Ифрит из ЖКХ. 3

Часть 3. О любви, о жизни и о прочем.

…Друзей своих он не нашел. Слегка дымил  почти угасший костерок, но на ящиках возле него – никого не было. Видимо, отоспавшиеся собутыльники не увидев Ивана Сергеевича разбрелись по своим делам. Утеря общества старого Коляныча была не в тягость: с ним уже давно все было говорено – переговорено. А вот Люська, потерялась — некстати!

…Девушка появилась в его жизни неожиданно. Иван Сергеевич среди бомжей слыл интеллектуалом. Многие, особенно совсем опустившиеся, недолюбливали его за это, и даже пытались перевоспитать его физическими методами. Но сорокапятилетний Тургенев был крепок и телом и духом, и сумел отстоять свой статус в разночинной среде бродяг. За собой он старался следить, хотя жизнью своей, после всего случившегося с ним, особо не дорожил. Просто, не хотелось ему выглядеть среди людей запойной грязью, и он, по мере своих возможностей, поддерживал более – менее приличный имидж.

Пил он много, но допьяна напивался нечасто. Не попрошайничал, не воровал. Прижившись возле двух-трех магазинчиков, находил там небольшую, но постоянную работу. Прижимистые хозяева, глядя на то с каким достоинством и серьезностью он подходит к делу, платили неплохо. Заработанного было достаточно для скромной жизни. Хватало и на выпивку, для него, ставшего неприхотливым, интеллигентно выглядевшего бомжа.

Поселился уличный интеллектуал в подвале дома, правда не сразу. Года два ему пришлось прожить в людях, без своего угла. Но ему невероятно повезло: в большом, но сухом и теплом помещении, вдоль стен которого длинными узлами тянулись трубы и вентили, он с согласия сантехника Митрича отгородил себе уголок. В подвал, кроме Митрича, почти никто не заходил, а если кто и был со стороны службы ЖКХ, то слесарь умело с теми договаривался, и Тургенев оставался в своем закутку.

Знал об этом и участковый. Но и он, не раз поговорив с Иваном Сергеевичем, претензий к нему не предъявлял. Лейтенант с пониманием отнесся к сложившимся жизненным обстоятельствам странного бомжа, и более того: строго настрого наказал местному дворнику, смуглому таджику, подвального жильца – ни в чем не утеснять! Гастарбайтер, спорить с «трехзвездочною властью»  не стал, и Иван Сергеевич беспрепятственно пользовался проходом в служебное помещение подвала.

Участковый обращался к нему на «вы», называл «батей». Митрич, иногда заходил к своему постояльцу на огонек. Они неспешно пили водку, толковали о жизни, обсуждали внешнюю и внутреннюю политику, до которой старый слесарь был большим охотником.

Гостей Иван Сергеевич приводил редко. Не любил он тупого пьянства, не терпел грязи, и синюшные пьянчуги в друзьях у него не водились. Чаще всего, пил сам на сам. Но как-то, случился у него срыв, тогда-то и попала в его уголок, вместе с буйной компанией, разбитная, охочая до выпивки и веселья, молодушка.

Появилась и исчезла. Но однажды, она ввалилась к нему сама, пьяная, с трудом стоящая на ногах, и заявила что ей тут нравится и она остается с ним жить. В обычном случае, Иван Сергеевич без тени сомнения прогнал бы наглую девицу, но была зима, и выталкивать на мороз нетрезвую нахалку он не решился.

По утру, отоспавшись в тепле — Люська снова исчезла, но скоро появилась! Так у них и повелось: развеселая, без комплексная деваха приходила и уходила когда хотела. И эта необязательность в возникших отношениях устраивала их обоих. Но не сегодня! Иван Сергеевич хотел встретить Новый Год с ней! Люська, все-таки была неплохой девушкой, по своему конечно, и ее присутствие придало бы празднику что-то давно забытое, домашнее…

… В закутке жарко. В трубах уютно пощелкивала бегущая вода, тускло светила запылившаяся лампочка. Разомлевший в тепле от не выветрившейся, выпитой с вечера водки, Иван Сергеевич посидел на кровати. Принесенный со свалки сверток, не глядя затолкал под топчан.

На обшарпанной тумбочке стояло его главное богатство: добряк Митрич принес  старый, но рабочий телевизор, что бы его собутыльник имел возможность следить за происходящими в беспокойном мире событиями. Поступил он так не из благотворительности, а исходя из своих корыстных побуждений. Где черпать информацию расейскому человеку, как не из ящика? Иначе, что можно было бы обсуждать с политически безграмотным бомжом?

Иван Сергеевич включил телевизор. До Нового Года оставалось примерно полчаса. Достал и разломил апельсин, недоеденную селедку, хлеб. Извлек припасенную бутылку хорошей водки, поставил на стол. По пути он зашел в магазин, и на часть, подаренных веселым наследником денег купил пластиковую двухлитровку крепкого пива, для Люськи, большой любительницы такого мозгодробительного суррогата. В глубине души он надеялся: вдруг, забежит на огонек, непутевая потеряшка!

…На экране возникла крепкая фигура Президента страны. Выслушав его обращение к народу, Иван Сергеевич с большим патриотическим подъемом духа, стоя, прочувствовал мощные звуки гимна России. Родину он любил, и верил в нее!

Под бой курантов, сам себе — прокричал громкое ура и залпом выпил полную кружку водки…

…В телевизоре на всех действующих каналах бесновались энергичные певцы, певуньи и музыканты. Захмелевший Иван Сергеевич вспомнил о старых альбомах с фотографиями, выброшенных было на помойку. Долго всматривался в образы людей из ушедшего времени и эпохи. И почему то, для него они все – были странно знакомы и даже узнаваемы! Наверное оттого, что и у его бабушки были почти такие альбомы, а в них – вставленные в разрезы на твердых листах черно белые фотографии. И одинаковы были не только альбомы, но и люди на фото, когда то жившие до него, до ставшего бомжом, Ивана Сергеевича!

Расчувствовавшийся бомж незаметно допил всю водку. На этот раз претензий к количеству у него не было: в самый раз! Хватило!

Засыпая, Иван Сергеевич успел подумать, что принесенные консервы не пропадут. В подвал, время от времени приходил серый кот. Белогрудый, с короткой шерстью, такой же бездомный и бродячий, как и сам Иван Сергеевич. Кот был большой, не раз Тургенев удивлялся его весу: килограммов семь – восемь, не меньше! Кот деловито обходил углы подвала, иногда ставил свои «метки». К жившему на его территории человеку он относился с терпением. Подходил к нему, терся о ноги, забравшись на колени бодался тяжелой, с круглыми отмороженными ушами, головой. Иногда оставался на ночевку, укладываясь на подушку возле самой головы Ивана Сергеевича. Отоспавшись, перекусив поданным угощением, уходил: неторопливо, с достоинством…

Когда кота не было долго, Иван Сергеевич начинал беспокоиться, но рано или поздно, бродяга – возвращался к бродяге, и они прекрасно ладили друг с другом. Правда, после таких визитов, Ивана Сергеевича подкусывали блошки, но он терпел, друга не гнал…