Глава 3. Осеннее небо, в котором кто-то летает

Андрей твёрдо стоял на своём: Золушка могла не стать принцессой.
– Всё шло к тому, чтобы она попала на бал во дворец, – говорил Андрей, отстаивая собственное мнение. – Без произволения свыше, будь о ней другим Промысл Бога, девчонка так бы и оставалась замухрышкой на побегушках. Кстати, можно и нужно ставить вопрос о её будущем во дворце: где гарантии, что вместо чистки котлов и кастрюль счастливица не попадёт в новую тотальную зависимость?
Семёнов немного растерялся. Как понимать слова Андрея? Он чудит или оригинальничает?
Старое оконное стекло, с годами незаметно теряя качество, слегка перекашивало вид на улице, но было видно: за проехавшим легковым автомобилем натужно, с визгом закрывались огромные металлические ворота; ветер захлопнул открытую створку окна на первом этаже в бухгалтерии, бракованное стекло немного кривило раму; привратник разбирался с группой из семи человек, явно стремившихся попасть на территорию киностудии.
– Ты – серьёзно или шутишь? – подозрительно посмотрел Семёнов на Андрея. – Гарантия – Божественный Промысл, о котором сам говоришь. Не забывай: сюжет сказочный – о женской кротости. Это же не роман о мадам Бовари. Да и сценарий ведь утверждён.
Привратник пропустил людей, и стекло справа от поперечины рамы зигзагом потянуло их во второй павильон.
– Разумеется, речь о сказке, – продолжил Андрей. – Но, во-первых, и в литературный, и в режиссёрский сценарий мы можем вносить изменения, на любой стадии право режиссёра трактовать сюжет по-своему остаётся за постановщиком, такой возможности творить никто пока не отнимал (странно объяснять об этом тебе); во-вторых, авторы не должны мыслить примитивно; в-третьих, Золушка есть сказание о пятнадцатилетней фракийской рабыне Родопе, берущее своё начало в реальной жизни Эзопа.
– Знаю. История имеет ещё египетское происхождение. И что?
– В подтексте сценария всё есть. С Эзопа приключения и начались. После того, как он, желая получить свободу, вынужденно отказался от женитьбы на Родопе, девушку отвезли и продали в рабство знатному египтянину. Сочинитель басен дал маху. А девчонка должна была стать наложницей нового хозяина, но не стала. Легенды лихо закручиваются. Однажды перед фараоном Амазисом орёл выронил из своих лап маленькую кожаную туфельку, украшенную золотым тиснением. Представь себе: в переводе на современные меры, длиной – десять сантиметров, шириной – всего четыре. Детский размер! Чем не Божий Промысл? Воображение фараона разыгралось…
– Почему ему не пришло на ум: туфелька действительно могла оказаться детской? Надеюсь, не педофилом же он был… Сегодня нас могут обвинить, сам знаешь в чём.
– Волков бояться – в лес не ходить. Надо отталкиваться непосредственно от самой истории. Очевидно, такую обувь могли носить только взрослые. Амазис не считался тугодумом или извращенцем. Он отбросил сомнения в красоте обладательницы туфельки. Дальше дело пошло, как у Перро: были отправлены гонцы во все концы; в Навкратисе, наконец, найдена Родопа и доставлена во дворец фараона.
– Разве она стала царицей? Вот здесь мы наталкиваемся на опасные подводные камни.
– Ну да. Она стала знаменитой куртизанкой.
Семёнов вспомнил:
– Будём исходить непосредственно из факта: эту историю привезли в Европу крестоносцы, промышлявшие в Египте. А Перро, присоединив ещё местный материал, в расчёте на детей придал ей довольно «гламурный» вид. Жаль, что это не вставить в фильм. Или придумаем что-нибудь по ходу съёмок?
