Намиб. пустыня жизни моей. Глава 4

Глава 4

Первым, что начало доходить до сознания Сида было ощущение влаги на лице. Тонкая струйка воды проливалась откуда-то сверху и, не попадая на пересохшие губы, стекала по щеке куда-то вниз, за шею. Затем он осознал, что лежит на спине и как-то немного наклоненным вправо, а голова, наоборот, повернута влево. Ощутил тяжесть на обеих голенях. Попытался пошевелить ногами. Не удалось. Но он их чувствовал, а значит, как-то мог передвигаться.

На смену туману в голове, медленно, но неотвратимо, наступала тупая боль. Не открывая глаз, зажмурился. Показалось, что боль немного отступила. Во рту пересохло, хотелось пить. Повернул лицо, подставляя открытый рот под струю воды. Только в этот момент ощутил маленькие крупинки песка на языке. Снова повернул голову в лево, сплюнул. Пил жадно. Вкус воды — какой-то очень чистый, небесный. Несколько глотков придали сил, пробудили разум. «Я жив!.. Интересно, насколько?», — промелькнул странный вопрос. Наконец попробовал открыть глаза.
Там, где он находился, а где он находился было совсем непонятно, справа от него полумрак прорезала яркая полоса света из щели в корпусе самолета. Над головой висели какие-то разноцветные провода, шланги и пустые кожухи. «Значит все еще в самолете», — заключил разум.

Было сыро и душно. Повернул голову в сторону щели. Она была совсем узкой и рассмотреть, что снаружи ему не удалось. Что-то белесое там, снаружи… Зато он увидел, прямо рядом с собой перевернутое верх тормашками пассажирское кресло, а под ним — большую сумку, лежащую дном к лицу Сида. Оно было распорото, как будто кто-то специально острым ножом или бритвой прошелся вдоль от края до края. Дно напоминало вспоротый живот, а вещи, частично вывалившиеся из него, —внутренности. Сид заметил на них кровь. И только в этот момент он ощутил острую боль в правом предплечье. Всем корпусом поддался влево. Левой рукой потянулся туда, где сильно болело. Пальцы коснулись чего-то густого и липкого. Тут же боль пронзила все предплечье. Он застонал. Отдернул руку, поднес ладонь к лицу. Пальцы были в крови и песке. «Жив, но ранен, — подумал Сид, — Что произошло? Ах, да! Мы падали… Потом я полетел куда-то назад, в хвостовую часть самолета, а прямо на меня — кресло… Вот это самое кресло?! Пролетело мимо… Потом я, наверное, обо что-то сильно ударился и все… Ничего не помню. Что это за тяжесть?».

Осторожно попробовал поднять голову. Она все еще ужасно болела. Пересилил боль, все же поднял. Струйка воды теперь приятной свежестью лилась ему на волосы и стекала по затылку к шее, под воротник. От этого становилось как-то легче. Огляделся.

Кругом валялись одежда, обувь, пластиковые бутылки из-под воды, одноразовая посуда. С потолка свисали кислородные маски. Кое-где, обшивка разломилась и из этих разломов клочьями свисал утеплитель. На креслах, что не вырвало силой удара, валялись другие кресла, обломки чего-то, одежда и… «Господи! Это же чья-то рука!» …

Сид опустил взгляд на ноги и от неожиданности дернулся назад.  Поперек на его ногах лицом вниз лежал человек. Это был грузный мужчина. Его рука как-то неестественно, под большим углом, была вывернута за спину. Он лежал, прижав животом ноги Сида. Человек не дышал.

Превозмогая боль в руке и голове, Сид подтянулся на локтях и попытался отползти назад, одновременно поджимая ноги так, чтобы освободить их от тяжести мертвого тела. Но тут же спина уперлась во что-то твердое, металлическое. Он попробовал сесть. И ему это удалось, как и удалось освободить ноги.

Глаза уже достаточно привыкли к полумраку, и теперь он мог лучше осмотреться. В самом конце того обломка лайнера, в котором он сейчас находился, у двери аварийного выхода, там, где когда-то была перегородка, за которой несколько часов назад он с Эн разогревал ужин для Эверета, сейчас до самого потолка возвышалась груда песка странного красноватого оттенка. Такого цвета писок он видел впервые в жизни. Подножье этой песчаной насыпи на половину засыпало правый аварийный выход. Но это было наименьшей проблемой. «Главное — через весь этот разгром как-то добраться до него, — подумал Сид, — Почему так темно? Мы же упали где-то под утро уже. А сколько я пролежал без сознания?»

