Блок. Нет, никогда моей, и ты ничьей... Прочтение

                К А Р М Е Н

10. «Нет, никогда моей, и ты ничьей не будешь…»




 
                Нет, никогда моей, и ты ничьей не будешь.
                Так вот что так влекло сквозь бездну грустных лет,
                Сквозь бездну дней пустых, чье бремя не избудешь.
                Вот почему я – твой поклонник и поэт!
 
                Здесь – страшная печать отверженности женской
                За прелесть дивную – постичь ее нет сил.
                Там – дикий сплав миров, где часть души вселенской
                Рыдает, исходя гармонией светил.
 
                Вот – мой восторг, мой страх в тот вечер в темном зале!
                Вот, бедная, зачем тревожусь за тебя!
                Вот чьи глаза меня так странно провожали,
                Еще не угадав, не зная… не любя!
 
                Сама себе закон – летишь, летишь ты мимо,
                К созвездиям иным, не ведая орбит,
                И этот мир тебе – лишь красный облак дыма,
                Где что-то жжет, поет, тревожит и горит!
 
                И в зареве его – твоя безумна младость…
                Всё – музыка и свет: нет счастья, нет измен…
                Мелодией одной звучат печаль и радость…
                Но я люблю тебя: я сам такой, Кармен.
                31 марта 1914




Из Примечаний к данному стихотворению в «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах» А.А. Блока:
     «
     31 марта Блок отметил в записной книжке: "Важные стихи". В тот же день стихотворение было послано Дельмас с запиской: "Вам этого никто про Вас не говорил, и Вы этого ни про себя, ни про меня не узнаете и не поймете, верно, но это так, клянусь Вам и в этом. Ваше и мое ужасное вдохновение "Демон" сегодняшнего утра мне еще это подтвердил. Подумайте обо мне сегодня" (Звезда. 1970. № 11.С. 193). На следующий день 1 апреля Блок записал: «Демоническое "мировоззрение"» (ЗК, 221).

     [
     Кавычки в последнем слове, скорее всего означают прямое толкование этого существительного – утром он увидел мир, как его видят демоны. Напомню у Блока есть как минимум два стихотворения, где речь впрямую ведётся от имени "Демона".
     ]


     – «Нет, никогда моей, и ты ничьей не будешь...» – Начальная строка восходит к финальному диалогу Кармен и Хозе в новелле Мериме, ср.: "– В последний раз, – закричал я, - хочешь ты остаться со мной?! - Нет! нет! нет! - сказала она, ударяя ногой" (С. 71).
    
     [
     Начальная строка восходит к базовому для Блока понятию: любовь, точнее ее сексуальная составляющая – это выяснение доминирования: “моя” ты или я – “твой”.
     Возможно Блока на всю жизнь поразила К.М.С., которая из взрослой насмешливой женщины вдруг превратилась в послушную сексуальную игрушку для мальчишки, а потом и Л.Д.  которая… у которой… «…неведомая тайна долгих поцелуев стремительно побуждала к жизни, подчиняла, превращала властно гордую девичью независимость в рабскую женскую покорность» (Л. Д. Блок. «И быль и небылицы о Блоке и о себе».)
     Но "ты ничьей не будешь"! Ты перед всеми сохранишь свою "гордую независимость"! 
     ]

     – «Так вот что так влекло ...» –  Ср. в письме к Дельмас от 20 июня 1914 г.: «Что влечет меня к Вам, куда влечет нас? Это больше моего понимания. ( ... ) И этот медленный рост музыки опять  новой ("Так вот что так влекло" ... ) И наконец ясно обозначилось то, что теперь все чаще стоит передо мной, которое страшно серьезное – во весь рост. (... ) Старинная женственность ( ... ) Земля, природа, чистота, жизнь, правдивое лицо жизни. ( ... ) Возможность счастья, что ли? Словом, что-то забытое людьми, и не мною одним, но всеми христианами, которые превыше всего ставят крестную муку. Такое же простое, чего нельзя объяснить и разложить. Вот Ваша сила в этой простоте».

     – «...я – твой поклонник...» – Письмо к Дельмас 12 марта 1914 г. Блок подписал "Ваш поклонник". 26 марта он, обращаясь к Дельмас, писал: "я, будучи поклонником Вашего таланта (... )". Позже в дарственной надписи на книге "Двенадцать" поэт еще раз повторил: "Любови Александровне Дельмас от ее неизменного поклонника" (опубл.: ЛН. Т. 92. Кн. 3. С. 66).