– Посмотрим по обстоятельствам. В иных пересказах сюжет нашей сказки подчас кажется даже жестоким, – важно произнёс Андрей. – Не поверишь: по одному из них, Золушка, не стерпев очередного измывательства мачехи, ломает ей шею крышкой сундука. Вполне современный подход к делу!
– Тебе не хватает жестокости? Ведь не станем же мы превращать Золушку в Родопу, которая, впрочем, оказалась намного гуманней в своём мщении! Тогда о чём будет фильм? Нас справедливо заклюют.
– О творчестве и о жизни. Жизнь Золушки всё равно напоминает судьбу египетской жрицы любви. И первая и последняя оказались фактически в золотой клетке. Сила богатства и роскоши столь же тоталитарна, сколь беспощадно иго бедности, а тем более сила либидо – рассуждал Андрей, то и дело теребя свой жёсткий ёжик. – Представь рассказчиком не Перро, а Гоголя. Вот примерно в такой поэтике я и писал литературный сценарий. Слава Богу, он действительно утверждён. Что нельзя было сказать открытым текстом – сказано между строк. Но это только канва. Вот добьём режиссёрский сценарий, окончательно подберём на роли артистов – и пора снимать. Нам нужна русская сказка, а не греческая, египетская или французская.
На оконной раме внизу и местами на подоконнике отслаивалась от влаги и времени белая краска. Сергей продолжал смотреть через стекло. Семеро шедших во второй павильон внезапно рванулись в разные стороны. На них стремглав летела всадница. Коня, сильно испуганного неизвестно чем и кем, понесло. Но вот один из бежавших изловчился и перехватил узду сначала одной рукой, потом другой, натянул её, повиснув на шее коня. Конь, сопротивляясь и фыркая, умерял перебор ног – вынужденно затихал. Стал от стекла кривоватым. Из павильона повалили люди.
– Тогда признавайся: кого из актрис будем пробовать на главную роль? – заинтересовался Семёнов, продолжая созерцать сцену за окном.
– Надо искать. Знаю одно: в её облике должна быть не салонная красота девицы а la russe, а нечто другое – фактурное, индивидуальное, далёкое от аристократической утонченности равно и плоской плебейской заурядности. Необходимо обаяние. Обаяние и еще раз обаяние... Не вижу Золушку аристократкой даже в облачениях принцессы.
– Напомню: Перро вдохновлялся не только легендой о Родопе и Эзопе, но и реальной историей Луизы Лотарингской де Водемон и принца Генриха Валуа, – произнёс Семёнов, ладонями обхватив крышку стола с боков. – Тема аристократии здесь присутствует.
– Вышли мы все из народа, как сказал бы тебе Марсен. Родопа была дочерью рыбака. Тяжелая жизнь оставила свой отпечаток и на Золушке, – нахохлившись, не сдавался Андрей; он откинулся на стуле, уставился в потолок, хлопнул ладонями о стол. – Надо уходить от стереотипов.
Сергей не согласился.
– Принц из сказки не фараон Амазис; он искал себе пару, а не утеху на ложе. На явной пастушке мы с тобой не можем его женить. Да, собираемся экранизировать сказку, однако мотивировка ролей при всей авторской оригинальности должна быть убедительной. Предлагаю снимать твою Татьяну. Мне кажется, что в ней есть как раз то, что будет отвечать авторской задумке, – предположил Семёнов, наблюдая уже за Андреем.
Они давно работали вместе, поэтому сразу чувствовалось: напарник заранее и старательно подгонял свой замысел под некую заготовку, а не свободно разрабатывал его.
Сергей изобретательно продолжил:
