Жизнь российская Книга-1, Часть-3, Гл-71
"Ряженые"
Метаморфозы
Что человеку нравится, то для него и хорошо.
Еврейская пословица
С такими: «Слава! Слава! Всем слава!» и подобными звучными и патриотичными словами довольный заботой о себе простой российский пенсионер Кульков Василий Никанорович (рот у него до ушей в это миг был!) окунулся в бескрайний сказочный мир замечательной и прекрасной по всем статьям подземки советских времён постройки.
Да! Это гордость наша! Московское метро – это чудо чудесное! Это диво дивное! Это шедевр мирового значения!
Народ за это прошедшее время (пока пенсионер Кульков тусовался в ближайшем супермаркете, чтобы время убить) всё же уже схлынул чуток. Да, его меньше стало.
Ура! Время, именуемое «час-пик», почти закончилось.
Почти! Не совсем, конечно, но уже кое-что… Получше стало, посвободнее. В бок никто не колотит… ногами не брыкается… не дёргается… и не сквернословит.
Вагон, к Васиному счастью, оказался полупустым. И свободные сидячие места проглядывались то здесь, то там, то сям. Были, в общем. Можно сесть. Можно не стоять. Можно даже отдохнуть чуток. Ноги даже вытянуть можно. Феерически.
Снова ура! И опять ура! Везёт… как утопленнику… Хи-хи…
Шик! Блеск! Тра-та-та!
На одной из остановок в заднюю дверь вошла молоденькая девчушка в розовой курточке, такой же шапочке с помпончиками и синих в обтяжку брюках. Стопы её ног невероятным образом были вывернуты вовнутрь и казалось, что она вот-вот должна упасть то ли вперёд, то ли назад, грохнуться навзничь и убиться до; смерти.
Бедняжка!! Ну как же так… Вот беда-то…
Косые её глаза широко раскрыты и уставлены куда-то вверх. Выглядело так, будто она, девочка в розовой курточке с кривыми ножками, что-то внимательно рассматривает на потолке. Или мух она считает. Или молится… с Богом разговаривает… с ним общается… жалуется ему… или помощи у него просит…
Как только поезд тронулся, девочка-подросток, ступая с большой осторожностью и крепко держась ручками за поручни, медленно двинулась по проходу. При этом всё её хрупкое тельце трепыхалось как тряпка, змеилось и виляло на пританцовывающих ногах.
Беда… Ох… беда какая…
Девчушка извивалась (как на шарнирах) и передвигалась подпрыгивая, словно под ней были невидимые или хорошо упрятанные упругие пружины.
Смотреть на это было больно и страшно. Слёзы у людей текли.
Тоненьким визгливым голосочком девонька жалостливо рассказывала про свой недуг, про то, как её бросили родители, как она недоедает, что ей очень тяжело живётся.
И как ей вообще тяжко, нелегко, трудно, боязно и тоскливо на этом белом свете.
Доверчивые сердобольные граждане-товарищи поневоле обращали на неё особое внимание и в обязательном порядке помогали кто чем может на излечение, на пропитание, на хлебушек… на одёжу… на обутки… на игрушки… на просто так.
Девочка охотно принимала подаяния и в тот же миг благодарила. Она умилённо и блаженно смотрела на дававших ей людей косыми своими глазками, жалостливо кивала головкой, нервно пытаясь перекрестить сухонькой своей дрожащей ручонкой себя… и окружающих её пассажиров.
Если какие-либо «несознательные элементы» не обращали на неё, убогую дитятку, абсолютно никакого внимания, опускали голову всё ниже и ниже, глаза закрывали всё плотней и плотней или вовсе отворачивались от бедной страдалицы в другую сторону, она тут же принималась надрывно и пронзительно кричать писклявым голоском, протягивая к ним свою махонькую ручонку с раскрытой ладошкой, пытаясь при этом переорать шум мчавшегося по рельсам поезда и выдавить-таки слезу милосердия из глаз всё же добрых и чрезвычайно отзывчивых на чужие страдания пассажиров. Иногда это у неё удавалось.
В середине вагона убогая тинейджерка лоб в лоб столкнулась с другой женщиной, но гораздо старшей, которая была незрячей и тоже слёзно просила подать милостыню.
Нежелательных эксцессов, к счастью, не произошло. Они разошлись без обоюдных притязаний и с миром. Как в море корабли они разминулись.
Вторая попрошайка была вся в чёрном длинном одеянии и с лыжной палкой в руке, которой старательно ощупывала путь впереди себя и по бокам, нервически стуча по полу этим спортивным лыжным инструментом. Видом своим и лицом она здорово походила на знаменитую боярыню Морозову с прекрасной картины волшебного художника Сурикова Василия Ивановича. Ну… точь-в-точь. Нос такой же крючковатый, рука сухонькая, но довольно крепкая… И… два пальца… пардон, перста… выставленных вверх.
Да… и таких персонажей полно в столичной подземке. Кого тут только нет…
Эта вторая по счёту просительница, по всей видимости, тоже вошла в вагон на той же станции, что и первая инвалидка, только в переднюю дверь. Но, в отличие от той молодой и орущей попрошайки, шла молча. Видать, такая у неё была роль, обозначенная таинственным режиссёром, который писал сценарий и ставил сие представление.
Слепая вообще ничего не произносила, только водила по полу своей алюминиевой клюкой. И слегка улыбалась… тяжёлой светящейся золочёной челюстью.
На ней было надето всё довольно свежее и опрятное, только что из самого-самого одиозного столичного респектабельного торгового заведения или модного ателье: новое чёрное пальто, новая чёрная длинная юбка, чёрный новый кашемировый платок, чёрные стильные зеркальные очки и… сверх супер-пупер чудные красные итальянские кеды.
