Блок. Посещение. Прочтение

Посещение

   Голос

                То не ели, не тонкие ели
                На закате подъемлют кресты,
                То в дали снеговой заалели
                Мои нежные, милый, персты.
                Унесенная белой метелью
                В глубину, в бездыханность мою, —
                Вот я вновь над твоею постелью
                Наклонилась, дышу, узнаю…
                Я сквозь ночи, сквозь долгие ночи,
                Я сквозь темные ночи – в венце.
                Вот они – еще синие очи
                На моем постаревшем лице!
                В твоем голосе – возгласы моря,
                На лице твоем – жала огня,
                Но читаю в испуганном взоре,
                Что ты помнишь и любишь меня.
 
   Второй голос
 
                Старый дом мой пронизан метелью,
                И остыл одинокий очаг.
                Я привык, чтоб над этой постелью
                Наклонялся лишь пристальный враг.
                И душа для видений ослепла,
                Если вспомню, – лишь ветр налетит,
                Лишь рубин раскаленный из пепла
                Мой обугленный лик опалит!
                Я не смею взглянуть в твои очи,
                Всё, что было, – далёко оно.
                Долгих лет нескончаемой ночи
                Страшной памятью сердце полно.
                Сентябрь 1910
                С. Шахматово





Ал. Блок. Из примечаний к первой книге «Собрания стихотворений» 1911-ого года:
     « – Точно указано время и место писания под стихотворениями, которые я хочу подчеркнуть.»

     – «То не ели, не тонкие ели // На закате подъемлют кресты…» – Ср. :

                «…Всё та же ты, какой цвела когда-то,
                Там, над горой туманной и зубчатой,
                В лучах немеркнущей зари.
                1 августа 1908»

     В черновиках было ещё однозначней.
А.А. Блок. «Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ»:
     «
     Черновой набросок в ЗК28 (ЧН3 ЗК28) [Третий черновой набросок в Записной книжке №28]

                Если жь старостью сменится младость
                Как и встарь над зубчатой горой
                Для тебя моя тихая радость
                Разольется вечерней зарей.
     »
 
Из Примечаний к данному стихотворению в «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах» А.А. Блока:

     «
     Стихотворение навеяно образом "первой любви" Блока – К.М. Садовской (первый "голос" принадлежит Садовской, "второй голос" – Блоку) и ложным слухом о смерти Садовской (см. подробнее коммент. к циклу "Через двенадцать лет"). Ср. фрагменты прозаической записи (сентябрь 1910 г.), примыкающей к черновым наброскам стихотворения: «Однажды случайно доносится отрывок разговора: "Вы слышали, умерла К.С." ( ... ) Он не может спросить. Бросается за газетой. Подтверждается. (... ) Понемногу он погружается в синеву воспоминаний. По их нити он уходит в глубокую ночь, откуда возвращения нет» (ЗК. С. 172-173).
     М.А. Бекетова свидетельствует (подготовительные наброски для книги о Блоке):   «Первое впечатление этой юной любви отразилось даже в образе Прекрасной Дамы в стихотворении "Посещение". Первый голос – ее»;
     "К.М.С. была первым источником его поэзии" (записи приводятся во вступительной статье Л.В. Жаравиной к публикации писем Блока к К.М. Садовской – БС-2. С. 313).

– «...Вот они – еще синие очи // На моем постаревшем лице! –  "Синие очи" – характерная примета образа К.М. Садовской в восприятии Блока; ср. в стихах цикла "Через двенадцать лет": "Синеокая, Бог тебя создал такой"; "... синий, синий плен очей"; "Синий призрак умершей любовницы" .

– «...И остыл одинокий очаг.» – Автореминисценция из статье "Безвременье" (1906): "Нет больше домашнего очага.( ... ) Радость остыла, потухли очаги" (СС-8(5). С. 70) [СС-8(1-8) - Блок А. Собрание сочинений: В 8 т. / Под общей ред. В. Орлова и др. М.; Л., Гослитиздат, 1960-1963.].

