Глава 19 Цена вечности

Наконец-то Меркулов избавился от гнетущего чувства страха за чужие жизни: бомба обезврежена. Граждане высотки могут больше не опасаться вздорного хранителя. Шутка сказать, двадцать тысяч жизней находились в руках одного не совсем адекватного человека! Поражала и одновременно злила глупая готовность населения стратосферы к неминуемой смерти. Меркулов собой гордился, он впервые сделал что-то хорошее. Хотя, конечно, он ничего не помнил из прошлых подвигов, но чувствовал, что поступает правильно.

Конечно, в другой жизни он был преступником, и как всякий преступник заботился только о личных выгодах против общественных. Но в его душе этот махровый эгоизм трансформировался в нечто новое, в этакий крюшон из его собственных представлений о всеобщей справедливости и его желаний. А они, должен заметить, отличались особенным изыском. Он не нуждался в пошлых удовольствиях низкого сословия: любовницы, еда, тщеславие, власть, наконец. Не-а. В конце-концов, он когда-то служил в гвардии императора. Плебейские радости в этой среде считались дурным тоном. А презрение, сами знаете, нечто весьма болезненное, от него нельзя избавиться за просто так. Эта субстанция, пардон, прилипчива. Посему он изобрёл ещё в Катковском лицее особую моду: сложные аферы. Вот где истинное удовольствие, с которым никак не могут сравниться мелкие радости примитивного обывателя. А как не мелкие? Коим образом этот организм (организм, конечно, в кавычках) может придумать что-то стоящее, когда все его извилины, как у спаниеля, смотрят в миску с кормом. Меркулов не нуждался во всеобщем восхищении, отнюдь. Что в этом интересного – редкая пошлятина. Он страдал (если это можно, конечно, назвать страданием) эмоциональным вуайеризмом. Ему нравилось подсматривать за чувствами обманутых им людей. Меркулов, как иллюзионист, устраивал грандиозное представление, чтобы люди удостоверились в своей наивности. А потом радовался их прозрению. Плохо это или хорошо – он не задумывался, так как никогда не строил планов. А раз так, то зачем беспокоиться о последствиях. О последствиях беспокоятся только трусы. А таким он себя никак не полагал.

В чём выгода тогда от этого «нравственного вуайеризма»? – спросит многомудрый читатель. А вот на этот вопрос невозможно найти ответ мгновенно. Требуется детальное исследование всех поступков Меркулова, часть личности которого, к сожалению, исчезла в разреженном воздухе стратосферы. Но, к счастью, у нас есть возможность исследовать его теперешнюю жизнь, чтобы понять истинные мотивы поступков Меркулова. И зная их, может быть, мы не окажемся наивными участниками описанных событий в настоящей жизни.

После плодотворного попивания кофе в компании с Галиной Сергеевной Мара приободрилась. Наконец перед ней образовался вполне себе такой понятный проспект, по которому можно идти, не опасаюсь за правила движения. Она, как ветеран таможни, привыкла к военному порядку, в котором всё подчиняется уставу. Всякие там хитросплетения полагала за происки контрабандистов, которые нужно пресекать любым законным, а иногда и не очень, способом.

А что? Теперь ей нужно встретиться с женой Зыбина и убедить её привлечь внимание генерала к возмутительному борделю венерианцев, которые будут в открытую шпионить за работой академика Плещеева. Охрана имперских разработок – это его прямая обязанность, или какой он, к чертям, руководитель ЦУП! Только он имеет полномочия против Венеры. Аристов здесь не помощник, и к тому же, по слухам, его Нора после кардинального омоложения предпочитает изображать откровенную дуру, чтобы, не дай бог, в ней не разглядели почтенную даму. Берта, в отличие от неё, не занимается любительским театром.

Но для начала Мара решила посоветоваться с Гришей, мнение которого очень дорожила. Поэтому бросив грызохвосту солидную порцию ящериц, чтобы не мешал беседе, она пригласила Меркулова в свой кабинет.

– Григорий Михайлович, у меня к тебе приватный разговор.

– Приватный? Занятно. И в чём приватность поселилась?

