Без амбиций! Я жил тогда в Одессе пыльной Глава 6

Глава 6.  Семейный бизнес

 Обстоятельства последних выходных, как распрямляющаяся пружина, неумолимо толкали меня в объятья Листенгортов. Да он и сам не стоял в стороне, а снова очутился на моем пути, на полном серьезе утверждая, что случайно оказался под институтом к самому завершению занятий.

- Мне показалось, что вы вчера ушли от нас обиженным, - начал он разговор, отведя меня в сторону, - вы посчитали, что вас покупают? Это не так! Мы увидели в вас человека порядочного, без хитростей и расчёта, поэтому отнеслись, как к родному. А если пожурили немного, так опять же из-за ответственности, то же самое сделали бы, не приведи господь, явись Майка в подобном виде. Ну? Мир? - он протянул мне руку и тут же продолжил:
- Хочу поговорить с вами о деле. Знаете, по-английски это звучит- бизнес. Слово в этой стране не приветствуется, хотя во всем мире человек, делающий бизнес- это уважаемый человек, - мы медленно поплелись по знакомому переулку. Листенгорт приобнял меня за плечо. Я, склонившись, слушал его. Со стороны могло показаться, что профессор наставляет своего ученика, благородно и неспешно, говоря то, в чем безоговорочно уверен, - зарабатывать деньги в той или иной степени должен каждый человек, и делать это ему приходится на протяжении всей жизни. Честно заработать, что в этом плохого? Я знаю, вы не разделяете мою мысль, а напрасно. Многие из ваших товарищей подрабатывают на товарной станции, на консервном комбинате, вы же не станете их осуждать? Получается парадокс, тяжелый грязный труд приветствуется, а интеллигентная подработка, кажется чуждой и непорядочной? Вы не находите здесь противоречий? Вас смущает, что работу предлагаю я, а не государство? Оно просто не поспевает за растущими потребностями. Известно, скажем, что у нас очень трудно поймать такси, вам приходилось пользоваться частником?
- Нет, - ответил я. По правде, я и такси пользовался всего лишь раз, добираясь с вокзала.
- О боже! - он даже замедлил шаг, ужасаясь моей провинциальностью и пытаясь подобрать более доходчивый пример, - Хорошо, давайте иначе. Одни люди покупают картошку в овощном магазине, другие - на рынке. В магазине дешевле, но хуже. Кто хочет вкусней, платит больше. Старушка поняла это, купила картошку в магазине, посадила у себя в огороде, вырастила, и теперь зарабатывает на жизнь. Разве можно ее осудить? У государства не украла, никого не обманула, руки не выкручивала, заставляя купить. Все честно и, заметьте, поощряемо правительством. Я правильно говорю?

Я продолжал молчать. Мы неспешно подошли к парадной его дома. Он поднял голову и, глядя мне в лицо, продолжил:
- Вы хорошо молчите, редкое качество для человека ваших лет. И все же, подумайте! Это, как говорится информация к размышлению. Будете готовы, заходите, расскажу о деталях. Речь не идет о чем-то незаконном, зато могу обещать, что нуждаться вы не будете. У вас есть две недели поразмыслить.

Он протянул руку, мы простились:
- В субботу с самого утра Лорд на вас. Вы с ним сдружились, это, опять же в вашу пользу, - прокричал он мне вслед, уже со ступеней парадной.

Наши тренеры оказались хорошими психологами. Обучив стартовать, они точно рассчитали, что худо-бедно, каждый доберется до финиша. Так и вышло. Мы неплохо выступили, заняв третье командное место. Нас премировали годовыми абонементами в бассейн и зачетами по физподготовке, а самое главное - закончились еженедельные тренировки.

Жизнь потекла по-новому. Шесть дней в неделю я грыз гранит науки, а по выходным в стоптанных туфлях и с хозяйским зонтом выгуливал чужую собаку. После разговора с Листенгортом чувство беспокойства и азарта не покидали меня, есть в легких деньгах гнусная притягательная сила. К тому же жизнь продолжала тыкать носом, в раздевалке бассейна у меня сперли стипендию. Взяли вежливо, из нагрудного кармана рубашки, не опустившись до звенящей в брюках мелочи.

Думать о предложении, суть которого оставалась не ясна, было сложно, и я перекладывал эту затею со дня на день...

… По воскресеньям в квартире со скошенным мансардным потолком мы с Майкой продолжали фасовать опиум для больных горожан. Относилась она ко мне несерьезно, постоянно подтрунивая над застенчивостью, и выудить у нее что-либо не получалось. Болтали о всякой ерунде. Ей непременно хотелось доказать, что я еще ребенок:
- Ты с девчонками хоть целовался? - начинала она.
- Целовался, - лгал я.
 - А не врешь?
- Чего это вы девчонки только об этом и думаете?
- А вы разве не об этом?
- Мы о другом.
- Неужели о другом?