     – «Я привык, чтоб над этой постелью // Наклонялся лишь пристальный враг.» – Реакция на эти строки матери Блока, А.А. Кублицкой-Пиоттух, ознакомившейся с рукописью "Посещения" в Шахматове в 1910 г., была непредсказуемой по своим последствиям. М.А. Бекетова свидетельствует: «Прочтя эти стихи, которые, по обыкновению, принес показать ей сын, Ал(ександра) Андр(еевна) решила, что "пристальный враг" – это она, и потому ей лучше уйти из жизни, чтобы не мешать сыну. Не долго думая, она отравилась, т.е. приняла весь запас вероналу, который привезла с собой из санатории на случай бессонницы. Когда веронал начал действовать, она позвала меня и все это мне объяснила. Я думала, что она умирает, но оказалось, что от веронала только временно отнимаются ноги и наступает состояние опьянения, напоминающее бред. ( ... )Разумеется, Ал(ександр) Ал(ександрович) уверил мать в том, что пристальный враг не она, [но это в сущности мало помогло ... ]» (ИРЛИ. Ф. 462. Ед.хр. 12. Л. 235). Ср. запись М.А. Бекетавой от 29 февраля 1912 г. (ЛН. Т. 92. Кн. 3. С. 628).

Другие редакции и варианты

     – «Как и встарь над зубчатой горой...» (ЧН ЗК28 ) – Реминисценция образов из ранних стихотворений Блока; ср.: "Там, над горой Твоей высокой // Зубчатый простирался лес" ("Сегодня шла Ты одиноко ... ", т. 1 наст. изд.).".
     »

     Мне не кажется, что Бекетова права (М.А. Бекетова свидетельствует (подготовительные наброски для книги о Блоке): «Первое впечатление этой юной любви отразилось даже в образе Прекрасной Дамы в стихотворении "Посещение". Первый голос – ее»…). Ключ к стихотворению остался в черновиках:

     А.А. Блок. «Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ»:
     «
              Я не знаю, я верить не смею, 
              Что ты можешь меня возвратить!
     »

    Напомню биографический источник всего трехтомника, всей поэзии Блока:
Ал. Блок. Из дневника 18-ого года о весне-лете 901-ого:
     «…В конце января и начале февраля (еще – синие снега около полковой церкви, – тоже к вечеру) явно является Она. Живая же оказывается Душой Мира (как определилось впоследствии), разлученной, плененной и тоскующей (стихи 11 февраля, особенно – 26 февраля, где указано ясно Ее стремление отсюда для встречи «с началом близким и чужим» (?) – и Она уже в дне, т, е. за ночью, из которой я на нее гляжу. То есть Она предана какому-то стремлению и «на отлете», мне же дано только смотреть и благословлять отлет).»
     И юный Блок поставил перед собой задачу: из плена – вырвать, тоску – рассеять, в наш мир – вернуть!
     Вот одно из первых стихотворений «Стихов о прекрасной даме»:

                «Тихо вечерние тени
                В синих ложатся снегах.
                Сонмы нестройных видений
                Твой потревожили прах.
                Спишь ты за дальней равниной,
                Спишь в снеговой пелене…
                …Разве воскреснуть возможно?
                Разве былое – не прах?
                2 февраля 1901»

     Но в конце «тома I» признает свою неудачу:

                «Вот он – ряд гробовых ступеней.
                И меж нас – никого. Мы вдвоем.
                Спи ты, нежная спутница дней,
                Залитых небывалым лучом.

                Ты покоишься в белом гробу.
                Ты с улыбкой зовешь: не буди.
                Золотистые пряди на лбу.
                Золотой образок на груди.

                Я отпраздновал светлую смерть,
                Прикоснувшись к руке восковой.
                Остальное – бездонная твердь
                Схоронила во мгле голубой.