И действительно, странно, но большие иллюминаторы почти не пропускали свет внутрь салона. Корпус лайнера был накренен немного вправо. Сид всмотрелся в те иллюминаторы, которые находились справа. Их как будто тоже наполнили красноватым песком.

— Я не выберусь через аварийный выход, — неожиданно для себя самого вслух произнес Сид.

«Значит выход — только слева. До него метров двадцать. Если на что-нибудь встать, то можно дотянутся до замка двери. Но сначала нужно перемотать рану…», — мозг заработал на полную мощность.

Рана оказалась большим порезом, почти от кисти до самого плеча. То, что распороло ту сумку, явно было длинным и обоюдоострым потому, что делало два дела сразу: полосовало сумку и его руку. Но кровотечение было не сильным. Кровь в жаре и писке быстро свернулась, образовав спасительную пленку. По-видимому, мелкие песчинки, плотным слоем накрывшие рану, сработали как повязка и не дали умереть ему от потери крови. А, возможно, просто не задело основные артерии. Спасло и то, что он лежал на боку, прижав рану всем весом своего тела.

Левой рукой Сид рванул футболку на себе. Подставил руку под струйку воды. Боль усилилась, стала резче, но влага одновременно и успокаивала боль. Как мог перевязал рану. Пока перевязывал, по лбу стекали крупные капли пота, соленые, попадали в глаза. Он вытирал их куском футболки, но влажная духота вокруг и боль внутри порождали все новые и новые волны потоотделения. Немного передохнув и собравшись с силами для преодоления пути к выходу, Сид уже почти встал на ноги. Почувствовал легкое головокружение…

Где-то за спиной, вдруг, послышался слабый стон. Обернулся, прислушался. Тишина. Решив, что показалось, аккуратно переступил через тело мужчины, правой рукой упираясь в спинку ближайшего кресла. Но в этот момент стон повторился. Стонал явно мужчина. Хрипло, тяжело.

Сид обернулся и, забыв о боли в руке, головокружении, ринулся в сторону стонавшего. Преодолев несколько препятствий в виде больших металлических коробов (видимо, обломков оборудования лайнера), откинутых крышек багажных отсеков над пассажирскими креслами и багажа, он оказался рядом с тележкой, на которой стюардессы обычно развозят еду и напитки. Она застряла между рядами вместе с пластиковой панелью от чего-то и внушительных размеров металлическим коробом, похожим на гигантский системный блок настольного компьютера. Под ней Сид обнаружил пожилого африканца — своего молчаливого соседа. Тот лежал на спине, прижатый тележкой и частично коробом, упершимся в нее своим острым углом. Удивительно, но если бы не эта тележка и панель, то металлический короб мог легко вписаться своей узкой стороной в проход между рядами и просто придавить старика или размозжить ему голову, или врезаться в живот…

— Сэр! Как вы?! Вы можете двигаться? — Сид попробовал приподнять короб, чтобы старик смог освободиться от тележки, прижавшей его. Тот не отвечал. Лишь стонал, прижимая рукой бедро. Ладонь была в крови. Сложно было сказать ранен ли африканец в бедро или это его рука кровоточит.

— Вы ранены? Подождите, сэр! Я сейчас!

Не сразу, но Сиду удалось перевернуть и откинуть в пространство между рядами кресел «системный блок». Освободив старика из-под тележки, Сид помог ему приподняться, усадил в кресло.

— Пить, — еле слышно произнес старик.

Сид огляделся. На полу рядом с подушкой валялась полупустая бутылочка тоника. Он подложил подушку под правый бок старика, чтобы его тело не так сильно клонилось в право и открутил крышку бутылки. Старик выпил все содержимое жадно, залпом. Минуту они молчали. Сид заметил, что пожилой африканец постепенно приходит в себя.

— Таблетки… Мои таблетки. Мне нужны они… — вдруг прохрипел старик.

— Название. Скажите, как они называются. Возможно я что-то найду в аптечках самолета…

— Ивабродин.

— Извините, сэр…. Как вас зовут?..
 
— Том, Том Трэнтон.