А на шее, поверх толстой золотой цепи с шикарным изящным тяжёлым крестом с изображением самого Иисуса Христа, висел обычный лист бумаги в прозрачном пакете.
На листе – напечатанное на компьютере крупным жирным шрифтом обращение: «Граждане! Помогите на пропитание. Христом Богом прошу. Умоляю. Заклинаю».
На руке болталась видавшая виды матерчатая сумка с открытым зевом.
Пассажиры суетились, доставали деньги, подавали обеим.
У Василия в кармане нашлась какая-то мелочь, и он разделил её между двумя страждущими особами. И первой, и второй он помог, чем мог. Каждой дал по щепотке.
Молоденькой девчушке с вывернутыми конечностями подал денежки прямо в отворённую настежь ладонь, а незрячей дамочке опустил оставшиеся монеты в раскрытый рот… затасканной до голубого глянца матерчатой торбы.
Слепая прошла дальше по вагону, а девчушка на приплясывающих выкрученных наизнанку ногах приблизилась к передним дверям и остановилась.
Кульков исподтишка стал за ней наблюдать, пытаясь понять, что же такое жуткое случилось с её тоненькими детскими ножками, почему их так сильно покорёжило…
Он сидел, с горечью смотрел на её такое страшное уродство, на её несовершенство, и вдруг… вдруг, к своему великому удивлению и крайне огромному изумлению, заметил, что стопы у хворой болезной бедной девчушки понемногу начали выпрямляться… и… к моменту открытия дверей пришли в нормальное положение, в человеческое, установились совершенно! ровно! Как у бравого солдата Швейка, стоявшего по стойке смирно. Нога к ноге! Абсолютно! Неимоверно! Ровнёхонько они расположились… – ровней не бывает!! Ноги «инвалидки» стали такими, какие они есть у всех обычных людей, живущих на этой прекрасной, но грешной земле. Как? Как?? Это так… Непостижимо!! Невероятно!! Он хотел возмутиться, крикнуть, обратить на этот факт людское внимание… Но… нет…
Сражённого увиденным Василия Никаноровича словно током ударило. Разрядом электрическим на десятки тысяч вольт и на столько же ампер трахнуло. Его почти убило. Почти наповал. Почти насмерть. Шандарахнуло! Бабахнуло! Вдарило! Его подбросило, крутануло в воздухе, как акробата циркового, об пол со всего маха шлёпнуло и опять на сиденье швырнуло, сиди, мол, гад, и не рыпайся… не лезь, козлина, не в свои дела…
Сердце кульковское ёкнуло и замерло, он даже поперхнулся… и… продолжил сидеть молча с открытым ртом и непонятным чувством в чумной голове.
В глазах пенсионера всё ещё стояла картина, увиденная им самим. Наяву.
А мозг отказывался это фиксировать. Мозг понимал, что это фикция.
Ум и разум говорили своему хозяину, своему господину, что это натуральный обман, что это злостная профанация, что это великолепный фокус-покус, исполненный великим мастером мирового уровня, что это ЛОЖЬ лживая и самая настоящая, что это чудовищная выходка мошенническая.
Василий Никанорович был в прострации.
Он не мог сообразить, как ему поступить. Кому верить?
Своим собственным глазам? Или своему великолепному мозгу! Кому??
Кульков на некоторое время отключился. Выпал он из бытия. Из мира этого.
А недавняя хромоногая юная «инвалидка», эта кривоногая врунья и мошенница, тем временем, лихо сквозанула из метрополитеновского вагона и растворилась в толпе многочисленных пассажиров. Она исчезла, растаяла среди жителей и гостей столицы.
Слепая мадам с лыжной палкой к этому моменту уже находилась в самом конце вагона, и Кулькову пришлось косить глазами, чтобы увидеть, как та выходила на перрон.
Ему показалось (а может, померещилось), что та слепая вовсе не слепая, а зрячая.
Наверное, всё-таки, так и было, потому что она крикнула впередистоящим: «Вы будете выходить, господа? Не будете? Тогда в сторонку отойдите! Дайте выйти!»
Кульков опешил: «Ого! Вот даже как. Сплошные метаморфозы происходят в этом прекрасном метро. Сплошной обман кругом и фальсификация. Мошенники со всех сторон внедрились в наше общество. Что делать? Как нам быть? Как исправить сие положение? Я не знаю. И никто не знает… Спросить не у кого… Кошмар…»
Василий Никанорович выпал из реальности. Он перестал чувствовать и ощущать.
Его рассудок ничего не мог, его «мыслящая душа» не могла дать своему разуму, чтобы понять происходящее. Понять и простить. Или… не простить…
Нормальный с виду человек находился где-то там… далеко… в неизвестности…
Кулькову нужно было время, чтобы в себя прийти и осознать сие.
Продолжение: http://proza.ru/2023/12/07/546
Предыдущая глава: http://proza.ru/2023/12/02/1127
Начало 3-й части: http://proza.ru/2023/08/21/655
Начало 2-й части: http://proza.ru/2023/06/22/378
Начало романа: http://proza.ru/2022/09/02/1023
Книги «Жизнь российская» (автор Анатолий Цыганок) можно приобрести в электронном и бумажном виде на ЛитРес: https://www.litres.ru/search/?q=+
Том 1 = Том 2 = Том 3 =
На Ридеро: https://ridero.ru/books/catalog/?q=&offset=0
Том 1 = https://ridero.ru/books/zhizn_rossiiskaya/
Том 2 = https://ridero.ru/books/zhizn_rossiiskaya_1/
Том 3 = https://ridero.ru/books/zhizn_rossiiskaya_2/
Свидетельство о публикации №223120300407