Сэр Роджер

               
                Быль №1

В дни строительства большого дома в семье наших неутомимых строителей жила собака по имени Роджерс. Вообще-то его настоящее имя было Роджер. Но в стране, в которой они жили, было принято к имени добавлять ещё частицу «с». В знак уважения. Такая культурная была эта страна. Частица «с» означала слово «сэр». И чтобы не произносить его слишком часто, сократили это слово до одной буквы и стали приставлять его к имени. К женским именам «с» не добавляли, потому что не назовёшь же девушку сэром.  А сэриха звучит неблагозвучно и даже как-то обидно.

Поэтому наш Роджер был сэром Роджером, или попросту Роджерсом, и отзывался только на имя с приставкой «с». Он чувствовал в себе благородную кровь предков – породистых такс, хотя по отцовской линии за ним числилось несколько поколений дворняжек и один Джек-Рассел. Доверял он только хозяевам: Гарри-Грозному и Зое-Смиренной. И также с благосклонностью относился к их детям Андреусу-Старшему и Сергуну-Младшему. И не дай Бог если Андреус-старший по ошибке или забывчивости называл Роджерса Роджером. В таких случаях сэр Роджер мог целый день игнорировать Андреуса и делать вид, что не замечает его. Это говорила в нём кровь благородных такс, которые признавали к себе только уважительное отношение. Исправить положение могла только большая мозговая косточка, вынутая из супа. Когда она оказывалась у Роджерса в зубах, он забывал нанесённую ему обиду и отходил в сторону, чтобы с упоением грызть аппетитное костяное лакомство.

От мозговой кости его мог оторвать только поход за камнями. Дело в том, что для строительства дома требовалось очень много камней, о чём мы говорили раньше, и их приходилось таскать с берега залива, а иногда даже заходить в воду и выковыривать камни из песчаного дна. А это было любимым занятием Роджерса. В его родословной по отцовской линии явно прослеживался охотничий пёс-утятник, поскольку наш Роджерс страшно любил плавать и особенно нырять. И если он нырял, то обязательно выискивал на дне подходящий по размеру камень, хватал его зубами и, вынырнув на поверхность, тащил к строящемуся дому и складывал в отдельную кучку. Таким образом, он участвовал в общем деле строительства, вносил, так сказать, свою лепту. Он очень хотел, чтобы дом был скорее построен, и он получил бы в нём свой привилегированный угол.

Он так старался натаскать побольше камней, что в спешке, при очередном переходе от залива к дому, случайно проглотил очередной камень. Камень был довольно большой, гладкий и скользкий от тины. Он почти выпадал из пасти и, чтобы поправить положение, сэр Роджер шире открыл пасть и сделал резкое движение головой вперёд, надеясь таким образом жёстче закрепить камень в зубах. Однако камень прошёл немного дальше, попал в глотку, и сразу же наш бедный Роджерс непроизвольно проглотил его. К несчастью никто этого не заметил. Роджерс подошёл к своей кучке, долго стоял перед ней, но камень из него не выходил. Он очень расстроился, погрустнел и целый день ходил с неприкаянным видом и опущенной головой.

На другой день ему стало совсем плохо. Он ничего не ел. И даже свою любимую мозговую косточку ни разу не лизнул. Он уже не принимал участия в таскании камней из залива и грустно смотрел на всё происходящее, а потом и вовсе зашёл в чайный домик, лёг под кровать и никого к себе не допускал. А когда к нему тянули руки, даже огрызался: мол, не трогайте меня, мне и так плохо. Если бы он мог говорить, он, конечно же, всё рассказал, что с ним случилось. И от этой невозможности сказать он ещё больше расстраивался и грустнел. А лаять было бесполезно и больно.


Зоя-Смиренная первая почувствовала неладное и предположила, что Роджерс съел что-то нехорошее. Её догадка была близка к истине. Но что делать никто не знал. «Надо везти его к собачьему доктору, – предложил тогда Гарри-Грозный, – боюсь, что мы ничем ему не поможем». На том и порешили. Ехать нужно было в соседний городок Токмус, который находился от них в пятнадцати километрах. Хорошо, что у них была старая бензиновая таратайка по прозвищу «Москитыч». Гарри-Грозный крутанул стартёр, и двигатель «Москитыча» завёлся с пол-оборота. Сэра Роджера завернули в суконное солдатское одеяло, посадили на заднее сиденье и повезли в «Токмус» к собачьему доктору.