                Спи – твой отдых никто не прервет.
                Мы – окрай неизвестных дорог.
                Всю ненастную ночь напролет
                Здесь горит осиянный чертог.
                18 июня 1904.
                С. Шахматово»

     И вот Она, как зимой 901-ого года, на несколько мгновений очнувшись от своего смертного сна опять напомнила о себе своему рыцарю:

                …Унесенная белой метелью
                В глубину, в бездыханность мою, –
                Вот я вновь над твоею постелью…

     Синие очи – «характерная примета образа» не только К.М. Садовской.
Вот царица из мира северных королевств:

                «…У царицы синие загадки»

Вот К.М.С.:
                «…синий, синий плен очей»


Вот Незнакомка:
                «Шлейф, забрызганный звездами,
                Синий, синий, синий взор.
                Меж землей и небесами
                Вихрем поднятый костер.»

И опять Незнакомка:

                «И перья страуса склоненные
                В моем качаются мозгу,
                И очи синие бездонные
                Цветут на дальнем берегу.»

Вот дама из всемирного града:

                «…Входит ветер, входит дева
                В глубь исчерченных зеркал.
 
                Взор во взор – и жгуче-синий
                Обозначился простор…»

А вот вполне земная Коммиссаржевская:

                «Что' в ней рыдало? Что' боролось?
                Чего она ждала от нас?
                Не знаем. Умер вешний голос,
                Погасли звезды синих глаз.»

И вот ещё одна синеокая:
В.П. Веригина. «Воспоминания»:
     «Центром нашего круга игры была блоковская Снежная дева. Она жила не только в Н. Н. Волоховой, но в такой же мере и во всех нас. Не один Блок был «серебром ее веселий оглушен, на воздушной карусели закружен, легкой брагой снежных хмелей напоен», но также и Городецкий, Мейерхольд, Ауслендер и другие. Той же Снежной девой была Вера Иванова с сияющими голубыми глазами. Именно у нее был «синий, синий взор», и у ее шлейфа, тоже «забрызганного звездами», склонялся поэт Городецкий.»

     Я бы здесь сделал акцент просто на цвет – синий. «Синий» для Блока это сакральный цвет. Цвет (утерянного?) рая… И у постаревшей героини глаза – «ещё синие»…

     – «Вот они – еще синие очи // На моем постаревшем лице! В твоем голосе – возгласы моря…» – постаревшее лицо его богини, воспоминание о море у него самого – это память об Италии. Я думаю, что именно там Блока при виде очередной картины с мадонной осознал, что у него и архангела Гавриила были сходные задачи: пробудить в обыкновенной женщине высшую сущность, но Гавриилу это удалось, а его Любочка принять свою высшую суть…

Блок. Из неотправленного письма:
   «...меня оправдывает продолжительная и глубокая вера в Вас (как в земное воплощение пресловутой Пречистой Девы или Вечной Женственности, если Вам угодно знать)...»
… она отказалась.
    Л.Д. Из неотправленного письма:
    «...я Вам никогда не прощу то, что Вы со мной делали все это время – ведь Вы от жизни тянули меня на какие-то высоты, где мне холодно, страшно и ... скучно!»

И ср. в Итальянских стихах «Успение»:

                «…Уже не шумный и не ярый,
                С волненьем, в сжатые персты
                В последний раз архангел старый
                Влагает белые цветы…»

     Такой же постаревший бессмертный херувим, как постарела бессмертная  Лучезарная.      

     – «Я привык, чтоб над этой постелью // Наклонялся лишь пристальный враг. И душа для видений ослепла…» – Ал(ександра) Андр(еевна) поняла эту строчку совершенно неверно. К 1910 году Блок начал полагать, что его “душа для видений ослепла…”, но так-то он давно привык, что по ночам:

                «…Для иных ты – и Муза, и чудо.
                Для меня ты – мученье и ад.
 
                Я не знаю, зачем на рассвете,
                В час, когда уже не было сил,
                Не погиб я, но лик твой заметил
                И твоих утешений просил?
 
