю в них лучшее, что могу выразить». (СС-88. С. 436 с неточной датой 22 марта; см.: Звезда. 1970 . №11. С. 192).
     28 марта состоялось знакомство Дельмас и Блока, а 30 марта на театральном диспуте, организованном журналом "Любовь к трем апельсинам", Блок сообщает Дельмас о намерении опубликовать цикл с посвящением: «Я хочу печатать так: Посвящается Любови Александровне [Андреевой]-Дельмас и больше ничего без "певице" или "артистке", потому что стихи посвящаются не только певице и артистке» (ЛН. Т. 92. Кн. 4. С. 589; впервые опубл. в статье: Горелов А. Цикл "Кармен" Александра Блока// Звезда. 1969. №11. С. 191, с ошибочным пояснением как посвящение для публикации в ЛТА).
     Образ героини цикла восходит одновременно к нескольким источникам.   Литературный источник – новелла П. Мериме "Кармен"…  Другим источником является оперное либретто… И, наконец, последний и самый важный источник – сценическое воплощение этого образа Л.А. Дельмас в театре Музыкальной драмы.
На образ Кармен, сложившийся у Блока, оказала влияние и трактовка оперы Бизе Фр. Ницше. «Тема оперы, – считал он, – заимствует у Мериме логику – страсти, ее прямой ход, ее непоколебимую необходимость. ( ... ) И наконец - любовь, любовь настоящая. ( ... ) любовь во всей ее фатальности, ужасе, откровенности, ярости,  дикости (... ) Я не знаю, где трагический дух, который есть сущность любви, выражался бы с такой суровостью и в такой трагической форме, как в этом крике Дона Хозе, которым оканчивается опера" (Ницше Фр. Вагнеранский вопрос. Киев, 1899. С. 7-8; отзыв Ницше приводится в кн.: Энгель Ю. Кармен. С. 6).
     …Составляя в 1920 г. пояснительную записку к "Двенадцати", поэт определил место цикла в своем творчестве (СС-8(3). С. 474).
     [
     "…в январе 1918 года я последний раз отдался стихии не менее слепо, чем в январе 1907 или в марте 1914. Оттого я и не отрекаюсь от написанного тогда, что оно было писано в согласии со стихией…"
     ]
     »