– С мыслью о Промысле, так и быть, соглашусь. Но сказав «а», надо говорить «б». Тогда не миновать размышлений о Предопределении и Предведении.
– Что ты имеешь в виду?
– Бог ведал: Родопа не станет женой Эзопа, хотя такая возможность баснописцу была предоставлена. Но он ею не воспользовался, о чём потом сильно пожалел. Предведение – действительно ведение будущего, но без определения его в деталях, то есть оно не определяло быть браку Эзопа и Родопы или не быть. Здесь решают сам жених и сама невеста. В данном случае Эзоп предпочёл вместо брака свободу.
– И прогадал, – вставил Андрей.
– Да. А Предопределение намечает основополагающую линию – линию дальнейшей жизни Родопы и Эзопа: последнему было уготовано за длинный язык погибнуть от рук дельфийцев, а первой – быть похороненной вдали от родины, причём в пирамиде, впервые построенной для куртизанки.
– И каким боком здесь моя Татьяна? – с подозрением спросил Андрей.
– Татьяна природными данными и актёрским умением распорядиться своим даром должна нас выручить.
– Что же ты нашел в Татьяне такого, чтобы оно отвечало Божественному Предопределению? – засмеялся Андрей. – Рост у неё не Золушки.  Тогда кого брать на роль принца?
Семёнов пропустил мимо ушей слова Андрея:
– Вспомни историю своего знакомства, потом любви… Разве в ней ваша воля оставалась несвободной? Она была намного свободней, чем воля Эзопа и Родопы. Но и в вашем случае, и в случае греческой истории разве не проявилась воля Божия? А ведь это и отвечает понятию Предопределения. Актриса не может сыграть ничего подобного, если сама не почувствовала небесной тайны. А Татьяна – человек очень чуткий. Какое значение имеет здесь рост!
– Допустим, хотя есть риск: на фоне дочерей мачехи она будет смотреться агентом спецназа, но ради оригинального решения можно дерзнуть, – осторожно согласился Андрей. – Только Предведение здесь причём? Тем более в связи с Золушкой.
Во двор с включённой сиреной въехала машина скорой помощи. По всей видимости, конь успел кого-то зацепить. Автомобиль скрылся за углом административного корпуса. Стихла и сирена.
Андрей, уйдя в себя, ни на что не обращал внимания.
– Неужели думаешь, Бог не знал, что ты выберешь Татьяну? – обронил Сергей. – Вот также ты выбираешь то или иное решение при создании образа Золушки, да и вообще в творчестве. А на самом деле за твоим выбором стоит истинный Творец.
– Куда хватил! – слегка кивнул Андрей, улыбаясь. – На печи по дрова поехал! Теперь, пожалуйста, поподробней о Промысле.
– Здесь ещё проще. Полагаю, ты не станешь и возражать. Божественная воля неким таинственным образом взаимодействовала с твоей волей. Поэтому как соавтор на роль принца предлагаю тебя. Только не говори, что староват. Омолодим – в Гамлета обратим. Зато рост какой надо. Будет два представителя спецназа! – засмеялся Сергей. – Тема родителей и детей в качестве контрапункта для нас тоже подходящая. Она важна в любые времена. Будет и оригинально, и естественно.
На сей раз Андрей стал особенно серьёзным; посерел, ушёл в себя – задумался. Потом спросил:
– Слушай, а не нарушаем ли мы третью заповедь: «Не приемли имени Господа Бога твоего всуе»?
– Полагаю, что не нарушаем. Мы же не всуе говорим на эту тему, а по прямому назначению, просто связывая её с профессией. Заповеди и даны для применения их в жизни. У нас с тобой другой жизни нет.
Скоро вновь послышалась сирена. Скорая помощь покидала двор студии. Опять с железным визгом ползли ворота.