— Мистер Трэнтон, я совершенно ничего не понимаю в медицине. Что это за лекарства? — всматриваясь в лицо старика, и пытаясь так определить его состояние, спросил Сид.

— Сердечная недостаточность. У меня стенокардия, — все тем же слабым хриплым голосом ответил тот.

Сид встал, снова огляделся, но уже целенаправленно, пытаясь определить, где бы могла быть аптечка. Он не представлял как в этом хаосе можно было бы найти хоть что-нибудь. Но все же пошел в сторону аварийного выхода. Старик остался сидеть.

***

Медленно пробираясь между рядов, Сид наконец оказался у самой песчаной насыпи. Первые ряды кресел по центру салона были накрыты той самой перегородкой, когда-то отделяющей бытовой отсек от пассажирского салона эконом-класса. Она уперлась в первый ряд кресел, а ее нижний край упирался в песчаный затор.

В поисках чего-то, что могло бы напоминать аптечку или просто лекарства, Сид вдруг заметил женскую сумочку. Она показалась ему знакомой.

«Где я ее видел?», — пытаясь собраться с мыслями, спрашивал себя Сид.

Это была сумочка Наташи — жены Эверета. Сид заглянул под перегородку. И Эверет, и Наташа сидели в своих креслах, но как-то странно, полулежа, спустившись почти до половины на пол.

В какой-то отчаянной надежде Сид бросился под перегородку. Приложил ухо ко рту Наташи. Она дышала. На четвереньках прополз к Эверету. Прижал пальцами его шею. Почувствовал пульсацию сердца.

«Боже праведный! Они живы!», — воскликнул мысленно Сид.

Совершенно не понятно почему в пограничных ситуациях, мы испытываем нечто, что сродни блаженству, счастью, когда вдруг обнаруживаем, что не одиноки в ней. Те, кто до этого представлял для нас интерес постольку-поскольку, еще недавно был прохожим, случайным знакомым, в экстремальных ситуациях оказывается даже более значимым, чем мы сами для себя.

Осознав, что и Эверет, и Наташа живы, Сид испытал не облегчение. Нет. Он почувствовал эйфорию. «Старик, умрет. Это неизбежно… Но Эверет!.. Все будет хорошо. Мы выберемся. Мы живы, а значит будем жить».

Таблетки Тома оказались у него в кармане. Сид, пытаясь привести в чувства Эверета и Наташу, услышал как он, все еще слабым голосом, позвал его.
— Минуточку, сэр! Здесь есть еще выжившие, — крикнул Сид.

Наконец ему удалось заставить сначала Наташу, а потом и Эверета открыть глаза и сказать ему, что они вполне уже пришли в себя. Удивительно, но на них не было ни единой царапины, ни единого ушиба. Правда оба жаловались на сильную боль в затылке и головокружение.

Сид быстро отыскал к куче мусора бутылочки с водой и, убедившись, что супруги вполне самостоятельно могут выбраться из-под перегородки, поспешил к Тому. Он сидел там же, где несколько минут назад оставил его Сид, возможно, лишь, немного более накренившись в право на подушку.

— Простите! Я нашел их в кармане пиджака…

— Не извиняйтесь, Том! Все хорошо. Нам нужно выбираться отсюда. Я не знаю насколько безопасно здесь находится. К тому же, возможно, мы сможем отыскать еще выживших.

Кинув взгляд в сторону Эверета с Наташей, Сид спросил старика:

— Что с Вашей ногой? Вы ранены?

Том посмотрел на свою ногу, потом на окровавленную ладонь.

— Нет. Нога в порядке. Просто царапина на руке.

— Отлично! Это отлично, Том! Сможете встать? Нам нужно как-то добраться до вот того аварийного выхода слева, — Сид показал на дверь, попутно прикидывая, сможет ли старик дотянуться до нее.

— Что случилось, Сид? — Эверет стоял в двух шагах от того места, где сидели Сид и Том, обеими руками упираясь в спинки кресел. Пятнадцать метров, которые он только что успешно преодолел, явно дались ему с трудом. Он тяжело дышал.

— Не знаю, Эйв. Но знаю точно, что нам нужно убираться от сюда как можно быстрее.

— Да-да. Я понимаю…

Обернувшись, Эверет воскликнул:

— Наташа, господи! Что ты там делаешь?