     [
      – «я – твой поклонник и поэт» – обращу внимание на двойной смысл этого утверждения. Наиболее очевидный: “я” – и твой поклонник, и поэт, но прочитать можно и по-другому: что среди твоих поклонников есть “я” и некий другой - “поэт”. Наверное, тот самый, что 
                «     …как тень у серых стен
                Ночной таверны Лиллас-Пастья…»
     ]

     – «Здесь – Там ...» – О романтическом "двоемирии" в раннем творчестве Блока ("здесь" и "там") см. коммент. к стих. "Сны раздумий небывалых" (см. т. 1 наст. изд.). С первых дней посещения оперы "Кармен" и увлечения исполнительницей заглавной партии Блока не покидало чувство, что все происходящее с ним, совершается как бы в двух планах: "здесь" и "там". В первом же письме к Дельмас 14 февраля 1914 г. Он писал: « ... я покупаю Ваши карточки, совершенно непохожие на Вас, как гимназист и больше ничего, все остальное как-то давно уже совершается в "других планах"» На противопоставлении "там" (на сцене, где разворачивается действие оперы "Кармен") и "здесь" (в зале, где поэт увидел сидящую в креслах Дельмас) построено стих. "Сердитый взор бесцветных глаз ... ".
     Ср. "здесь" и "там" в одном из последних диалогов Кармен и Хозе в новелле Мериме:  "... поклянись мне в одном: ты последуешь за мной в Америку и там будешь вести себя смирно. – Нет, – сказала она сердитым тоном, я не хочу ехать в Америку. Мне и здесь хорошо. – ( ... )

[
     Блок не был “романтиком”. Он был мистиком. То есть он не придумывал новый мир, который бы противостоял нашему убогому мирку, а описывал тот, что видел, где бывал, чьим обитателем был.
     Ал. Блок. «О современном состоянии русского символизма»:
     «
     … Реальность, описанная мною, – единственная, которая для меня дает смысл жизни, миру и искусству. Либо существуют те миры, либо нет. Для тех, кто скажет "нет", мы остаемся просто "так себе декадентами", сочинителями невиданных ощущений…
       За себя лично я могу сказать, что у меня если и была когда-нибудь, то окончательно пропала охота убеждать кого-либо в существовании того, что находится дальше и выше меня самого; осмелюсь прибавить кстати, что я покорнейше просил бы не тратить времени на непонимание моих стихов почтенную критику и публику, ибо стихи мои суть только подробное и последовательное описание того, о чем я говорю в этой статье, и желающих ознакомиться с описанными переживаниями ближе я могу отослать только к ним.
       Если "да", то есть если эти миры существуют, а все описанное могло произойти и произошло (а я не могу этого не знать), то было бы странно видеть нас в ином состоянии, чем мы теперь находимся…
     »
     В контексте данного стихотворения: “здесь” – это “бездна грустных лет”,  “там – дикий сплав миров…”.

     – «За прелесть дивную – постичь ее нет сил...» – В записных книжках сохранилось его описание Дельмас без грима: «Я спрашиваю у пожилой барышни: "Вы мне покажете Андрееву-Дельмас?" Она мило идет, показывает в партер и говорит: "Вот сейчас смотрит сюда, рыженькая, некрасивая". Я иду ближайшим проходом. Встречаю суровый взгляд недовольных, усталых, заплывших глаз». О том же в его письме ей: «Вслед за бурей музыки – Вы в партере, бледная, и несомненно недаром, по воле судьбы, неукрасившаяся, усталая, недоверчивая ("Сердитый взор ... ") и непостижимо прекрасная; или Вы думаете, что я когда-нибудь забуду, как меня било в тот вечер, как что-то стучало мне в сердце и требовало отворить? И билетная барышня, и полячишко-служитель, и мокрый снег, и чужой дворник – все сразу меня выбило из того прозябания, которому я предавался давно; и наступило новое; и меня бросило тогда – в "бурю музыки"». И в записной книжке – для себя: «Антракт кончается, я сажусь. ( ... ) Она проскальзывает тихо и садится на свое место. Все чаще смотрит в мою сторону. Я вне себя, почти ничего не слушаю. Иногда явственно овал ее лица в темноте обращен ко мне. Перед занавесом, еще в темноте, я прохожу мимо…»
     “Непостижимо прекрасное” – то есть: да что в тебе такого?! Как, чем ты – “рыженькая, некрасивая” –  это делаешь?!
     ]

     – «Вот – мой восторг, мой страх в тот вечер в темном зале!» – и след. Имеется в виду встреча Блока и Дельмас 2 марта 1914 г., которой посвящено стих. "Сердитый взор бесцветных глаз ... ".

     – «Сама себе закон – летишь, летишь ты мимо ...»  – и след. – Ср. образ кометы в стих. Пушкина "Портрет" (1828):

          И мимо всех условий света
          Стремится до утраты сил,
          Как беззаконная комета
          В кругу расчисленных светил.