– Шутишь? А напрасно. Ты лучше скажи мне, что собираешься делать с населением?

– А что не так? Мне кажется, что все только довольны.

– Подожди, это ненадолго. Пять лет и жильцы взвоют от нервов.

– Зачем беспокоиться. Уйма времени, их ещё прожить нужно.

– Миг, и уже рядом. Твоё беспамятство меня всё больше беспокоит. Не успеем оглянуться, а в каждом коридоре скандал.

– Так для этого я и открыл бордель! Теперь есть куда направить отрицательную энергию.

– Ты чего-то не понимаешь. Через пять лет малыши станут школьниками, а школьники взрослыми. Только старики никуда не денуться.

– Какие такие старики? Я здесь не видел никого.

– Иди к окну, – она нажала рычаг и убрала в стороны широкие алюминиевые жалюзи. – Что видишь?

– Галёрку, обычное дело. Носки вяжут.

– Кто?

– Женщины. И что такого?

– Им минимум по четыреста лет.

– Что-о?

Действительно, было отчего подпрыгнуть: рядом с подъездом на садовых скамеечках расположились с вязанием аппетитные такие дамочки, которым больше тридцати лет и трудно предположить. Рядом со смехом катались на плазменных самокатах малыши, гадили стратосферные голуби на покрытый шершавой резиной тротуар. В общем, всё как обычно.

– Мара, шутить изволишь?

– Ага, с крендельком. У нас, если кто и умирает, так только от несчастного случая. Результат омоложения – теперь понимаешь?

– Пока не очень.

– Где селить будем подрастающее поколение? Наши семьи рожают каждый год 1200 малышей. Спорт у них такой. Умножаем на пять. Что получилось – шесть тысяч. Это при том, что никто не умер! Куда селить граждан будем, когда у нас предел 20 000?

– Дела… И куда девали до сих пор?

– А ты как будто не знаешь! А хранитель на что? Позитронный взрыв и чистый канат. Вот тебе и новая высотка. Строительство, рабочие места, жизнь по новой закрутилась.

– Я так понимаю, избыток переселяет на освободившийся трос. Тогда в чём задержка? Вот тебе и жизнь, а вот и смерть.

– Гришенька, что с тобой? Ну нельзя же таким бараном быть! Мы теперь независимые. Кто захочет за нас умирать? Теперь сами должны справиться. Ну я уверена, ты что-нибудь придумаешь.

– Мара, душа моя, вот люблю умных женщин. От тебя все мысли как-то гурьбой враскоряку пошли. Это ведь надо, такие цифры. Тут у кого хочешь, арифметика взорвётся. 1200 граждан в год! С ума сойти. Да-а, прав был Радж Капур, с таким наплывом никакой распылитель не справиться. У него все конденсаторы сдохнут. А что, если на Землю? Ах да, там верная смерть в мучениях. Я чувствую себя Лобачевским. Но ведь время ещё есть?

– Есть. А тут ещё эти венерианцы приплелись.

– Так, может быть, их жукам скормить? Ах да – как-то не гуманно.

– Понимаешь, Гришенька, за вечность нужно платить. Для этого и придумали позитронную бомбу. Вспышка, и нет тебя без всяких мучений.

– Ну как же дети?

– Все тебе, конечно, благодарны. Это бесспорный факт. Остаётся понять, что с этим безобразием делать?

Наверное, впервые Меркулов по-настоящему вгляделся в лицо Мары Филипповны. Ему впервые пришла в голову очевидная мысль. Уж очень она хорошо выглядит мамзель для своих лет. Даже слишком. Всё у неё какое-то новое. Даже крохотные мимические морщинки вокруг глаз теперь казались произведением искусства. Такие своевременные, что прятать нет нужды.

«Интересно, а сколько тебе лет, мадам Макропулос? Я наверняка рядом с тобой сопливый маслёнок. Хрусть, и нет меня. А у тебя вечность в запасе», – подумалось Меркулову, но вслух сказал другое:

– Вот именно – безобразием! Вот что, Мара Филипповна, хочешь сказать, что бордель не нравится? Ну ты ведь знаешь, здесь я без власти. Черкасов настоял, прилип, как циакрин, в молекулы приник, под самую селезёнку. Сделай ему бордель для эфоров, и всё тут. Убеждён, что и ему не понравится перенаселение. Позволь с ним порешать вопрос?

