Глава 6

Серафима то позиционировала себя лёгкой и непринуждённой актёркой, то славилась якобы мудрым опытом прожитых лет. Близнецы с их двойственной природой непонятны, кажется со стороны, никому из личностей, это та самая категория зодиакальных знаков, которых стереотипно описывают психологи, смешивая всех остальных с ими же назначенным эталоном, где сам себя не можешь знать на сто процентов, а других тем более. Психологам отчего-то думается, что сплошь и рядом одинаковые, с тригеррами травм, а причинами упомянутых всегда являются 777 бывших, бросивших тебя мордой об асфальт, властная мама не понимала и заставила тебя идти в ею придуманную профессию, а отец подвешивал к потолку, а появившийся на смену отчим насиловал с молчаливого одобрения боящейся остаться одной матери с бешенством матки.
 Героиня театрального романа ничего подобного не унаследовала, даже аллергии на кошек, хотя мужчину не считала нужным заводить, пока он как следует о своём плохом поведении не подумает. Да в смысле, всякий ж знает, что тому, кто умеет ждать, достаётся самое лучшее. Отцу и матери она лет в 15 ясно дала понять, что не озабочена девственностью до свадьбы, спокойно относится к сексуальной революции, как и к ночёвкам вне дома, на сеновалах, у лучших, или вроде бы ставших таковыми, друзей. И при этом добавила, что не факт, что мисс без царя в голове замуж никто не возьмёт, а Дюймовочку с американскими тараканами в голове унесёт Принц с серебряными крыльями на остров «Вечной любви». Ещё более, чем вышеупомянутые сказки, она не любила бредовые идеи выдать её замуж за сыновей маминых подруг, папиных друзей – абьюзеров, передавших на вечное поселение своим потомкам важность и неумение слушать другого больше, чем себя любимого.
Арлекин испытывал стресс каждый день, час и минуту с тех пор, как посвятил необыкновенную Серафиму в тайну своего имени и рудимент оберегаемой династии. Не понимал он и не ощущал действий с её стороны и горячечных, одичавших противодействий со своей. Ему казалось, что у него слепые глаза, чалые, подчиняющиеся свету сильнее, чем любимой девушке, была бы возможность её когда-то увлечь. Взгляд, опирающийся на счастливую монету, серебряную, нарисованную хмурым дождём. А чужое счастье всегда вызывает зависть и желание противоестественно шутить и дурачиться, когда в душе не упёрся в стену, накрывает неземное чувство облачности и пудровой застенчивости. И ты куришь за углом, увидев этих двоих, причём они оба чудачатся, один вышагивает, как цапля, читая наизусть какую-то, сотканную из непонятных, заумных слов дребедень, а другой делает вид, что ему интересно, да – да, плавали, знаем… И тут твоя зубастая улыбка замирает на губах, потому что смехотворный товарищ заговаривает.
- Когда ты написала в записке Арлекин, я минут десять искал глазами по списку новь прибывших студентов того счастливчика, что идёт с тобой на свидание.
Серафима не рассмеялась, не сделала стабильного, трогательного жеста, когда пожимают мужчине руку или касаются его холодеющего от скверной выходки плеча. Она будто и не услышала шага навстречу, призыва о помощи, либо не проявила интереса, якобы считала, что Бартоломео не достиг уровня близкого знакомства, иначе говоря жалела, что поспешила и сдала назад позиции.
Девушка продолжала трещать о Данте, теме интенсивно и горячо ей близкой и преданной, а Бартоломео про себя высчитывал, выстраивал стратегию сближения, сцепления душами со столь юной особой, младше его на 7 лет, а увереннее и грамотнее на все 15. Пьеру расплывчато соображал, где они могли познакомиться, но ещё менее представлял себе, как и почём выставит эту дурёху на торги своего блестящего – как ему казалось, конечно! – и разбойного остроумия. Вот – вот, сейчас наступит подходящий момент, Бартоломео опустит взор, а вульгарная девка его, напротив, примет, тогда Пьер и подойдёт, пристыдит двоих, для усиления эффекта прикуривая, будто заправляет в крутую тачку бензин… Открывая глаза, он заметил, наконец, что момент упущен, а парочка испарилась с горизонта.