(указано в статье: Альтман М. С. Пушкинские реминисценции у Блока // Philologica. Л., 1973. С. 350), а также в близком по метрико-строфической форме стих. Ап. Григорьева "Комета" (1843):

          Когда средь сонма звезд, размеренно и стройно,
          Как звуков перелив, одна вослед другой,
          Определенный путь свершающих спокойно,
          Комета полетит неправильной чертой ...
          Мелодией одной звучат печаль и радость ... –

Ср. в драме Блока "Роза и Крест" (1912) в песне Гаэтана: "Радость – Страданье одно ... ", см. также процитированное выше письмо к Дельмас от 20 июня 1914 г.

     [
     Комета – звезда со шлейфом – один из базовых образов “тома II” Блока. И связан он был с его героинями – Незнакомками, Снежными девами, Фаинами и прочими “беззаконными девами”:

          «Комета! Я прочел в светилах
          Всю повесть раннюю твою,
          И лживый блеск созвездий милых
          Под черным шелком узнаю!
          Ты путь свершаешь предо мною,
          Уходишь в тени, как тогда,
          И то же небо за тобою,
          И шлейф влачишь, как та звезда!
                Март 1906» 

          «Шлейф, забрызганный звезда;ми,
          Синий, синий, синий взор.
 
          …Ты одна взойдешь над всей пустыней
          Шлейф кометы развернуть.
                Сентябрь 1906»

          «Я – непокорный и свободный.
          Я правлю вольною судьбой.
 
          …И Он потребует ответа,
          Подъемля засветлевший меч.
          И канет темная комета
          В пучины новых темных встреч.
                3 января 1907»

          «Вьюга пела.
          И кололи снежные иглы.
          И душа леденела.
          Ты меня настигла.

           …В небе вспыхнули темные очи
          Так ясно!
          И я позабыл приметы
          Страны прекрасной –
          В блеске твоем, комета!
                3 января 1907»

          «И я провел безумный год
          У шлейфа черного. За муки,
          За дни терзаний и невзгод
          Моих волос касались руки,
          Смотрели темные глаза,
          Дышала синяя гроза.
 
                ... Я узнаю
          В неверном свете переулка
          Мою прекрасную змею:
          Она ползет из света в светы,
          И вьется шлейф, как хвост кометы...
                21 октября 1907»
     ]

     – «Но я люблю тебя: я сам такой, Кармен» – Дельмас, вспоминая о своей работе над ролью, писала: «Блуждаю в потемках. Как выявить все то, что у меня накапливается, растет, поет во мне ... ( ... ) Полный душевный разлад ( ... ) Необъяснимое состояние, какая-то неизъяснимая безнадежность пути. Позднее выяснилось, что нечто сходное переживал и Блок. Впоследствии он уверял меня, что, находясь "окрай неизвестных дорог", мы – подобные друг другу – друг друга и искали ...»  (Дельмас Л.Д. "Мой голос для тебя ... " С. 67). »

     [
     Здесь я бы расширил исходную цитату: “Кармен” у Блока рифмуется с “изменами” в предыдущих строках. А “грусть измен” самому Блоку известна с младых лет, когда он пытался отделить «"астартизм", "темное" и Бог знает еще что...» (Л. Д. Блок. «Быль и небылицы о Блоке и о себе») от простой человеческой верности. И как бы ни сквозь неверность мужскую проросла измена рыцаря и предательство посланника.
     А в реальной Дельмас его поразит именно ее “тайна верности твоей” – “ты была всех… верней”.
     ]
     »

      Итак, 1-ая строфа. С моей точки зрения первая строка самодостаточна. Остальные - только растолковывают её для непонятливых: в них раскрывается, что влекло его. И опять же мистики добавляет местоимение “я”. «Я – твой поклонник». А “поклонник” у нас тот, кто:

                …как тень у серых стен
               Ночной таверны Лиллас-Пастья,
               Молчит и сумрачно глядит,
               …Глядит на стан ее певучий
               И видит творческие сны.

     То есть всё это стихотворение – это ещё один творческий сон сумрачного испанского поэта, который привиделся русскому поэту, читающего историю, придуманную французским писателем, вернувшегося из русского театра, поставившего французскую оперу.

     2-ая строфа. Его влекло то, что “ты” – не отсюда, а оттуда, где «дикий сплав миров, где часть души вселенской // Рыдает, исходя гармонией светил».

     3-я строфа. И именно это объясняет «мой восторг, мой страх в тот вечер в темном зале», вот объяснение “прелести дивной”, “непостижимости ее прекрасности”.

     4-ая строфа. Ты – комета чужих миров, а этот – да гори он алым пламенем!

     5-ая строфа. И его пожары – только фон, бэкграунд, задник для прекрасной тебя.  Поэт тебя понимает: он и сам такой.