Через несколько дней Андрей решительно распахнул дверь в их общий с Семёновым временный кабинет и с порога выдвинул ультиматум:
– Вместо Татьяны будет играть вот эта девушка. Настаиваю. Иначе пиши новый сценарий и снимай фильм сам.
С чего это он? Заблажил?! И что дальше?
За широкой спиной Андрея стояла перепуганная девчонка, тонкая, хрупкая и, как показалось Сергею, готовая сбежать отсюда сию же минуту. Хрупкость проглядывала не только в её фигуре, но и в слегка вытянутом лице, его чертах, в тонких пластичных руках, пальцах, даже в рисунке глаз, умных, на первый взгляд, жёстковатых, цвета тёмно-свинцового неба. Сергей с трудом представил эту девицу Золушкой. Никак – Луизой Лотарингской. Родопой – возможно. Выжидая дальнейших объяснений, он молчал. Лишь про себя произнёс: «Сюрприз».
За бетонным забором киностудии на другой стороне улицы шла торговля полосатыми астраханскими арбузами. От земли взгромоздилась целая пирамида, зелёно-желтая и пёстрая, будто маскировочный халат. Торговец что-то кричал, наверное, зазывая покупателей; ножом смело потрошил арбуз, подтверждая его отменную спелость; но никто к торговцу не спешил. Улица привычно, как и прежде, продолжала, подобно аорте, гнать сквозь себя поток жизни…
– До утверждения актёров на роли есть ещё пара дней. Я окончательного согласия тебе не давал. Решай. Моё мнение отныне знаешь, – низким голосом почти прорычал Андрей. Он заметно нервничал. Ждал нужного ответа. Играл желваками.
– А что скажем Татьяне? – спросил Семёнов.
Андрей глянул на пришедшую с ним блондинку, потом на Сергея.
– Надеюсь, ты не раскололся? И я ничего ей не говорил. Следовательно, вопрос снят.
За вторым павильоном надували огромный воздушный шар. Он, словно нехотя, обретал привычный вид: сначала просто взметнулась к небу жёлто-зелёная масса, потом она начала на глазах взбухать, расширяться, наполняться горячим воздухом, постепенно приближаясь к правильной форме шара.
Семёнов заходил по кабинету в раздумьях. Как отнестись к очередной выходке Андрея? Уж в который раз отключает тормоза! Однако всегда как-то обходилось и порой получалось даже лучше, чем было задумано раньше. Да и хрупкость девицы для образа Золушки не помеха, а, напротив, неплохая находка. Золушка сама выглядит, как хрустальная. Вот и Предведение… Что Андрей затеял теперь? Или это очередное увлечение?
Через стекло воздушный шар иногда растягивался в яйцо. Появились свисающие вниз стропы, потом корзина, удерживаемая ими – вся громада медленно пошла ввысь, начав постепенно набирать скорость, восставая против притяжения земли. Настенные часы пробили полдень.
– Предлагаешь без кинопроб? – спросил Сергей.
– Пробовать не грех, но будет грехом – не утвердить. Кстати, настаиваю и на исполнении тобой роли короля. Вот и повоюем. Девушка неожиданно произнесла:
– Без проб сниматься не хочу.
Полосатый жёлто-зелёный шар, удаляясь, постепенно уменьшался, всё ещё маяча в пасмурном дневном небе. Листья, сорванные осенним ветерком с ближайших деревьев, вальсировали перед окном кабинета, становясь крупнее шара.
– Музыку закажем Быстракову? – спросил Сергей.
– Естественно, – нажимая на обе буквы «с», ответил Андрей.
Семёнов не мог оторвать взгляда от плавно танцующих листьев. С каждой секундой крепла мысль: коль небо покинут шар и листья, – оно сразу неотвратимо осиротеет. Зачем тогда огромное воздушное пространство, если в нём никто и ничто не летает?
– Ладно. В таком случае Татьяну рекомендую на роль феи, – согласился Сергей. – Но и у меня тоже будет условие. Согласен? Андрей испытующе почти в упор уставился на соавтора:
– Роль феи эпизодическая. Хорошо. Валяй насчет условия.
– Одну сцену ставлю сам, без согласования с тобой. Причем решаю единолично, какая именно это будет сцена.
Андрей плеснул минералки в стакан, залпом, точно водку, выпил и, уходя, на ходу промычал:
– Ну-ну.
– Ты актрису-то оставь! – крикнул вдогонку Семёнов. – Не знаю даже её имени!