                Я хотел, чтоб мы были врагами,
                Так за что ж подарила мне ты
                Луг с цветами и твердь со звездами —
                Всё проклятье своей красоты…»
Что по ночам:
     «…К ноябрю [1901 года] началось явное мое КОЛДОВСТВО, ибо я ВЫЗВАЛ ДВОЙНИКОВ («Зарево белое…»)»  [выделено Блоком].(Блок. Из дневника 18-ого года).
Двойники… «…все они рыщут в лиловых мирах и, покорные его воле, добывают ему лучшие драгоценности – все, чего он ни пожелает: один принесет тучку, другой – вздох моря, третий – аметист, четвертый – священного скарабея, крылатый глаз…» (Ал. Блок. «О современном состоянии русского символизма»)
     А “враги” эти ночные посетители, потому что главная их задача – задача всех двойников, всех мидианок, всех незнакомок, всех метелей и разных соловьиных садов – стать искусом и преградой, стать наградой за измену его своему долгу, своей миссии – измене вот этой, чей голос вдруг пробился к нему.

А.А. Блок. «Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ»:
                «
                Виновата ли я, что гонима
                Снежной вьюгой, далеко ушла?
                Виноват ли и ты, мой любимый,
                Что другая тебя увела?
                »

     – «Если вспомню, – лишь ветр налетит, // Лишь рубин раскаленный из пепла // Мой обугленный лик опалит!» –  конечно, вполне возможно, что это видение из параллельного мира – мира Андрея Белого. Из его стихотворения «Аргонавты»:

                «…Зовет за собою
                старик аргонавт,
                взывает
                трубой
                золотою:
                «За солнцем, за солнцем, свободу любя,
                умчимся в эфир
                голубой!..»

                Старик аргонавт призывает на солнечный пир,
                трубя
                в золотеющий мир.

                Все небо в рубинах.
                Шар солнца почил.
                Все небо в рубинах
                над нами.
                На горных вершинах
                наш Арго,
                наш Арго,
                готовясь лететь, золотыми крылами
                забил.»

     (Именно на них – на аргонавтов, оставлял своё служение Блок.)
     Но мне кажется, что «…рубин раскаленный из пепла // Мой обугленный лик опалит!» – драгоценный камень, который слепит, гасит воспоминания о Лучезарной – он из видений Ада, куда один из “двойников” изредка захаживал… Или его регулярно затягивало:

                «…И мрак был глух. И долгий вечер мглист.
                И странно встали в небе метеоры.
 
                И был в крови вот этот аметист.
                И пил я кровь из плеч благоуханных,
                И был напиток душен и смолист…
 
                Но не кляни повествований странных
                О том, как длился непонятный сон…
                Из бездн ночных и пропастей туманных…
                31 октября 1909»
 
     И именно поэтому, что святым видениям не победить этих сладостных для него кошмаров, он не смеет…

                Я не смею взглянуть в твои очи,
                Всё, что было, – далёко оно.
                Долгих лет нескончаемой ночи
                Страшной памятью сердце полно.

     Сердце полно страшной, сладкой памятью о других мирах:

                «День догорел на сфере той земли,
                Где я искал путей и дней короче.
                Там сумерки лиловые легли.
 
                Меня там нет. Тропой подземной ночи
                Схожу, скользя, уступом скользких скал.
                Знакомый Ад глядит в пустые очи.
 
                Я на земле был брошен в яркий бал,
                И в диком танце масок и обличий
                Забыл любовь и дружбу потерял…»


     и о других женщинах:

                «…И под смуглым огнем трех свеч
                Смуглый бархат открытых плеч,
 
                Буря спутанных кос, тусклый глаз,
                На кольце – померкший алмаз…»

     И давно погас свет его Зари, свет очей его Девы, свет его Купины… Помните? –

                «…Белая Ты, в глубинах несмутима,
                В жизни – строга и гневна.
                Тайно тревожна и тайно любима,
                Дева, Заря, Купина.
                1902 г.»