И все в таком духе, обо всем и не о чем. Серьезный разговор не клеился, не умела она сосредотачиваться, кидаясь из крайности в крайность. Но все же кое-что разузнать удалось. Квартира эта под самой крышей принадлежит Майкиному дяде, папиному старшему брату, гараж и «Волга» тоже его. Дома он не бывает вовсе, что-то ищет или строит, пропадая в экспедициях. Майкин дед - известный одесский доктор, а вот папа совсем не врач, а фармацевт, заведует аптечным складом. Видимо поэтому, расфасовывая гомеопатические пилюли, она частенько вкладывает в пакеты упаковки вполне традиционных импортных препаратов. И тут уже совсем непонятно, гомеопатия идет в нагрузку к дефицитным лекарствам или наоборот. Алик, к приходу которого по воскресеньям мы спешим все расфасовать, племянник папиного друга Ефима Григорьевича. Он и разносит все собранное пациентам. Вот и вся коммерция семейного клана Листенгортов. Куда здесь планируют приторочить меня, оставалось загадкой…

В воскресенье возвращались Листенгорты. С обеда над городом опустился туман. Маяк тревожно зарычал, напоминая, что здесь-таки город-порт. Погода своим видом смахивала на нелетную, и мне пришлось вечером взять Лорда на себя. С прогулки мы воротились, когда хозяева уже были дома. В прихожей стоял чемодан и две привычные коробки. Открыв дверь, Майка упорхнула на кухню. Папаша висел на телефоне, мама что-то напевала из ванной. Мы с Лордом замерли у порога.

- Подожди минутку, папа хотел с тобой поговорить, -  выглянув в прихожую, сообщила Майка. Листенгорт тем временем что-то живо доказывал своему абоненту:
- От этого государства долго бегать не получится, я же предупреждал... Что я предлагаю? Я предлагал месяц назад, но вы сказали- дорого! Можно было положить его на обследование, протянуть полгодика, но он умчался с подружками в Крым, компания ему была важней... Теперь он узнает, что такое казарма, а нам предстоит найти замену. Нет-нет. После того, как его доставили с милицией, об этом никто и говорить не станет... Что я могу? Попробую, чтобы не попал в этот контингент ограниченных. Нет, про «рядышком» лучше не загадывать...

Заметив меня Листенгорт, тише говорить не стал и дверь не прикрыл, из чего следовало, что информация эта хоть и косвенно, но касалась меня. Чуть позже на кухне, по-еврейски замысловато он изложил суть дела. Платить будем, но не скажем, сколько, как выйдет. Работы немного, но могут быть ситуации, нужно быть готовым. В дело берут не всякого, доверие нужно заслужить, но выйти никто не пытался. Дальше, чтобы узнать детали, требовалось мое твердое- да! Не обнаружив в себе решимости отказаться, я дал согласие.

Теперь коротенько, так сказать, по тезисам. Мне предстояло заменить Алика, который год назад, посчитав, что ухватил Бога за бороду, бросил институт и шустрил по мелким поручениям на отцовском авто. Жил на широкую ногу, делал долги и отдавать не собирался в принципе, а про священный и вовсе позабыл. А военкомат помнил. Он-то и устроил охоту на несчастного с повестками, нарочными и нарядами милиции, заставляя уклониста искать прибежище по друзьям и знакомым. Долги государству рано или поздно приходится возвращать. Вот и нашли самострела на Молдаванке в кровати администраторши кафе «Горизонт», смыли солдатским мылом остатки ее «Шанеля», а бром помог на время позабыть аппетитные формы сердобольной подруги. «Хорошо хоть не посадили», - коротко высказался о произошедшем Листенгорт.

Если отбросить некоторые принципы строителей коммунизма и под иным углом взглянуть на заповеди божьи, то дело выходило безобидное и в чем-то даже благородное - два раза в неделю разносить пакеты с лекарствами по адресам. От меня требовалась: конфиденциальность, объясняющаяся врачебной тайной; вежливость, объясняющаяся солидностью представляемых мною людей; финансовая чистоплотность, которую и объяснять нет необходимости, ибо деньги любят счет, а деньги Листенгорта любят его с особым трепетом. «Вы начните, там разберемся!»-  таким себе почином, благословил меня на дело глава семейного клана.


Продолжение   http://proza.ru/2023/12/26/482