– Всё-таки хочешь жуков кормить? Ладно они, но нам зачем такая живодёрня?

– Ага, а позитроны гуманнее? Хотя, извини, точно – гуманнее. Чик, как говорит Парамарибо, и всё.

– Значит, знал? А голову морочил?

– Как тебе сказать, только сейчас познакомился с цифрами. И они меня сразили. Особенно эти бабушенции со спицами.

При слове "бабушенции" Мара подобрала губы, но решила не заострять внимания на неприятном плакате. Именно этого молодёжного пренебрежения к возрасту ей и не хватало, именно он и нравился ей в Меркулове. Эта бесшабашность, безбашенность, можно сказать, чего у неё давно не случалось. Если и трепетал когда-то огонёк, так давно погас под бременем прожитых лет и событий. При последнем омоложении она намеренно попросила врача придать её глазам блеск молодости, блеск-то он прибавил, но молодость не вернул. Оттого что она живёт не в глазах, а в душе. А там давно веяли ветры пустыни. Если и пробегала какая ящерица, то только затем, чтобы схватить очередное насекомое и тут же спрятаться с добычей под слоем песка. Сейчас этой добычей был Меркулов, и она всё готова была положить на алтарь сдохших чувств, чтобы как можно дольше ощущать в пасти трепетание очередной жертвы.

– Гришенька, с тобой всё в порядке? Что тебе сделали эти несчастные женщины? Они теперь в полной твое й власти. Ты это понимаешь? – при этих словах Мара жалобно посмотрела в глаза Меркулову, пытаясь вызвать сочувствие.

– Я тут казино придумал открыть. Раз уж ты говоришь, что все взорвутся, так вот ещё одна отдушина для разрядки, – произнёс заготовленную фразу Меркулов, думая в это время о демографии.

– Где, дорогой?

– Лучше храма «Всех святых» и не найдёшь. Самое эффектное здание.

– А чем концертный зал тебе плох?

– Неустроенно там всё как-то. Дом культуры напоминает. Интима нет. А здесь место намоленное. Граждане привыкли к жертвам. Полный аншлюс. Соитие с богом азарта.

– Пафнутий знает?

– Надеялся на твою помощь. Мужчина он непростой, хоккеист как-никак. Нужно подготовить.

– И зачем?

– Есть одна призрачная идейка, как нам справиться с наплывом младенцев. И очень эффективная, но требуется детальная проработка. Ты ведь мне доверяешь?

– Конечно, Гришенька. А как иначе, – с материнской заботой в голосе согласилась Мара, внутренне радуясь новому экзотическому для неё чувству: новаторская идея с казино в храме Пафнутия ей показалась просто замечательной. В это мгновение в дверь просунулась игольчатая кисточка грызохвоста. Следом обнаружился сам Ипполит. Облизывая с морды кровь ящериц фиолетовым языком, он довольно икнул. Проходя мимо Меркулова фамильярно ударил мускулистым крупом под ноги, затем тяжело грохнулся рядом с креслом Мары, щёлкнув о паркет острыми когтями шести лап. Она привычным движением почесала прыщавые уши.

– Фыря…

– Ур-р, – издал Ипполит, сделав гимнастический хвост с торчащей в разные стороны метёлкой из ядовитых иголок.


23. Катковский лицей – впоследствии МГИМО

24. ЦУП – Центр Управления Планетами, организация, регулирующая взаимоотношения Империи Архонтов с цивилизациями, населяющими планетарную систему Солнца.

25. Элина Макропулос – героиня повести Карела Чапека "Средство Макропулоса", принимающая время от времени эликсир вечной жизни. Ну этой даме трудновато соревноваться с Марой Филипповной: всё-таки управдом стратосферной высотки.

_______________________________________________

Глава 18 Женская солидарность http://proza.ru/2023/10/21/343

Подписывайтесь на дзен-канал ГИПЕРПАНК
Ссылка внизу страницы автора