В кабинет робко вошла костюмерша Надежда. Суетливо протянула несколько фотографий.
– Андрей Витальевич прислал, – пояснила она. – Фотограф просит и вас поторопиться. Костюм короля я приготовила.
Несколько веснушек, оживлявших приятное лицо Надежды, выглядели искрящимися.
Хоть сейчас в кадр! А почему бы и нет? Веснушки становятся особенно милыми осенью.
По застенчивому поведению Надежды Семёнов понял, что сказано ещё не всё. Она переминалась с ноги на ногу, выжидая. Сергей взял снимки. Внимательно перебрал по одному. Так и есть: фотопробы Золушки. Производственная работа. Смотрел подобные снимки не впервые, но каждый раз удивлялся тонкому искусству фотографа. Выбор позы, поворота головы, освещение, проработка деталей или, напротив, их умелая нивелировка – всё подтверждало высокий класс мастера. Так бы трудиться всем! Почему он не стал оператором?
Напрасно Андрей категорически высказывался против аристократизма Золушки.
На Семёнова смотрела настоящая принцесса – чистокровная аристократка, причём не в одном поколении. Даже в ветхом костюме простолюдинки. Но! Уже невозможно сомневаться: это именно она – Золушка! – и никакая Родопа или Луиза Лотарингская.
«Вот же прохвост!» – усмехнулся про себя Сергей. И спросил у Надежды:
– Сниматься хочешь?
Надя замялась. Напомнила об основных своих обязанностях костюмера. Нельзя, мол, отвлекаться. Начала на новом месте работать недавно, начальство поймёт превратно. Да и таланта лицедейки, слава Богу, у неё нет.
Заглядывая через плечо Семёнова на фотографии, она поинтересовалась:
– Светлану утвердите?
Сергей достал мегафон, нажал кнопку на нём и, развернувшись, шепотом произнёс:
– Не сомневайся.
Поверх мегафона добавил:
– Над нами тоже стоят некоторые, но на то Промысл Божий, всё будет, как надо.
Потом вернул мегафон на место и, делая равнодушный вид, спросил:
– Светлана – твоя знакомая?
– Мы подруги, – ответила Надежда и взяла томик Гоголя со стола Андрея. – Посмотреть можно?
Сергей разрешил, попросив аккуратней обходиться с закладками.
– Закладок нет.
Семёнов махнул рукой:
– Тогда тем более можно.
Это даже хорошо, что Надежда заинтересовалась книгой. Есть возможность уточнить кое-какие детали.
Девушка примостилась на диване. Сергей пересел к ней.
Надежда медленно листала страницы.
– Расскажи что-нибудь о Светлане, – попросил режиссёр. – Мне же надо знать её как человека, прежде чем снимать в роли Золушки.
Книга была без иллюстраций. Но Надя не переставала старательно листать страницу за страницей. Нашла удовольствие! Что там смотреть? Ни одной картинки, кроме портрета классика.
– Ой, вы знаете, Сергей Викторович! – воскликнула она. – Андрей Витальевич сегодня придумал Светке специфическое имя. Теперь она вовсе не Света, а Вера. Вера Золло! Якобы – для артистической карьеры. Представляете!
«Вот же шельмец! – подумал Семёнов. – Хоть бы посоветовался».
И искоса глянув, спросил:
– Не ревнуешь?
Надежда строго пронзила взглядом в ответ:
– Ну, нет. Со мной шутки плохи – я верующая. А вот Светку он, кажется, задурил.
– Это как?
– Просто! Зашёл и увидел её у меня. Слово за слово, потом вдруг стал на колени и понёс: «Вы – та, которая мне нужна, хоть умри. Хотите, сейчас умру прямо здесь? Или сдавайтесь». Света – девушка, конечно, бедовая; наслышана всякого о киношниках. Взяла – да и бухнула: «Умрите!». После чего Андрей Витальевич упал перед ней прямо на пол. Я подумала, что прикидывается. Но он продолжал лежать. Мы не обращали никакого внимания, болтали о своём; лежит – значит, устал; пускай отдохнёт. Прошло минут десять. Он не встаёт. Думаю, дай всё-таки посмотрю… Перевернула его лицом вверх. А оно бледное, как мелом намазанное. Светке говорю: «Что-то тут не так».
Трель телефонного звонка внезапно прервала рассказ Надежды.
Сергей поднял трубку. И, немного послушав, сказал:
– Да, да. Надя мне передала. Сейчас идём.
Семёнов деловито показал движением пальцев в сторону фотомастерской, что означало «звонит старый добрый волшебник!».
И дал понять, чтобы собеседница продолжала.
Надежда закрыла книгу и торопливо защебетала:
– Надо идти. Короче, Андрей Витальевич не приходил в сознание. Мы вызвали скорую… Врачиха осмотрела его и решила везти в больницу. Мы испугались ещё больше, особенно Светка. На носилках проворно унесли болезного в машину. Минут через десять Андрей Витальевич снова появился и… дай Бог памяти… с порога стал декламировать:

Я хочу, чтоб любила всегда!
В волосах ты носила б цветы.
Умоляю святых никогда
Не кончать той священной весны!

И как ни в чём не бывало, предложил Светлане роль Золушки. «Предведение требует», – прибавил он.
«Прохиндей! – опять подумал Сергей. – Вот почему девчонка была перепугана». И стал собираться к фотографу.
– Чьё стихотворение он прочитал? Явно не классика.
– Я тоже у него спросила. Сказал: Эммы Анчик, поэтессы с моей малой родины. Во всяком случае, знаю такую актрису.
– Ты ничего не рассказала о подруге. Чем она занимается?
– Хочет стать художницей. Много позировала местной знаменитости. Старик существенно помог ей в профессиональном отношении. Но недавно уехал из нашего города, – ответила Надежда и затем, положив томик Гоголя на место, похвалила:
– Умеют же у нас оформлять книги!

Свет юпитера мягко высвечивал на лестнице бегущую фигуру Золушки.
Волшебство кончилось. Часы пробили полночь. Девушка опять оказалась в грязном платье служанки.
Золушка заметалась от ужаса, когда перед ней гулко захлопывались тяжёлые литые врата.
Она мчалась к следующим, но и они за время бега успевали закрыться.
К каким бы воротам она, запыхавшись, ни подбегала – происходило то же самое: выйти из дворца не удавалось.
Девушка запрокинула голову и увидела затворявшиеся со скрипом ставни на всех окнах замка. Двор погружался в полный мрак. Это вызывало отчаяние.
Андрей крикнул в мегафон:
– Тыкву к лестнице!
Однако прожектор высветил не тыкву, а довольно крупный полосатый арбуз.
– Что за самодеятельность? – заорал Андрей.
Съёмочная группа оцепенела.
Семёнов, облачённый в костюм короля, из темноты властно бросил:
– Это та сцена, которую я ставлю самостоятельно! Не забывай о договоре.
Тем временем нарастал яростный рокот мотоцикла.
Юпитер мельком выхватил мчавшуюся фею. Подкатив к Андрею, фея облила его светом фары и прибавила газу. Вонючее облако дыма окатило режиссёра. У него непроизвольно вылетело:
– О, Гарпия благоуханных прерий…
Поравнявшись с арбузом, фея вырвала из ножен огромный кинжал и слёту рассекла арбуз пополам.
Дальше произошло невиданное.
Из арбуза стремительно выскочил Гоголь. Несколько семян, влажных и чёрных, прилипли, как мухи, к белому итальянскому пальто. Подвели пуговицы. Они предательски выскользнули из петель, отчего пальто начало развеваться по ветру – свободно, легко, романтично. Николай Васильевич, не останавливаясь, смахнул семена белой перчаткой с пелерины в самую ночь. В вечность!
Знаменитый остроносый профиль золотом блистал на фоне ночного мрака.
Писатель крепко схватил почти хрустальную руку Золушки. И они вместе понеслись к опускавшемуся воздушному шару.
Сразу несколько прожекторов упёрлись в огромное подбрюшье шара, где в самом центре дыры зелёные и жёлтые продольные полосы стремились собраться в одну точку, но окружность отверстия обрубила их, подобно тому, как мы, разрезая арбуз, первым делом удаляем верхнюю и нижнюю его части.
Андрей рявкнул в мегафон:
– Вера Золло, вернитесь!
Семёнов вырвал у него из рук мегафон. С размаху собрался разбить о землю, но подбежала Надежда и отняла аппарат.
– Андрей Витальевич, – взмолилась она. – Золушка должна же как-то выбраться из дворца! Иначе сказка не сложится.
Но Золушка вдруг замешкалась, неловко путаясь в платье: попала носком башмака в свежую дыру. Гоголь, несмотря на слабое от природы здоровье, одним рывком втащил её в корзину под шаром. А потом вонзил свой лирический тенор прямо в уши каждому участнику съёмочной группы:
– Оставьте, наконец, нас в покое!
Фея нарезала на мотоцикле круги вокруг шара, никому не давая подойти близко. Никто и не пытался, помня о её кинжале.
– Язви тебя в карбюратор! – простонал Андрей.
Над брусчаткой двора слегка покачивалась корзина. Тугие пучки строп тянулись вверх. Газовое ярко-оранжевое пламя звучно ударило во чрево шара.
Золушка попробовала перекричать шум пламени:
– Сергей Викторович, бегите к нам!
Но Семёнов с грустью отозвался из чернильной темноты:
– Король всегда должен оставаться во дворце. В этом его Божественное Предопределение.


