Парусина Платона на новый лад

(Или «Парус, порвали парус! Каюсь, каюсь, каюсь...»)

Формально парусина та не Платона, а платоновского Парменида, но, понятно, что за Парменида в произведении Платона говорит сам автор. Он же там самый умный, а авторы как раз на эту роль обычно всегда и претендуют. Так вот цитата:

— Славно, Сократ, — сказал Парменид, — помещаешь ты единое и тождественное одновременно во многих местах, все равно как если бы, покрыв многих людей одною парусиною, ты стал утверждать, что единое все целиком находится над многими. Или смысл о твоих слов не таков?
— Пожалуй, таков, — сказал Сократ.
— Так вся ли парусина будет над каждым или над одним — одна, над другим — другая ее часть?
— Только часть.

Честно говоря, рассуждение Платона выглядит надуманным и манипулирующим. Он буквально внушает Сократу удобное для себя рассуждение. Поделил целое на части и запутывает бедному Сократу голову в то время как целое на самом деле не делится на части. Целое части имеет, но это не приводит к разрыву целого на куски, так как иначе это было бы уже не целое. Суть целого как раз в том, что оно единое, а не многое.

Парусину Платона легко переделать правильным образом. Достаточно заменить «над многими» на следующую фразу: «единое все целиком находится у многих». И далее: «Так вся ли парусина будет у каждого или у одного — одна, у другого — другая ее часть»?

Ответ очевиден. У каждого будет одна и та же, целая парусина, так как парусина неразрывна, едина. Вот если ее порвать на части – тогда другое дело. Тогда будет уже не единое, а многое, и у каждого будет свой отдельный кусок.

Надо сказать, что доказывая, что единое не существует Платон превзошел всех в своем волюнтаризме, постоянно выдавая желаемое за действительное. Шел напролом. Поэтому смысла вчитываться в его рассуждения смысла не имеет. Он «врет» непрерывно, преследую свои цели. Что меня несколько утешает, так это признание за бытием «настоящего времени». «Есть» причастно настоящему времени. Это значит, что и бытие причастно настоящему времени – уже хорошо, что это сказано явно.

Парменид. Далее, слова «будет», «будет становиться», «станет» не указывают ли на причастность времени, которое еще только должно наступить?
Аристотель. Да.
Парменид. А слова «есть», «становится» на причастность настоящему времени? 
Аристотель. Именно так.

Но так как Платон лишает единого вообще всего окружения и любой причастности, но такое единое у него даже и не существует. Собственно, что хотел – то и «доказал» в кавычках. Хотел бы другого – доказал бы другое...

Что он и делает, доказывая, что единое существует потому, что существует, хотя доказательства здесь никакого нет, а есть просто тавтология. Но «единое есть существующее» – это уже многое, чего Платон и добивался.

Парменид. Что же далее? Каждая из этих двух частей существующего единого — именно единое и бытие, может ли оставаться особняком: единое без бытия как своей части, и бытие без единого как своей части?
Аристотель. Нет, не может.
Парменид. Следовательно, каждая из этих двух частей в свою очередь содержит и единое и бытие, и любая часть опять-таки образуется по крайней мере из двух частей; и на том же основании все, чему предстоит стать частью, всегда точно таким же образом будет иметь обе эти части, ибо единое всегда содержит бытие, а бытие — единое, так что оно неизбежно никогда не бывает единым, коль скоро оно всегда становится двумя.
Аристотель. Совершенно верно.
Парменид. Что ж, существующее единое не представляет ли собой, таким образом, бесконечное множество?
Аристотель. Выходит, так.
Парменид. Подойди к вопросу еще и следующим  образом.
Аристотель. Каким?
Парменид. Не утверждаем ли мы, что единое причастно бытию, благодаря чему и существует?
Аристотель. Да.
Парменид. И именно поэтому существующее  единое оказалось многим.
Аристотель. Так.

Вот пожалуйста – существующее единое оказывается многим. Причем дичайшим образом, который я мог бы ожидать от Гегеля, но не от древнегреческого философа. Хотя... Гегель, тот еще помучился со своим бытием и ничто, тождество, различия искал. А Платон и мучиться не стал – сразу в бесконечное множество целое отправил и был таков...

Хорошо, что не просто единое стало многим, а хотя бы существующее единое. Тем не менее, белое черное, равное черному белому меня нисколько не удовлетворяет – типичное противоречие по Канту! Поэтому такая философия меня точно не устраивает. Есть гораздо более убедительный способ связать одно, единое со многим, не называя его при этом многим – это целое. Онтология определенности именно так и поступает.