Певчие. Часть шестая

   
   Пришла зима. Холодная, сильная, строгая. Морозы все закрыли снегом, волшебным инеем одели все вокруг, сковали морской берег, на котором ребята на коньках катались. Родители, конечно, волновались.

    И взрослые, и дети коньки достали, лыжи. На берегу крутом вдоль моря ребята целый день, как с горки скатывались вниз на санках. Все были рады. Такой зимы уж не было давно.

   Все ждали Новый год и Рождество. Готовились. Храм празднично сиял в гирляндах. И это красоту не убирали. Оставили на свой Престольный праздник. К нему митрополита ждали.

   И вот настал тот день. И певчие, и прихожане оделись все красиво. И исполняли лишь простые песнопенья, чтоб все смогли им подпевать. Конечно, волновались.

   На праздничный обед отец Василий всех пригласил. С едой и выпивкой велись беседы, которые кончаться не хотели. Певчих за стол не посадили. Они, как зрители сидели в стороне. Они должны дать небольшой концерт, поэтому и ничего не ели, ждали.
    А есть хотелось. Певчие смотрели, как гости радостно общаясь, шутили, подымали рюмки с поздравленьем. На певчих не смотрели, а если вдруг и взглянут - в глазах мелькнет усмешка.

   И внезапно, в один момент все вдруг замолкли. В эту минуту митрополит себе наполнил рюмку и молча выпил. Один.

   Все с удивлением застыли. И он все понял. И в этой тишине спокойно объяснил, что молча выпил за Российский флот, за наших моряков. Конечно, все заулыбались.

   И наконец настал момент для певчих. Торжественно и строго они спели, вернувшись на свои места, сидели, терпеливо ждали, когда их пригласят за общий стол. Но их не звали. Немного подождав, Виктория, не объясняя ничего, оделась и ушла. За нею все ушли, кроме Марины.

   Марина дождалась. Не пожалела. Она не только хорошо поела, выпила... Она целый пакет еды с собой взяла. Верней, ей матушка дала.

   Марина не хотела понимать ушедших. "Ишь! Прет гордыня! Могли б и подождать! Это нам выйдет в бок" - подумала она. И по-другому думать не могла.
 
   С начальством ссориться - безумье. И это правило с рожденья в ней жило.
 
  "Я - начальник. Ты - дурак" - распределение ролей, и это значит - не лезь куда тебя не просят; значит - живи спокойно.

   Быть в стороне от всякой власти. Не лезть в конфликт. "Дальше от царей - голова целей" - все это с нею родилось и в ней жило. Законы власти, планы, их решенья - вся эта "Жизнь других" шла параллельно, и не верить власти - значит сохранить свое пусть скромное, но благополучие.

   Её мама, как и многие другие читать, писать не научилась. А зачем? Она готовила прекрасно, умела шить, вязать... Зачем ей эти буквы! И некогда ей было.

  Нужно было пережить гражданскую, вторую мировую, коллективизацию и голод, родить одиннадцать детей, ("как из жопы выплюнутые" - грубо сказала сама Марина).
 
   Зачем еще читать! Зачем ей узнавать чужие мысли, чужую жизнь! Ей некогда и не интересно.
 
   Вот если бы, она сытая и благополучная во всем... сидела у окна, была б бездельницей, то есть без дела... Тогда бы от безделья , чтоб чем -нибудь заняться, взяла бы в руки книгу.
 
   Её мама, дочь старшая в семье все младших помогала подымать. Всех десять младшеньких сестренок и мальчишек.

 
   Однажды один из них упал из люльки и "убився". Она, уснув, не уследила. Её не наказали. Только немного поругали. Одним больше, одним меньше... Осталось десять. Этих бы поднять.


   - Мне стыдно, что я вас не накормил - отец Василий на следующий день устало им сказал. - Вы молодцы. И спели вы прекрасно. Меня не подвели. -  И дал им премию. И стало все легко, понятно... И раздражение исчезло. И дело не в деньгах! Все дело в пониманье...

   Только жена отца Василия Матирина подпортила сей мирный договор. Она при встрече пригласила певчих доесть еду, которой осталось очень много, а то, придется выбросить.

    Вот так. Приходите. Доедайте. Уничтожающе звучит. И разговоры о "Святом семействе" - так за спиной все называли их семью, по новой вспыхнули и разгорались.

   Конечно, семью отца Василия частенько обсуждали. Все наблюдения передавались из уст в уста. Только Эмилия в этой великой болтовне участия не принимала. Не только не хотела... Не могла...

   Ей часто снились сны. Не просто сны. Сны - откровенья. И отец Василий ей снился иногда. Он с нею говорил доверчиво и просто; о том, что вера не просто так дается человеку, что червь сомненья иногда грызет и убивает, что понимает - он далек от идеала.

   Эмилия воспринимала сны, как откровенья человека, который доверяет только ей. И говорить - болтать об этом стыдно. Болтать - это предать. Она не предавала.
Во сне ей все преподносили, как глупому наивному ребенку, который многое не понимает, которому  чуть чуть приоткроют духа истинную суть. И эти силы и радуют, и направляют, и  властвуют над ней.

    Во сне отец Василий признавался... он ищет идеал и в поисках своих блуждает. И идеал, к которому стремится - он должен соответствовать божественному проявлению.
    Идеал - это ответ на вопрос "Кто ты?" "Каким ты быть обязан", это - путь к вечности, это единственный путь сохранения человека, сохранения нашей Земли. Иначе мы сожрем сами себя и всех вокруг.
 
    Шел он с чистым сердцем к людям, и падал в собственных мечтах, и падал он в своих глазах, и спрашивал себя ни раз - о Боже! Не оставляй меня...

   Эмилия только на исповеди рассказывала отцу Василию о своих снах. И почему-то плакала. И сердцем понимала беспомощность свою что-то исправить. А сны опять её не покидали.

   Отец Василий брал её голову в свои теплые ладони и его слова - Прощаются тебе твои грехи... - были для неё надеждой...

   Доверять свою голову чужим рукам - это доверять свою жизнь. И мало кто способен это сделать. Риск велик.
 
   Только собаки  доверяют, пряча свою голову в родных ладонях.   

Конец шестой части.