Рецензии
Очень интересная глава.

Конечно, понравилось преломление истории Золушки- Родопы или Родопис сквозь призму замысла автора. Режиссеру,если он намерен поставить непростой фильм, нелегко показать все то,что он знает и хочет сказать зрителям. И в то же время именно кинематографический образ может быть настолько ярким и сильным, что заставит зрителя забыть об условности кино.

Гоголь появился не случайно, но пока не совсем понимаю почему.
У Гоголя в жизнь обывателя врывается чудесное, фантастическое, не всегда доброе, но все равно уводящее за пределы привычного мира.
Золушка, перед которой захлопываются двери, не может сбежать из дворца. А значит, сказка "вышла из-под контроля". И арбуз вместо тыквы - это еще ничего.
Интересно о Предопределении.

Спасибо Вам большое и всего самого доброго!

Вера Крец   10.06.2025 12:23     Заявить о нарушении
Вера, спасибо, дорогая.
В свою очередь я не понял, зачем зритель должен "забыть об условности кино"? Кино бывает, конечно, очень разным, но я предпочитаю то, которое более условно. Остальное же сильно отдает позитивизмом. Ведь позитивизм – теоретическая основа натурализма в искусстве; произведение может быть создано исключительно на объективно подтвержденных фактах. Иначе оно не достоверно. Поэтому позитивист отрицает художественный вымысел и творческую фантазию. Для братьев Гонкур и Золя написание романа есть разновидность клинического исследования. Неопозитивизм закономерно сблизился с материализмом и обрел особую популярность в интеллектуальной жизни России втор. пол. XIX – ХХ вв. Жив он и до сих пор.
Гоголь явился логично. Кто же мог бы помочь бедной Золушке, застрявшей во дворце? Только Николай Васильевич, добрая душа! Вот он и помог, появившись так, как мог появиться только Гоголь :-). Сказка не "вышла из-под контроля". Она стала развиваться по сценарию Семенова :-). А Гоголь заодно помог и ему.
Но вместе с тем, выяснилось, что ведущие наши гоголеведы не знают тембра его голоса. Такие сведения якобы не дошли до нас. Есть свидетельство, что голос был приятный, но какой точно - тайна. Вряд ли, конечно, у него был бас. Но был ли тенор или баритон - никто не ответил. Пришлось вынужденно осмелеть и присвоить ему лирический тенор, как у Собинова :-). А Вы как думаете: какой голос был у Гоголя?
Очень благодарен Вам за понесенные труды.
Сердечно -

Виктор Кутковой   10.06.2025 18:00   Заявить о нарушении
Ну что Вы, при чем здесь позитивизм и натурализм? Ведь я говорила совсем о другом.

Зачем зрителю забывать об условности кино? А разве читая о злоключениях Акакия Акакиевича или Неточки Незвановой,или последнее письмо Макара Девушкина Вареньке Доброселовой,мы не забываем о том,что это fiction, не переживаем, не плачем над их судьбами? И в кино так же. Хороший фильм заставляет нас забыть, что это фильм и поверить в происходящее на экране.

Ведь не будем же мы плакать над тем,в реальность чего не верим?

Как у Пастернака:

Когда строку диктует чувство,
Оно на сцену шлет раба.
И здесь кончается искусство
И дышит почва и судьба.

Да,конечно, интересно, какими были голоса Гоголя, Пушкина, Лермонтова и многих других.

