Дрожки

Одной из достопримечательностей местечка, несомненно, были конные дрожки, известные в народе как пролётки. Мало кто ими пользовался, поскольку вообще-то здесь все близко, но иногда были и более длительные поездки, например на вокзал. Как ни странно, находился   он как минимум в десяти километрах отсюда.
  На пoстое обычно стояли три, самое большее, четыре дрожки. Извозчики, сгорбившиеся от долгого ожидания клиентов, сидели на высоких сиденьях почти всегда с кнутом в руке и сигаретой во рту. Иногда собирались на тротуаре и о чем-то говорили приглушенным голосом. Лошади тоже казались сгорбленными, уставшими стоять, только время от времени приподнимали немного одну ногу и стучали подковой по мостовой. В холодные дни набрасывали им на спины старые одеяла, чтобы защитить от холода. Часто под пасть лошади подвешивали матерчатый мешок с кормом. Мальчику это казалось совершенно обычным, не имеющим большого значения. Так же, как различать лошадей: вороных, каштановых, буланых, гнедых, яблочных. Больше всего ему нравились гнедые, темно-коричневые, с черными ногами, частично черной шеей и спиной, черными гривой и хвостом. Однажды, однако, с удивлением заметил, что его школьные друзья из города не знают, что такое таратайка, подпорка или удило, и их совершенно не интересуют конские масти.
   Сами дрожки, несомненно, были еще довоенного производства. Имели колеса с железными обручами, которые громко дребезжали при движении. Шины, аналогичные автомобильным, только входили в моду, были дорогими и мало кто мог их себе позволить. В задней части  пролётки находился складной навес, который можно было поднять во время дождя. Мальчик пожалел, что ни разу не путешествовал с разложенном и залитом проливным дождем кузовом. Это был бы действительно увлекательный опыт. Особенно ему понравился первый момент постановки ноги на ступеньку, когда пролётка слегка прогнувала, как будто махнула и открыла свою внутренность. Входил и садился на покрытое одеялом сиденье. Потом вдыхал  запах нескольких десятков лет перевозки – тысяч, десятков тысяч? – разных людей, запах извозчика и запах лошади. Представлял, кем мог быть последний пассажир дрожки, создавал свою историю, пытался угадать, что он чувствовал и что замечал по дороге.
   И наконец путешествие началось. Копыта отбивали ритм, колеса лязгали в такт, извозчик цокал языком и щелкал кнутом, но чаще всего ограничивался довольно вялым покачиванием поводьев. Лошади шли, как хотели, в этом тоже была своя прелесть. Когда езда затягивалась, мальчик закрыaл глаза и, убаюканный ровным покачиванием дрожки, чувствовал, что что-то подняло его и понесло неизвестно куда. Не раз открывал он один глаз и видел над собой небо с медленно движущимися облаками. Больше ничего. Звуки, образы и все остальные ощущения соединялись в гармоничное целое потустороннего мира, через который он протекал. Хотел, чтобы это состояние длилось и длилось вечно.
    Однако бывали дни, когда дрожки стояли неподвижно одна за другой, темные и молчаливые. Производили впечатление огромных, исхудавших птиц со сломанными крыльями или неуклюжих древних животных, уставших от одного своего существования и способных в любой момент превратиться в прах. Ветер рвал порваные покрывала и фалды пальто, развевал хвосты и гривы. Сбившиеся в кучу извозчики, словно бесформенные наросты, раскачивались на сиденьях, полуоглушённые, полусознательные. Можно подумать, что они находились в таком состоянии на протяжении тысячелетий или даже дольше, ожидая кого-то или чего-то, чтобы двинуться один Бог знает где и ехать, ехать навсегда.
    Мальчик в это время не подходил к ним. Он боялся, что, попав в дрожку, не сможет выйти и будет путешествовать по пустынному пространству всю оставшуюся жизнь, а то и дольше. Много раз видел ее во сне, чувствовал ее горький вкус.