Всю дорогу Роджерс сидел тихо и от боли прижимался к спинке сиденья, с надеждой и страданием поглядывая на своих хозяев. Гарри-Грозный вёл таратайку с предельной скоростью, чтобы успеть на приём к собачьему доктору.

Собачий доктор оказался солидным мужчиной с густыми чёрными усами, загнутыми кверху так, что кончики усов сходились у крыльев его большого бульбоподобного носа.

– Такс, такс, такс, – говорил он, как бы рассуждая сам с собой, – значит сэр Роджер… И вы говорите, целый день таскал камни. Очень достойное занятие для сэра… И камни складывал в кучку. А потом вдруг ему стало плохо. Такс, такс, такс… И ничего не ест при этом.

Роджерс своим собачьим чутьём почувствовал большое доверие к этому большому черноусому дяде в белом халате и в подтверждение его последних слов попытался даже пролаять. Но лай получился слабым, хриплым и отдавал болью в животе.

– Такс, дорогие мои друзья, – потирая руки, произнёс собачий доктор, – сделаем ка мы вашему сэру Роджеру рентген желудка. И посмотрим, нет ли в нём посторонних предметов.

Роджерс с мольбой в глазах посмотрел на собачьего доктора и понял, что спасти его может именно этот незнакомый, но очень симпатичный мужчина в чистом белом халате. Его отнесли в большой кабинет, уложили на длинный белый стол, подвели под его брюхо непонятный для его собачьего понимания аппарат, который время от времени жужжал, как майский жук, и через какое-то время наш симпатичный доктор появился с большими чёрными шуршащими листами и, глядя сквозь них на свет, произнёс:

– Ну что ж! Как я и предполагал, ваш Роджерс давеча съел довольно приличный камень. Переварить его он вряд ли сможет и вот теперь бедняга мучается. Посмотрите сами на снимки, на них хорошо просматривается не малых размеров булыжничек, который он выловил со дна Рижского залива.

– И что же нам теперь делать? – в полной растерянности вопросил Гарри-Грозный.

– Сейчас мы отнесём его на операционный стол, – развеял недоумение хозяев собачий доктор, – сделаем наркоз, чтобы наш бедолага Роджерс ничего не почувствовал, и достанем из его животика этот камушек.

– Будете резать? – спросила Зоя-Смиренная.


– Другого способа нет, – ответил на это собачий доктор. Но вы не беспокойтесь, операция эта простая. Через неделю ваш Роджерс будет, как огурчик.

Когда сэра Роджера принесли из операционной, он только-только отходил от наркоза и видел всё, как сквозь туман. На фоне белых стен слабо вырисовывались контуры человеческих фигур, среди которых он различал и собачьего доктора с чёрными, загнутыми вверх усами, и Гарри-Грозного, и Зою-Смиренную. Все они, судя даже по расплывчатым очертаниям, улыбались. И тогда сэр Роджер тоже попытался изобразить улыбку на своей собачьей морде. И, похоже, это ему удалось, потому что окружавшие его люди стали улыбаться ещё шире и, в конце концов, даже рассмеялись.

– Чем мы можем Вас отблагодарить? – спросили у собачьего доктора хозяева Роджерса. – Вы ведь, можно сказать, спасли нашу любимую собаку – сэра Роджера.

– Чем отблагодарить? – переспросил собачий доктор. Вы знаете, я так рад, что смог так быстро разобраться в ситуации, определить причину недомогания вашей замечательной собачки и помочь ей, что всё это и является для меня наградой, и самое большее, что вы можете для меня сделать, это пожать мне на прощанье руку.

– Подождите, – вдруг прервала его Зоя-Смиренная, – в нашем «Москитыче», в котором мы приехали, есть копчёный угорь. Он попался к нам в сеть два дня назад. Это очень редкая рыба для наших мест. А в копчёном виде это большой деликатес и вкуснятина. Гарри-Грозный сам коптил её на своей самодельной коптилке. И мы готовы преподнести его Вам в знак благодарности.

– Не может быть! – воскликнул на это собачий доктор, – вы даже не представляете себе, друзья мои, что для меня нет ничего вкуснее на свете, чем копчёный угорь. Я готов отдать за него всё моё состояние. Хотя у меня кроме собачьей клиники ничего нет. Я мечтал о копчёном угре всю свою жизнь. И мне трудно поверить, что я, наконец-то, вкушу это непревзойдённое кушанье.