Сид привстал. В этот момент откуда-то между кресел появилась голова Наташи:

— Я ищу сумочку. Там телефон. Я его положила туда…, наверное, … — она растерянно блуждала взглядом по салону лайнера.

— О, господи! Да, она права! Нужно найти телефон! — воскликнул Сид, — Хотя бы какой-нибудь!

Пока Эверет соображал зачем нужен телефон, Сид уже отыскал сумочку Наташи, но телефона там не оказалось. Все, кроме мистера Трэнтона, кинулись искать то, что, по их мнению, могло вывести их в интернет или, по крайней мере, послать сигнал бедствия.

Не прошло и пары минут, как Наташа нашла какой-то телефон. Мобильная сеть была недоступна. Он оказался — сложной, но абсолютно бесполезной упорядоченной кучей микросхем.

Иногда поражаешься на сколько совершенна и многопланова современная техника. Еще полвека назад, люди с трудом представляли себе что такое интернет и мобильная связь. Сегодня младенец тянется не к погремушке, а к смартфону. И это неудивительно. Всего за пару лет он будет с ловкостью доки перебирать клавиши на экранной клавиатуре, играть в игры и даже фотографировать, потрясая и умиляя своей «гениальностью» бабушек и дедушек, которые еще помнят как выглядел стационарный дисковый телефон. А их родители помнят как люди писали письма друг другу, с нетерпением, порой, неделями, дожидаясь ответа.

Сегодня нет времени ждать. Ответ нужен сейчас и немедленно. Если собеседник молчит в чате более тридцати секунд, мы либо списываем это на непредвиденные им обстоятельства, либо объявляем это игнором. Какие там дни и недели!
И никто, даже бабушки бабушек (если им, каким-то удивительным образом, удалось дожить до этого статуса), не задумываются над тем, что еще каких-нибудь пол тысячелетия назад, люди писали письма вдумчиво и… навсегда, возможно, даже не рассчитывая на получение ответа. Тогда отменить сообщение было невозможно. Написанное не подлежало удалению, а значит ценность его была в стократ выше СМС и любого сообщения в мессенджерах.

Сейчас мы разбрасываемся словами, словно они — пыль и прах. Мы перестали придавать им значение. Но утратили-ли они его с нашим отношением к ним? Ничуть.
Слова, как и прежде, ранят. Ббуквы, как и прежде, сливаются в тексты, мысли, чувства… Даже от «крч я оч тя люблю» мы сходим с ума, как те, кто еще успел прочитать, а не послушать, «Анну Каренину» или «Унесенные ветром» в напечатанном на бумаге тексте.

— Ваша сумочка лежит между сиденьями в следующем ряду за вашими местами, Наташа. Кажется, это она если я не ошибаюсь, но телефона там нет. — С какой-то, вдруг навалившейся на него усталостью в голосе, сказал Сид.

Он понимал, что нужно двигаться, нужно выбираться из этого обломка, некогда, казалось бы, не потопляемого лайнера. Но сильно болела рука и духота с каждой минутой становилась все невыносимее. Пот лился градом. Крупные капли его возникали неоткуда в волосах, на лбу, в области груди и по центру спины; стекали горячими струями… Хотелось пить.

Наташа, пробравшись через груды чего-то, что сейчас уже, в этом хаосе, виделось лишь мусором, наконец нашла свою сумочку. Зачем она была ей нужна не понимал никто. Но, странно, радости ее не было придела. Там было все, что сейчас не представляло собой никакого значения, было абсолютно бесполезным: косметика, маленькое складное зеркальце, пачка сигарет, мелкие купюры, кошелек с кредитками, ключи от машины и дома…

— Мистер Трентон, вы как? Сможете добраться до вот той двери? Нам нужно выбраться отсюда. — спросил Сид старика, который, на удивление, уже казался вполне бодрым.

— Вполне, Сид. — ответил Трентон.

Сида немного удивило, что старик назвал его по имени, ведь он не помнил, чтобы представлялся ему:

— Нужна помощь? — спросил Сид.

— Нет. Все нормально. Я могу идти, — ответил Трентон.

Все четверо, переступая через тела погибших такие же покореженные, как и почти все предметы вокруг, уже почти были у цели, когда вдруг где-то снаружи послышался стук. Кто-то безуспешно пытался проникнуть внутрь.