Вера Крец   11.06.2025 00:14   Заявить о нарушении
Вера, спасибо за отзыв. Постараюсь доступно на него ответить.
Я же сказал, что кинематограф может быть разным. Одно дело фильмы Евгения Матвеева, а совсем другое - ленты Сергея Параджанова. У первого кино миметическое, а второго - символическое. Первое мне нравится меньше, а второе больше. Что объяснимо, наверное, моим приходом в литературу из живописи, в коей абсолютно не приемлю натурализма. О нем говорил в предыдущем комментарии.
Кстати, приведенные Вами примеры Акакия Акакиевича, Неточки Незвановой, Макара Девушкина и Вареньки Доброселовой к кино не относятся, поскольку все перечисленные герои принадлежат перу Достоевского. Да, эти произведения Федора Михайловича экранизировались, но при просмотре этих фильмов я не видел, чтобы кто-то проливал слезы. Значит, не дотянули они до таланта Достоевского?
Литература тоже делится на миметическую и символическую. Как и все искусство. В качестве альтернативы мимесису иногда рассматривают анаморфоз. Это техника перспективного изображения, которая создаёт странно растянутые, но геометрически точные изображения. Это не подходит к нашему случаю. В нашем случае речь предпочтительно вести о кодах.
Существуют коды специально придуманные (как азбука Морзе), а есть непридуманные, сложившиеся сами по себе (творческие коды А. Пушкина и Н. Гоголя, например). Творческие коды считываются (или не считываются) читателем, в зависимости от ситуации или способностей последнего. Поэтому у каждого писателя – «свой» читатель. Даже Пушкин при всей любви к Гоголю не смог до конца постичь код «хитрого малоросса», о чем писал и В. Набоков: «Если бы Пушкин дожил до “Шинели” и “Мертвых душ”, он бы несомненно понял, что Гоголь нечто большее, чем поставщик “настоящей веселости”».
Миметические произведения, о которых как раз говорите Вы, призваны делать читателя или зрителя соучастником происходящих событий. Ибо такая литература (шире - искусство) отражательная. И тогда действительно "Хороший фильм заставляет нас забыть, что это фильм и поверить в происходящее на экране". Но литература символическая приглашает читателя не к соучастию, а к созерцанию происходящего и к размышлению о происходящем. Такая литература уже не отражает, а познает мир (более активная авторская позиция). Чаще всего это восточная литература. Она не "диктует чувство", во всяком случае, обычное, "поврежденное первородным грехом", а возводит ум к сверхчувственному, через очищение ума и чувств. И если для автора, предпочитающего мимезис, «акт творчества демонстрирует умение художника выйти за пределы себя (“exstasis”, “исступление”), когда его душа проникает в мир запредельных сущностей» (Философский энциклопедический словарь / Под ред. А.А. Ивина. М., 2004), то в понимании художника, отвергающего мимезис, «схождение» (или «снисхождение») Бога осуществляется путем «выхода» из Его собственной сущности, но и «восхождение» человека к Богу неосуществимо без «экстаза» – без выхода за границы разума и всех чувств. Это не стереотип экстаза, не «неуравновешенная экзальтация, принимающая иногда болезненные формы», как пишут авторы означенной философской энциклопедии, а нечто иное, превосходящее обычную чувственность, выход за границы ради предельного очищения чувств и чувственности, а не их потеря. Душа тоже «выходит из себя» и устремляется к источнику благодати. «Исступление ума» – и есть ἔκστασις. «Исступление ума» – отнюдь не тупость, не тупик; нет, это состояние ума, пребывающего в пре-восходной степени, переходящее в новое качество, обретающее необычайную ясность и небывалую остротУ. Причем даже сверхчувственность находится в подчинении такого ума.
Поэтому не «душа проникает в мир запредельных сущностей» (этот Платоновский процесс познания «мира идей» свойственен светским художникам до сих пор), а художнику-христианину Бог дает откровение в его умозрительном мире. В первом случае индивид становится индивидуалистом, во втором – внутренний человек (ипостась), соработая Творцу всего сущего, выходит из внешнего (индивида) и становится со-творцом. Как писал ап. Павел о соотношении внутреннего и внешнего человека.
Простите, коль не очень понятно изложил Вам свои мысли. Но я старался :-). На эту тему можно говорить очень долго и много, но в предложенном здесь формате подобная беседа будет не совсем удобной.
Еще раз благодарю.
Сердечно -

Виктор Кутковой   11.06.2025 23:37   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.