Когда Зоя-Смиренная принесла длинный свёрток из пергаментной бумаги и развернула его пред лицом собачьего доктора, то комната наполнилась благоуханием свежекопчёной царственной рыбы, и глазам предстал большой, жирный и лоснящийся золотой кожей угорь. Усы собачьего доктора сначала выпрямились в одну линию, потом завернулись кольцом вниз, а потом опять вверх.

– С вашего позволения, – произнёс собачий доктор дрожащим от волнения голосом, – я его, красавца, тут же и съем. Если вы, конечно, не будете возражать.

– Что Вы, что Вы, – в один голос отозвались Зоя-Смиренная и Гарри-Грозный, – ешьте на здоровье в своё удовольствие. Мы будем только рады за Вас.

Недолго думая, собачий доктор широко открыл рот и стал целиком поедать копчёного угря, проталкивая его головой вперёд и тщательно прожёвывая большими белыми зубами.  Это было незабываемое зрелище. Через минуту весь угорь был поглощён вместе с хвостом. Собачий доктор вытер от жира руки, промокая их в стерильное вафельное полотенце, и, оборачиваясь к своим кормильцам, удовлетворённо произнёс:

– Чрезвычайно вкусно, друзья мои, ублажили вы душу старого доктора. Не ожидал я такого праздника в своей жизни. За что благодарствую и низко раскланиваюсь.

А сэр Роджер в знак всеобщего довольства и благорасположения пронзительно тявкнул и лизнул руку собачьего доктора. Его рука пахла чем-то необычным и явно съедобным, чего Роджерс ни разу в жизни не едал.

Собачий доктор ласково погладил своего пациента по круглой и гладкой голове и произнёс:

– Извините, дражайший сэр, что я не поделился с Вами своим пиршеством, но Вам сейчас, после операции, есть ни в коем случае нельзя, особенно копчёных угрей. Давайте ему только пить. А завтра можно жидкую овсяную кашу. И только через неделю, не раньше, можно и копчёного угря, если, конечно, он попадётся к вам в сети. И главное, сэр, старайтесь больше не глотать сырые камни со дна Рижского залива.

Роджерс всё понял и в знак согласия даже кивнул головой.

С тех пор ему больше не позволяли носить камни для строительства дома, а поручали только охранять отмеченную деревянными вехами территорию. Службу свою он нёс исправно: лаял на появление посторонних людей, бродящих в округе в поисках то ли грибов или ягод, то ли янтаря, то ли голубой глины, или просто так шляющихся без дела, гонял соседских котов, забредающих на его территорию, или лис, промышляющих в поисках добычи. А однажды подрался даже с местным енотом, который изловчился укусить его за нос. За это сэр Роджер задал ему такую трёпку, что енот больше ни разу не появлялся на вверенной ему территории.

За свою исправную службу Роджерс получал три раза в день порцию различной еды. Это могла быть и каша с жареной салакой, и мясная похлёбка, приправленная овощами, и ещё всякая всячина, которая присутствовала и на столе хозяев. С ним делились на равных. Ведь как-никак, но он был сэром Роджером, а не каким-нибудь захудалым псом.

И только спустя много лет, когда Роджерс стал умудрённым опытом пожилым псом и жил в новом, построенном его хозяевами доме, в котором были заложены и его, принесённые в свой время из залива камни, ему однажды на большом фаянсовом блюде, расписанном фамильными вензелями, преподнесли нечто неслыханно вкусное, жирное и лоснящееся. Он помнил этот запах. Ему сразу же привиделся большой и симпатичный собачий доктор в белом-белом халате, с чёрными, загнутыми вверх усами, которые своими острыми кончиками упирались в большой толстый нос, похожий на зрелый баклажан. Он вспомнил, как этот добрый доктор с аппетитом поглощал преподнесённого ему копчёного угря и как после этого гладил его по голове своей тяжёлой и аппетитной рукой. От неё пахло точно так же, как от поданного ему блюда.

И сэр Роджер подумал: «Как же стало мало в Рижском заливе угрей и как редко они попадаются в сети. Но если уж попадаются, то их обязательно коптят и делятся с самыми близкими людьми. А иногда и с собаками».

А Гарри-Грозный и Зоя-Смиренная, а также их повзрослевшие дети, которые нередко навещали своих родителей, с улыбкой и умилением смотрели на своего Роджерса, за обе щеки уплетающего копчёного угря, попавшегося к ним в мережу всего второй раз за их долгую жизнь.

Продолжение следует: http://proza.ru/2024/01/14/687