«Еще есть выжившие!» — Сид не мог поверить в такое чудо. Он ринулся к запасному выходу. Стук не прекращался. Стучали чем-то металлическим.

— Это Морзе! — воскликнул Трентон.

— Что? — Сид, шедший первым, обернулся к старику.

— Отстукивают азбуку Морзе.

И действительно, только сейчас Сид расслышал последовательность в ударах. Удар, короткая пауза, длинная пауза и снова удар, пауза, удар…

— Подождите! Минуточку! Точка-тере, точка-тере-точка… Есть кто-то… Есть кто-то живой?.. — с паузами, вслушиваясь, переводил ритм ударов в слова старик.
— Нужно им ответить! — воскликнула Наташа.

Никто не обратил внимание на ее восклицание. Сид и мистер Трентон уже были у люка аварийного выхода, и пытались выстроить из подручных средств нечто вроде лесов, чтобы по ним можно было добраться к красной ручке в верхней части люка, под которой крупными буквами виднелась надпись «PULL» со стрелками, указывающими вниз. Эверет шел последним. В тот момент, когда он с Наташей оказался возле люка, Сид со всей силы рванул ручку. Люк взмыл вверх, а из его нижней части с шумом вывалилась груда чего-то плотно сжатого, которое на глазах превращалась в спасательную горку.

Снаружи стоял утренний, уже слегка начинающий развеваться, туман. «Туман в пустыне?», — с удивлением подумал Сид. Он оглянулся по сторонам в поиске подававшего сигналы.

— Сид! Ты жив! — справа от аварийного выхода, с какой-то алюминиевой трубой в руке стояла Эн.

Он не сразу ее заметил, потому, что находилась она несколько выше уровня люка, стоя как раз в том месте, где часть самолета уходила в пески громадной дюны. Казалось, что если ее раскопать, то можно будет докопаться и до всей остальной части лайнера. Но за спиной Эн Сид увидел картину, которая потрясла его еще больше, нежели салон самолета, где он очнулся.

На самом деле передняя часть корпуса авиалайнера, развалившаяся от мощного удара на несколько частей, с покореженной и местами прогоревшей обшивкой была разбросана по другому склону дюны. Ребра этих обломков, как остовы «погибших» кораблей, выброшенных силой великого океана на берег, торчали из песка и груд того, что сейчас можно было назвать только мусором.

Хаос… Неупорядоченность нас пугает. Пугает так, что мы теряем чувство самообладания. Мы дезориентируемся в хаосе. При всем многообразии природных явлений, наше сознание четко определяет симметрию, синхронность, системность. В любом месте мы легко отличаем хаос от даже глубоко скрытой упорядоченности.

То, что увидел Сид, было поистине сюром. Не столько ужас личных катастроф тех, кто погиб, ошеломлял, сколько то, что гибели их слились в единую картину, казалось, глобальной катастрофы. Ничто, в том, что он увидел не было привычными для сознания формами. Хаос достиг возможного предела и в голове Сида, и вокруг. Зловещую безысходность придавал ему красный писок. Его было так много! И он был везде.

Но вот именно Эн, живая Эн, своим присутствием в этом невозможном, была — спасительным кругом для сознания.

— Эн?. — как-то совершенно растерянно произнес Сид. — Ты?

Он смотрел на ее растрепанные волосы, порванные рукава форменной блузки, кусок металлической трубы в ее руке, и не мог оторвать глаз. Единственное, что сейчас действительно было для него важно, — она жива.

— Сид! Да помогите же мне! — окрик Трентона вывел Сида из ступора.
Он выбрался из люка, подал руку старику, подтянул его, а затем помог Наташе и Эверету.

Растерянная, но от чего-то счастливая Эн стояла не шевелясь, не вполне понимая, что же происходит. «Столько людей выжило в этом кошмаре?! — крутилось у нее в голове, —  Это чудо! И чудо то, что жив именно он!»

Она вдруг подумала, что не смогла бы пережить, если бы среди всех тех трупов, которых она уже успела увидеть, разбросанных среди обломков самолета, обнаружила и его труп… В ее сознании он мертвый не представлялся, не допускался какими-то пределами (если у сознания возможны приделы).

Как люди становятся важными друг для друга за считанные часы? Куда пропадает эта важность с годами?

— Сид! Ты слышишь? Детский плачь! Слышишь?

Туман почти рассеялся. Поднимался ветер.